мама вспоминала как сказку. В конце 30-х годов в семье мамы начались неприятности. Самолет, которым управлял дед, упал во время учебного полета на лес. Дед получил серьезную травму головы.
Война прошла кровавым рубежом по судьбам миллионов советских людей. Мама ее называла не иначе как "проклятая война". Она всю жизнь помнила тот страшный день - 22 июня 1941 года. Было воскресенье, и мама проснулась позже обычного - в школу не нужно
было идти. К открытой двери подошла бабушка, очень бледная. Прислонившись к притолоке двери, она произнесла только одно слово: "война". Очень быстро ее забрали на фронт, а вскоре привезли домой с тяжелым ранением позвоночника. Она лежала на досках. Дед с 11-летней мамой ухаживали за ней, постепенно поднимая доски со стороны головы. Немцы наступали. Дед ушел воевать. Маму с больной бабушкой отправили в эвакуацию, в Среднюю Азию. Добирались они почти два месяца, в товарном вагоне. На развилках часами, а то и днями ждали, когда пройдут эшелоны на фронт. Их привезли в Киргизию, в г.Ош. Зимой бабушка умерла. Деда отпустили с фронта на похороны. Похоронив жену, он сразу вернулся в свою часть. Мама осталась одна, в чужом краю, среди чужих людей. Только в 11 лет можно решиться на такую опасную авантюру - одна, пешком она отправилась в Ташкент. Шла она целый месяц, в основном ночами. Мир не без добрых людей, они давали ей приют. В Ташкенте она, подобно другим подросткам без родителей и документов, попала в "приемник-распределитель" (кажется, так называлось это "учреждение"). Ее направили в ФЗУ (фабрично-заводское училище), поселили в общежитии. В училище получали общее среднее образование и рабочую профессию. Маму учили на фрезеровщика. В училище она играла на мандолине в оркестре, действовавшем на правах коллектива художественной самодеятельности. Навестить ее приезжал дед, потом он снова уехал на фронт. Мама считала, что ее отец пропал без вести. После окончания ФЗУ ее направили на завод "Ташсельмаш" (если я помню верно). Отработав положенный срок фрезеровщиком, мама перешла на работу в Таштрам, где и встретила моего отца.
Вся остальная ее жизнь не принесла ей радости. Она не была счастлива с отцом. Во второй половине 60-х годов мама заболела раком и умерла через несколько лет. Занимаясь домашним хозяйством, она к концу дня очень уставала. Почти упав на кровать, она говорила: "Фу-у, наконец-то, день кончился... Теперь можно отдохнуть..." Она не умела себя беречь и не думала о своем здоровье. Мама часто болела и быстро старела.
Отец постоянно пропадал на работе, и мама вынуждена была проводить вечера в одиночестве. Иногда она брала меня с собой, и мы прогуливались до улицы Сорокульской (не ручаюсь за правильность написания названия этой улицы). Там, перед известным на весь район магазином "Космос", прямо от железнодорожного моста, росли цветы, стояли скамейки. Мама садилась на скамейку и смотрела на "петухов", как она называла эти большие красные цветы с острыми, крепкими листьями. Я гулял, бегал рядом. Потом мы возвращались домой. Часто, я был единственным существом, с которым она могла поговорить. Она мне много рассказывала о своей жизни. Плохо, что я не запомнил всего рассказанного ею...
Мама была православной. Она крестилась в Свято-Успенском соборе в Ташкенте в зрелом возрасте. Ее крестной стала пожилая соседка со второго этажа "балхоны".
Всего не расскажешь, да и не нужно. Мама была обыкновенной женщиной. Она не была идеальной... Но, она, если можно так выразиться, вложила в меня душу, пробудила во мне творческое начало... Без нее меня вообще не было бы, и в прямом, и в переносном смыслах...
Мама прожила всего 40 лет. Последние месяцы она ужасно мучилась, от невыносимых болей спасали уколы.
Бабушка. Отец. Сестра
Сегодня я очень жалею, что в свое время невнимательно слушал рассказы бабушки, не расспрашивал о ее детстве, молодости.
Об этом периоде ее жизни в моей памяти остались отдельные фрагменты. Но, к моему счастью, она рассказывала о себе и другим. Бабушка родилась в Молдавии в г. Бендеры в зажиточной еврейской семье землевладельца или, выражаясь современным языком, крупного фермера. Прадед мой выращивал и продавал овощи, но, не исключено, еще что то из фруктов и, возможно, виноград. Бабушка закончила женскую гимназию, играла на пианино. Ее муж, мой второй дед, был музыкантом, аккордеонистом, руководил оркестром. В 1940 г. бабушка с мужем и маленьким отцом жила в Бухаресте. Затем они вернулись в Молдавию. Началась война. Дед ушел на фронт. Больше бабушка его не видела. Она всю жизнь хранила извещение о том, что он пропал без вести. Бабушку с отцом, тогда, естественно, еще ребенком, отправили в эвакуацию, в Среднюю Азию. По дороге поезд бомбили немцы, ее контузило, она почти оглохла. Где то в пути она обменяла золотое обручальное кольцо на буханку хлеба. В Ташкенте она с отцом-подростком оказалась в Таштраме, "коллектив" которого в значительной мере состоял из бывших заключенных и всякой околокриминальной публики. Над ней издевались, ее оскорбляли, унижали, заставляли мыть полы в общежитии вместо других. "Жидовка! Еврейка!" - было обычным обращением к ней. В Таштраме бабушка проработала много лет: кондуктором, контролером. Но, по душе ей пришлись обязанности рассыльной. Ее уважали, ценили, фотография бабушки висела на доске передовиков в Таштраме. Она получала маленькую зарплату. Потом ей назначили такую же маленькую пенсию. Она подрабатывала у знакомых "богатых" евреев, чтобы чем то помочь семье. Конечно, они с мамой иногда ссорились. Но, бабушка всегда, и тогда, когда мамы не стало, отзывалась о ней с большой теплотой. После смерти мамы она заменила мне и сестре мать. Умерла бабушка в возрасте 80-ти лет, прожив долгую и непростую жизнь.
Отец тоже родился в Молдавии в г. Бендеры. Он был моложе мамы на несколько дет. В Ташкенте, в Таштраме ему тоже пришлось пережить немало унижений. Однажды, рассказывала мама, его избили таштрамовские хулиганы. Все это, видимо, и предопределило его выбор: он пошел работать в милицию. Он хорошо плавал, уверенно владел приемами самбо. Работая в милиции, он часто дежурил, ездил в командировки. А когда бывал дома, предпочитал читать книги. Общаться, рассказывать о чем либо он не любил. Между тем, "милицейской романтики" на его долю выпало предостаточно: ему довелось просидеть сутки в мусорном ящике "в засаде", дожидаясь преступника, и даже тащить на себе обнаруженный в какой то квартире уже разлагающийся труп. К 50-ти годам его голова была совершенно седой.
Смерть мамы стала для нас страшным ударом. Не мне судить моих родителей. Но, сегодня я думаю, что, наверное, отец не все сделал, что мог, чтобы дать возможность маме пожить еще немного. К сожалению, в милиции отец пристрастился к выпивке. Систематический прием алкоголя, курение, легкомысленное отношение к своему здоровью значительно сократили ему жизнь. Он умер в 55 лет, переболев в разное время и язвой двенадцатиперстной кишки, и туберкулезом.
Сестра моложе меня на шесть лет. Быть может, я был не очень хорошим братом, хотя, наши отношения не отличались от отношений братьев и сестер в других семьях. Я был не лучше и не хуже большинства братьев. В детстве мы играли, баловались, дрались, сестра плакала, мама меня ругала. Сегодня сестра уже взрослая женщина. Она живет в Ташкенте. Она замужем, у нее двое детей, внуки.
"Улица". Базар. Праздники
Здание РОВД, калитка и торцовые квартиры "балхоны" выходили на улицу Червякова. По ней растянулась трамвайная линия. У здания управления РОВД росло несколько полузасохших тополей. Неширокий арык был одет в бетонные берега. Перпендикулярно к улице Червякова примыкала улица Весны, а по улице Весны, между частных домов пролегала незаасфальтированная дорога. Покрытый асфальтом тротуар шел только с одной стороны - вдоль здания КПЗ, под нашими воротами и дальше продолжался перед домами. Рядом с тротуаром протекал арык с земляными, сырыми берегами, по внутреннему берегу арыка выстроился ряд невысоких кривых деревьев. Арыки, проходившие по обеим улицам, соединялись за углом, образованном забором между зданиями РОВД и КПЗ. Через улицу Червякова под трамвайной линией была проложена труба, продолжавшая проток арыка с улицы Весны. Летом, в разгар фруктового сезона, труба постоянно забивалась отходами фруктов, бахчи и другим мусором. Образовывалась запруда, вода разливалась и доходила до трамвайной остановки, находившейся на улице Червякова. Трубу прочищали, граждане по прежнему бросали в арыки отходы и мусор, и она забивалась снова.
По улице Червякова проходил трамвай N5, шел дальше к Зеленому базару, там поворачивал налево в сторону улицы Рисовая.
Но, вернемся к нашему дому. На другой стороне улицы Червякова, правее, располагался небольшой гастроном и отдельно - хлебный магазинчик.
За гастрономом было свободное пространство. Там, мужчины, купив спиртное, рассаживались на корточках кучками, и, "приятно"беседуя, пили вожделенные напитки. Мы, мальчишки, собирали брошенные ими бутылки. И, если они были целыми, сдавали их в гастрономе по 10 коп. Счастливые, мы бежали к распложенному недалеко киоску и покупали мороженное.10 коп., если мне не изменяет память, стоило фруктовое (клубничное) мороженное, 9 коп. - молочное, 11коп. - кофейное, пломбир был мне уже "не по карману" - он стоил 13 коп. Позже дешевые сорта мороженного исчезли, появилось "Ленинградское" мороженное по 20 коп.
"На улице" летом мы проводили довольно много времени. Я ловил стрекоз, бабочек. В тополях водились древесные жуки - "короеды" (так мы их называли). Страшные, с острыми челюстями-"щипцами" и длиннючими усами, они прогрызали ходы в стволах тополей.
Деревья постепенно засыхали, во время сильного ветра падали, обрывая линии электропередачи, и мы часто сидели без света. Преодолевая некоторый страх и отвращение, мы ловили "короедов" Они, конечно, скоро гибли.
Какой восточный город без базаров? Базары - яркая страница жизни Средней Азии, Ташкента. Мы любили Госпитальный базар, ходили и на Зеленый базар, который находился ближе, но был беднее. Мама часто брала меня с собой, когда нужно было что-то купить на базаре. Чтобы доехать до Госпитального базара, мы садились на "5-й" трамвай и проезжали несколько остановок... Железные высокие ворота базара были всегда открыты. Внутри, сразу за входом - большой комиссионный магазин, в нем продавалась одежда, и мама всегда заходила в него "посмотреть". Слева иногда продавали пирожки, мороженное. Дальше мы проходили прямо или влево, и попадали в мясной и рыбный отдел. В большом зале было холодно, обоняние раздражал неприятный рыбный запах. На стене висела схема разделки туши с указанием сортов мяса в различных частях тела
