БРАТЬЯ ПО ОРУЖИЮ

прорывалась наружу. Может, он из штрафников был? Не знаю точно. В общем, странные они были, как ни крути.
  Где-то около часа  они с командиром и его замами совещались, потом уже обратили внимание и на меня:
  - Лейтенат, ходи сюда, дело есть.
  Майор отвел меня в сторонку и низким, с хрипотцой, голосом продолжил:
  - Давай сейчас с тобой сходим, сооретнируемся на местности, прикинем что к чему. Лады?
  - Так точно, товарищ майор, - я решил общаться с ними строго по уставу. Мало ли что...
  - Молодец. Микола! - позвал он капитана Найденова.
  Капитан своей пританцовывающей походкой подошел к нам и вопросительно посмотрел на Смоленцева. Тот глянул на часы, потом на меня и наконец снова на капитана:
  - Давай с лейтенантом прогуляемся. Снайперы в сумерках не работают.
  - Добро, Батя. Андрюха с нами?
  - Нет, у него тут свои дела. Давай пять минут на сборы и выдвигаемся.
  Через полчаса мы уже были на месте. Полк наш занимал позиции в северной части завода "Красный октябрь", на территории которого вот уже который месяц шли бои с переменным успехом, ни мы, ни немцы не могли взять его под полный контроль. Собственно от самого завода мало что осталось, полуразрушенные корпуса зданий были прибиты серым, грязным снегом и черной гарью от дымящихся развалин и подбитой техники. Мороз стоял нешуточный, снег противно скрипел под ногами. Мы скрытно подошли к бывшей проходной и залегли неподалеку в воронке от разорвавшейся авиабомбы. Начинало смеркаться, но видимость еще была вполне приемлемая. Майор достал оптический прицел, снятый со снайперской винтовки, и смотрел сквозь него как в бинокль. Капитан, прищурясь, тоже молча и как-то отвлеченно всматривался вдаль, потом вдруг по-блатному сплюнул сквозь зыбы и процедил:
  - Итиль, мать его...
  - Не пыли, Микола, - отозвался Смоленцев, не отрываясь от оптики, - в прошлый раз осилили, осилим и в этот раз.  
  - Добро, командир.
  Я никак не мог понять, про что они говорили. Что значит - в прошлый раз? Во время Гражданской войны что ли? Так он тогда назывался, кажется, Царицыным, да и слишком они молоды, чтобы воевать в Гражданскую. И причем тут Итиль?
  - Итиль - это старое название Волги, - не удержался я.
  И тут они вдруг оба повернулись и удивленно посмотрели на меня. Найденов слегка толкнул майора локтем:
  - Гляди-ка, Батя, образованный нашелся!
  - Да нет, - усмехнулся тот в ответ, - скорее всего прикидывается.
  Они оба заржали. Наконец майор сжалился надо мной:
  - Ладно, лейтенант, смотри сюда.
  Он показал рукой на разрушенный почти до основания третий заводской корпус, где раньше, до войны, производили нержавеющую сталь:
  - Вы со своей разведгруппой подойдете вплотную к этому зданию и слегка пошурудите. Там у немцев что-то вроде опорного пункта, человек пять-шесть, не больше, так что особого сопротивления ждать не стоит. Двигаться будете скрытно, вдоль насыпи, как достигните развалин - заляжете. В случае чего - вызывайте минометный огонь. Особо не геройствуйте, нам надо минут двадцать, после этого  отходите на свои позиции. Дальше уже мы сами. Понятно?
  - Так точно.
  - Молодец! - он хлопнул меня по плечу, - пошли обратно, выдвигаемся завтра в пять утра.
  Вернулись в расположение, я рассказал своим о предстоящей операции, вкратце объяснил что к чему. С половиной из них к тому времени уже полгода вместе воевали, так что долго разжевывать не пришлось.
  - Все путем, командир, чай, не первый год замужем.
  Сходил к командиру полка, должил о готовности, на обратном пути не удержался и заглянул в гости к прибывшим разведчикам. Майора на месте не было, два капитана сидели на сдвинутых кроватях и не спеша о чем-то вполголоса переговаривались. Рядом лежали их вещмешки, немецкая форма и оружие: МП 40, винтовка "Гевер 41" с оптическим прицелом, "Вальтер" и два "Люгера".
  - Заходи, лейтенант, - Найденов придвинул ногой стул и поставил его между кроватями, вопросительно глянул на Литвинова, - Может остограммимся? А, Андрюха? Пока Бати нет?
  - Давай, на сон грядущий, - ответил капитан, взял свой вещмешок, вытащил оттуда банку тушенки, галеты, одним движением открыл ножом банку. Тем временем второй капитан поставил на стул посуду и взял в руки фляжку, разлил по кружкам:
  - За Победу! Настоящий армянский коньяк, как у товарища Сталина!
  Тепло мгновенно разлилось по телу, накатило волной безмятежности, ощущением уюта и мимолетной радости. Все на секунду отступило куда-то далеко-далеко, на потом, словно бы и не было никакой войны там, в разрушенном, мертвом городе, стоящем на берегу реки.
  - Лейтенант, тебя как зовут-то? - спросил вдруг Найденов.
  - Федор.
  - Федор, - нараспев протянул он, - Федор - это хорошо.
  - Что ж хорошего? - не понял я.
  - Батю тоже зовут Федором.
  - Да? - удивился я, - а почему вы его зовете Батей?
  - Ну как почему? Он нам всем и вправду заместо отца, - ответил капитан.
  Слышать это было очень странно, потому как разница в возрасте у них была не велика, самое большее лет пять. Словно бы прочитав мои мысли он улыбнулся и продолжил:
  - Сам-то я точно не знаю, но вот знающие люди говорят, что Батя еще с Карпатской Горы пришел вместе со Славеном. Я с ним в первый раз встретился в Киеве, у Святослава, он уже тогда витязем был. Мы вместе на хазар ходили, сначала на Саркел, потом уже и на Итиль, - капитан неопределенно кивнул головой вокруг , - потом на Неве со шведами тоже вместе бились. А на Куликовом поле уже и с Андрюхой познакомились, он тогда литовцем был.
  - Я и сейчас литовец, - отозвался Андрей, - по материнской линии.
  - Брат его, Дмитрий, тогда полком Правой руки командовал, а мы посередине стояли. А потом, как говориться, пошло-поехало. Ну что, еще по одной?
  Он опять разлил в кружки обжигающий напиток и мы снова выпили.
   - А у тебя как с этим дела обстоят, Федор?
  - Да ты что, Микола, не видишь что ли, у парня это все по первому разу, - усмехнулся Литвинов.
  Я все никак не мог не мог понять, правду ли они говорят или посмеиваются над молодым "летехой", и все ждал когда они рассмеются и таким образом все станет ясно. И я, честно говоря, даже не знал как на это реагировать и понемногу начинал злиться на них. Возомнили себя бог знает кем, поди ж ты...
  Тут в коридоре раздались шаги и в комнату вошел майор, увидел меня, мгновенно оценил положение и загремел своим басом:
  - Это еще что такое? Лейтенант, вас что, команда "отбой" не касается?
  Я вскочил как ужаленный и вытянулся, что называется, "в струнку".
  - А вам, товарищи капитаны, тоже напомнить, что значит дисциплинарный устав Рабоче-крестьянской красной армии? Опять своими баснями мозги людям пудрите? Он нам завтра нужен с ясной головой и в твердой памяти. Что вы ему тут уже наплели?
  Они медленно поднялись на ноги, виновато поглядывая то на меня, то на Смоленцева.
  - Да ладно, Батя, мы ему просто правду сказали, - сказал Найденов и тут оба капитана не выдержали и прыснули со смеха, - Ты уж нас извини, лейтенант, не бери в голову. Чай, не при Грюнвальде....
  Козлы! Я вернулся в свое распоряжение, все мои бойцы уже спали, кроме нашего снайпера, Егорова, который сидел на кровати возле тумбочки и при свете керосиновой лампы писал письмо домой. Я знал эту его слабость и не возражал, тем более что, несмотря на свой субтильный вид, он был великолепным стрелком, чемпионом Москвы, и не раз спасал нам жизнь. Не раздеваясь лег на кровать, из головы никак не выходил этот разговор с капитанами, черт бы их всех побрал. Что-то было в нем такое, что не походило на ложь.
  - Егоров! - сдавленным шепотом позвал я, - а ты ведь до войны кажется на историка учился?
  - Так точно, товарищ лейтенант, в Уральском государственном технологическом университете на историческом факультете.
  - А скажи тогда мне такую вещь - что такое битва при Грюнвальде?
  - Грюнвальдская битва? - удивленно переспросил он, - Это битва между соединенным польско-литовским войском и Тевтонским орденом, произошла она в одна тысяча четыреста десятом году и закончилась полным разгромом крестоносцев, после этого они так и не смогли оправиться от поражения. Самое интересное то, что в этой битве участвовали три смоленских полка, они единственные, кто не обратился в бегство, когда крестоносцы ударили своим знаменитым клином, и это в конечном итоге и решило исход битвы, хотя смоленцы почти полностью полегли там.
  - Вон оно что, - удивился я, - у майора тоже фамилия Смоленцев.
  - Совпадение, наверное, - отозвался Егоров.
  - Наверное...
  На следующее утро встали в пять, в предутренних сумерках выдвинулись на позиции. Проверили вооружение и обмундирование, сверили часы. Майор и капитаны, одетые в немецкую форму, повились словно бы из ниоткуда:
  - Ну что, лейтенант, все готово?
  - Так точно, товарищ майор.
  - Ну тогда начинаем, - он вдруг хлопнул меня по плечу и добавил, - Может, еще увидимся...
  И они все трое скрылись во мгле.
  - Вот такая история, - дед затушил папиросу и уставился в пепельницу невидящим взглядом. За окном ярко светило майское солнце, играла музыка, мы по-прежнему сидели у него на кухне и пили армянский коньяк, так особенно им любимый.
  - Ну, - не утерпел я, - дальше-то что?
  - Дальше? А что дальше? Больше я их не видел. Но знаешь, что самое интересное? Когда четвертая танковая армия немцев пошла на прорыв, следуя этому своему плану "Винтергевиттер" и прорвала нашу оборону, то вдруг им навстречу ударила наша вторая гвардейская армия в составе двух стрелковых и одного механизированных корпусов, только что специально переброшенная из резерва Ставки. За один день немцы потеряли почти всю свою технику и сорок тысяч пехоты и вынуждены были отойти назад. Потом уже была операции "Малый Сатурн" и "Кольцо", окружение и капитуляция.
  Дед снова замолчал, возникла длинная, неловкая пауза и я, чтобы как-то отвлечь его, спросил:
  - А ты их искать не пробовал после войны?
  - Кого?
  - Ну, этих разведчиков - майора и двух капитанов.
  - Пробовал, но безрезультатно. Они ж к наркомату внутренних дел относились, а там такая секретность, что упаси бог. А вот смотри, что мне вчера по почте пришло.
  Дед встал, вышел в коридор, где у него на стене была  прибита небольшая полочка со стационарным телефоном, потому как дед упорно не признавал сотовые, открыл справочник и протянул мне поздравительную открытку ко Дню Победы. На рисунке был изображен Сталин, цветы и даты с сорок первого по сорок пятый годы - в общем, все как обычно. Обратного адреса на открытке не было, а на оборотной стороне красивым, убористым почерком с сильным нажимом было написано:
  - С Днем Победы, лейтенант!