Крэш-тест (сценарий), вторая серия

ней и Дима (с сумкой в руке), смеясь, выбегают из леса к избушке.  Таня открывает дверь и вбегает в избушку.  За ней входит Дима.

Ин-камера.
В сумрачном освещении единственного маленького оконца Дима видит двух мужчин.  Один из них («Первый»)  держит Таню, зажав ей рукой рот.  Стоящий рядом второй («Второй») приставил большой армейский нож к горлу Тани.  Проникающий в окошко закатный солнечный луч освещает и блестящий нож, и белоеТанино лицо с широко раскрытыми в ужасе глазами.
 
«Второй»  (негромко, смотря Диме прямо в глаза).  Сто…ять.  И не вздумай шутить.  Если что – она труп.  Вот нож – вот горло.
Дима.  Почему горло ?  
«Второй.  Можно и переставить.  Предпочитаешь к животику ?
Дима.  Хочешь – переставляй.

«Второй», хмыкнув, слегка отводит нож от горла Тани и начинает опускать его вниз.  Выпущенная Димой тонкая струя срезает лезвие ножа, отбрасывая при этом в сторону руку «Второго».  Тот мгновенно вынимает второй рукой другой нож (поменьше). Дима снова выпускает струю – она отрезает «Второму» кулак вместе с ножом они падают на пол (пальцы продолжают сжимать рукоять ножа и немного шевелятся).  «Второй», громко охнув, смотрит вниз на свой кулак с ножом, на свою руку, из которой хлещет кровь. Оглядевшись, он кидается к лежанке, хватает там одеяло и плотно закрывает им свою культю.  Он громко стонет от боли.

Дима.  И не вздумайте шутить.  (обращается к «Первому»)  Что стоишь… Отпусти её.

Аут-камера.
«Первый» отпускает Таню – с выражением ужаса на лице она отпрыгивает к Диме и прячется за его спиной, не отводя глаз от кулака на полу.  «Второй», прижав к груди искалеченную руку, садится на лежанку, откидывается е стене, закрывает глаза и стонет.  Видно, что он испытывает неимоверную боль.

«Первый».  Идиот.  Мы бы не тронули её.
Дима.  Он убеждал в противоположном.  Что стоишь – дай ему обезболивающее, у тебя ведь есть.

«Первый» достаёт из кармана небольшой футляр с заправленным шприцем, садится рядом со «Вторым» берёт его руку («Второй» стонет и вяло сопротивляется), взрезает своим ножом рукав и вкалывает «Второму» лекарство).  Дима снимает со стены моток тонкой верёвки и бросает её «Первому».

Дима.  Перетяни руку, а то кровью изойдёт.

«Первый» начинает накладывать жгут на руку «Второго».  «Второй» стонет, мычит и вяло дёргается.

«Первый».  Значит, ты нас не убьёшь ?
Дима.  Надо будет – убью. (Таня с ещё большим ужасом смотрит на Диму)  Но пока не хочу.  Будет зависеть от твоих ответов.  Не поверю – убью.  Может быть и по частям.  Мне терять нечего.  Вы, и те на вертолёте – одна команда ?
«Первый».  Да.
Дима.  На кого работаете – ЦРУ ?
«Первый».  «Моссад»
Дима.  Евреи ?
«Первый».  Кто ?
Дима.  Ну, вы двое.
«Первый».  Зачем… православные.
Дима.  Что бы сделали со мной ?
«Первый».  Усыпили.  В вертолёте стальные контейнеры для твоих сжатых кулаков.  Чтобы ты струями резал себя.
Дима.  Когда вернётся вертолёт ?
«Первый».  Мы должны выйти на связь.
Дима.  Выйдете, когда мы уйдём.  И кулак прихватите, может быть, найдёте где пришить.  В снег его положите.
«Первый»  (хмыкнув).  Добрый.
Дима.  В меру.  Но если что – убью.
«Первый».  Про обезболивающее откуда знаешь ?
Дима.  Мало ли фильмов про коммандос.  Таня, бери наши полушубки, шарфы, ушанки, варежки – те брезентовые с мехом.  Всё за моей спиной.  И замок тоже - на гвоздике висит.  И выходи на улицу.

Таня срывает со стены и с полки всё, что требуется – и выбегает.  Дима, не спуская глаз с «Первого» и «Второго»,
пятится к двери, выходит из избушки, и закрывает за собой дверь.

Дима  (не отрывая глаз от двери протянув руку назад).  Таня – замок.

Таня вкладывает ему в руку замок со вставленным в него ключом, и Дима запирает дверь.

Таня  (растерянно).  Ты и вправду убил бы ?
Дима  (зло).  Оказывается, они пугали.  А мне что – нельзя ?!
Таня.  И ты убил бы ?
Дима.  Откуда я знаю.  Не знаю. Одевайся.  … Танечка.  Надо спешить.
Они быстро утепляются и уходят за избушку. Их провожают взглядами сидящие на ветвях белки.  Слабый ветерок покачивает игрушки на новогодней ёлочке. Кто-то пробует открыть дверь изнутри. Не более чем через минуту из-за избушки вылетает и скрывается за деревьями опирающийся на водяные струи «Драндулёт» с сидящими на нём Димой и Таней.
16.  Поезд - 2

Аут-камера.  
Вагон  поезда.  Двухместное  купе.   Дима (в тёмных очках) и Таня сидят друг против друга у столика, на котором стоят два стакана в РЖД-шных  подстаканниках, открытая бутылка шампанского, остатки шоколадки  на расправленной фольге.  Дима и Таня одеты в те же самые джинсовые костюмы. Танин рыжий парик красуется на голове у Димы.

Таня.  Как хорошо без попутчиков. Только ты и я.
Дима.  Да… Поезд полупустой. В новогоднюю ночь все сидят по домам, семьями.
Таня.  Мы тоже семьёй. Хорошо. Только дома у нас нет…  Сейчас сидели бы в избушке, слушали бы радио.
Дима.  Возле ёлки можно было похороводить.  Кстати, ты бы нашла себе под ёлкой подарунок.
Таня  (оживляется).  Он прямо сейчас там лежит – мой подарок ? Правда ? Ты в снегу закопал ?
Дима.  На три вопроса один ответ – да !
Таня.  А что ?  … Ой ! Лучше не говори – стыдно как !  Ты мне подарок, а я тебе даже не подумала.  То есть подумала, конечно – и сразу про то, что магазинов нет, купить нечего.   Вот глупая.  Надо было своими руками.  Ты сам сделал подарок, да ?
Дима.  Сказать какой ?
Таня.  Нет, не надо.  Я не его заслужила.
Дима.  Тогда можно, я тебе такой же сделаю на следующий Новый год ?  В другой раз ты его заслужишь, о-кей ?
Таня.  Хорошо.  Мне вот именно такой очень хочется.
Дима.  Договорились.
Таня.  … Дим, а мне всё ещё не по себе… После случившегося.
Дима  (кивает на бутылку).  И шампанское не помогло ?
Таня.  Расслабило немножко.  А всё равно… Как вспомню – бр-р-р,  мороз по коже…  Дима… я тебя хочу спросить… только не обижайся, ладно ?
Дима.  Разве могу я на тебя.
Таня.  …Ты же ему не нарочно руку отрезал, да ?
Дима.  Нет, что ты.  Хотел, как и первый раз – по ножу. Но очень быстрое было у него движение.  Не попал я.
Таня.  А потом вёл себя, как будто специально отрезал.  Я поняла, почему.  Ты так быстро соображаешь.
Дима.  Возможно… Тань, у меня в опасности почему-то все эмоции вообще сразу пропадают, и время становится медленное-медленное.   Я уже давно заметил.  И в этот раз так было, и с медведем, и раньше ещё.
Таня.  Здорово.  Хорошо быть таким человеком.  А я просто обмираю и стою как паралитик.  Дура дурой.  Если бы не ты…
Дима.  Честно сказать, просто свезло нам.  Они же профессионалы. Всё могло по-другому вывернуться.
Таня.  Значит Бог нас хранит.  Он и ангела тогда тебе послал.
Дима.  Нам.
Таня.  А я и раньше в Бога верила – знаешь почему ?
Дима.  Расскажи.
Таня.  Просто не могла поверить, что я – вот Я, Татьяна Соколова, вместе со всеми своими переживаниями, надеждами, теперь вот с любовью своей – это просто сплетение слабых токов у меня в мозгу. Помнишь, как в школе объясняли ?  Я и ты – мы ведь не миллиамперы, да ? Чего бы там они не мерили.  Любовь миллиамперами не измерить.
Дима.  Просто души прорастают друг в друга. Так что не разорвать.
Таня.  ... Значит любовь – она может быть только навсегда. Если прошла – значит, и не было.

Ин-камера.
Дима.  Дай мне руку...  (нежно берёт протянутую Таней руку, целует её и прижимает к своей щеке) Раньше… Раньше ещё…  Мне казалось, что я так тебя люблю, что сильнее просто не бывает… А сейчас мы живём… мы семья – и с каждым днём я люблю тебя всё сильнее… с каждым днём…
Таня  (наклоняется к Диме).  А я тем более.  Мне сейчас просто дико и невозможно, что я тебя не замечала. Совсем слепая была.  Совсем глупая. Простить себя не могу.  Мы же просто несколько лет у себя украли.  И всё из-за меня.
Дима.  Я ещё больше виноват. Потому, что мужчина.  Если мужчина… ну, знает, уверен, что любит девушку – это же ему… как сказать… Богом суженая… да. А он к ней не подошёл совсем, побоялся… не по-мужски побоялся… и пошла у неё другая жизнь, без него уже… и без счастья.  Понимаешь ?  Это же ему смертельный грех. Потому, что жизнь загубил любимому человеку, понимаешь ?
Таня.  И свою тоже.
Дима.  Конечно !  И я как раз такой же трус был.  Рассуждениями прикрывался – что нечего мне ей дать, что калека, что бедный.  А на самом деле просто трусил. Я так остро теперь понимаю. Если любишь – нет преград !  Всё сметёшь. Если по-настоящему.  И так бы и прожил я всю жизнь. Ни для чего. Только ты меня спасла.  Чудовищной ценой… Я про тот день.
Таня.  Не надо, не вспоминай !  Совсем никогда ! Я же просила тебя !
Дима  (быстро пересаживается к Тане и обнимает её ).  

Раздаётся не частый, но сильный стук в дверь.  Дима оборачивается к ней.

Голос из-за двери.  Соседи ! Выпить есть ?!
Дима.  Нет !
Голос из-за двери  (обречённо).  Совсем ничего ?

Аут камера.
Таня показывает Диме на бутылку шампанского.  

Дима  (берёт бутылку).  Шампанского… (смотрит через неё на светильник) полбутылки !
Голос из-за двери.  Выручи ! …Брат !

Дима сдёргивает с головы парик, берёт бутылку, встаёт, приоткрывает дверь и протягивает бутылку в проём, закрывает дверь и садится рядом с Таней.

Дима.  Ну вот – одно доброе дело в этом году уже сделали.
Таня.  А ему «с новым счастьем» привалило.  С первых минут. …Вот бы и нам «нового счастья».
Дима  (обнимает Таню).  У меня ещё и старое счастье никак не кончается.

Опять раздаётся стук в дверь.  Таня и Дима встревожено переглядываются.

Голос из-за двери (тот же самый).  С Новым годом !

Таня и Дима (не сговариваясь, хором).  С новым счастьем !

Дима.  Да…  Тебе спать хочется ?
Таня.  Нет.
Дима.  Тогда расскажу кое-что. Про Дальний Восток и почему мы туда едем.
Таня.  Ты говорил – золото мыть.  И про деньги.
Таня.  Всё так.  А сейчас подробности. И ещё кое-что…  Так… С чего бы начать… Ну, например, про мою китайскую фамилию.
Таня.  Какая же она китайская ?  Ты же русский.
Дима.  Может быть.  А только в двадцатые годы дед мой, отец отца… был в Уссурийске малолетним сиротой и даже фамилии своей не знал.  Взял его к себе жить один человек – китаец…  Дед тот день хорошо запомнил. Осень была.  На прииск, где они жили, напали хунхузы – как раз конец сезона, чтобы больше взять золота.  А хунхузы – они жестокие были, убивали всех, чтобы без свидетелей.
Таня.  А кто такие хунхузы ?
Дима.  Китайских бандитов так называли. Большие были банды, даже отряды - по нескольку десятков человек. Они как мафия были.  В основном, в страхе держали своих же китайцев – их тогда много было в Приморье.  Сейчас, правда, тоже. Русских реже трогали. Но всё равно – вот на прииски нападали, а золото к себе в Китай переправляли, в Маньчжурию. А у русских, дед говорил, они часто девочек угоняли, или воровали – продавали потом богатым китайцам. А тот китаец ( приютивший деда),  он был раньше «ходя» - мелкий торговец, типа «коробейника».  У него на хунхузов свой зуб был – они его братьев убили.  А после революции стал большевиком, учился в университете трудящихся Востока. Он даже был комиссар ЧОНа – специального отряда особого назначения, который долго гонялся за крупной бандой хунхузов и разбил её на какой-то переправе.  Вот эта банда как раз и напала на прииск, где мой прадед работал. А деда и ещё двух пацанов, которые тогда в лес убежали, тот китаец потом взял к себе жить – это уже в город, в Уссурийск. Те-то два пацана свои фамилии знали, а дед – маленький был, не помнил. Вот китаец и придумал ему фамилию. Он