ней и Дима (с сумкой в руке), смеясь, выбегают из леса к избушке. Таня открывает дверь и вбегает в избушку. За ней входит Дима.
Ин-камера.
В сумрачном освещении единственного маленького оконца Дима видит двух мужчин. Один из них («Первый») держит Таню, зажав ей рукой рот. Стоящий рядом второй («Второй») приставил большой армейский нож к горлу Тани. Проникающий в окошко закатный солнечный луч освещает и блестящий нож, и белоеТанино лицо с широко раскрытыми в ужасе глазами.
«Второй» (негромко, смотря Диме прямо в глаза). Сто…ять. И не вздумай шутить. Если что – она труп. Вот нож – вот горло.
Дима. Почему горло ?
«Второй. Можно и переставить. Предпочитаешь к животику ?
Дима. Хочешь – переставляй.
«Второй», хмыкнув, слегка отводит нож от горла Тани и начинает опускать его вниз. Выпущенная Димой тонкая струя срезает лезвие ножа, отбрасывая при этом в сторону руку «Второго». Тот мгновенно вынимает второй рукой другой нож (поменьше). Дима снова выпускает струю – она отрезает «Второму» кулак вместе с ножом они падают на пол (пальцы продолжают сжимать рукоять ножа и немного шевелятся). «Второй», громко охнув, смотрит вниз на свой кулак с ножом, на свою руку, из которой хлещет кровь. Оглядевшись, он кидается к лежанке, хватает там одеяло и плотно закрывает им свою культю. Он громко стонет от боли.
Дима. И не вздумайте шутить. (обращается к «Первому») Что стоишь… Отпусти её.
Аут-камера.
«Первый» отпускает Таню – с выражением ужаса на лице она отпрыгивает к Диме и прячется за его спиной, не отводя глаз от кулака на полу. «Второй», прижав к груди искалеченную руку, садится на лежанку, откидывается е стене, закрывает глаза и стонет. Видно, что он испытывает неимоверную боль.
«Первый». Идиот. Мы бы не тронули её.
Дима. Он убеждал в противоположном. Что стоишь – дай ему обезболивающее, у тебя ведь есть.
«Первый» достаёт из кармана небольшой футляр с заправленным шприцем, садится рядом со «Вторым» берёт его руку («Второй» стонет и вяло сопротивляется), взрезает своим ножом рукав и вкалывает «Второму» лекарство). Дима снимает со стены моток тонкой верёвки и бросает её «Первому».
Дима. Перетяни руку, а то кровью изойдёт.
«Первый» начинает накладывать жгут на руку «Второго». «Второй» стонет, мычит и вяло дёргается.
«Первый». Значит, ты нас не убьёшь ?
Дима. Надо будет – убью. (Таня с ещё большим ужасом смотрит на Диму) Но пока не хочу. Будет зависеть от твоих ответов. Не поверю – убью. Может быть и по частям. Мне терять нечего. Вы, и те на вертолёте – одна команда ?
«Первый». Да.
Дима. На кого работаете – ЦРУ ?
«Первый». «Моссад»
Дима. Евреи ?
«Первый». Кто ?
Дима. Ну, вы двое.
«Первый». Зачем… православные.
Дима. Что бы сделали со мной ?
«Первый». Усыпили. В вертолёте стальные контейнеры для твоих сжатых кулаков. Чтобы ты струями резал себя.
Дима. Когда вернётся вертолёт ?
«Первый». Мы должны выйти на связь.
Дима. Выйдете, когда мы уйдём. И кулак прихватите, может быть, найдёте где пришить. В снег его положите.
«Первый» (хмыкнув). Добрый.
Дима. В меру. Но если что – убью.
«Первый». Про обезболивающее откуда знаешь ?
Дима. Мало ли фильмов про коммандос. Таня, бери наши полушубки, шарфы, ушанки, варежки – те брезентовые с мехом. Всё за моей спиной. И замок тоже - на гвоздике висит. И выходи на улицу.
Таня срывает со стены и с полки всё, что требуется – и выбегает. Дима, не спуская глаз с «Первого» и «Второго»,
пятится к двери, выходит из избушки, и закрывает за собой дверь.
Дима (не отрывая глаз от двери протянув руку назад). Таня – замок.
Таня вкладывает ему в руку замок со вставленным в него ключом, и Дима запирает дверь.
Таня (растерянно). Ты и вправду убил бы ?
Дима (зло). Оказывается, они пугали. А мне что – нельзя ?!
Таня. И ты убил бы ?
Дима. Откуда я знаю. Не знаю. Одевайся. … Танечка. Надо спешить.
Они быстро утепляются и уходят за избушку. Их провожают взглядами сидящие на ветвях белки. Слабый ветерок покачивает игрушки на новогодней ёлочке. Кто-то пробует открыть дверь изнутри. Не более чем через минуту из-за избушки вылетает и скрывается за деревьями опирающийся на водяные струи «Драндулёт» с сидящими на нём Димой и Таней.
16. Поезд - 2
Аут-камера.
Вагон поезда. Двухместное купе. Дима (в тёмных очках) и Таня сидят друг против друга у столика, на котором стоят два стакана в РЖД-шных подстаканниках, открытая бутылка шампанского, остатки шоколадки на расправленной фольге. Дима и Таня одеты в те же самые джинсовые костюмы. Танин рыжий парик красуется на голове у Димы.
Таня. Как хорошо без попутчиков. Только ты и я.
Дима. Да… Поезд полупустой. В новогоднюю ночь все сидят по домам, семьями.
Таня. Мы тоже семьёй. Хорошо. Только дома у нас нет… Сейчас сидели бы в избушке, слушали бы радио.
Дима. Возле ёлки можно было похороводить. Кстати, ты бы нашла себе под ёлкой подарунок.
Таня (оживляется). Он прямо сейчас там лежит – мой подарок ? Правда ? Ты в снегу закопал ?
Дима. На три вопроса один ответ – да !
Таня. А что ? … Ой ! Лучше не говори – стыдно как ! Ты мне подарок, а я тебе даже не подумала. То есть подумала, конечно – и сразу про то, что магазинов нет, купить нечего. Вот глупая. Надо было своими руками. Ты сам сделал подарок, да ?
Дима. Сказать какой ?
Таня. Нет, не надо. Я не его заслужила.
Дима. Тогда можно, я тебе такой же сделаю на следующий Новый год ? В другой раз ты его заслужишь, о-кей ?
Таня. Хорошо. Мне вот именно такой очень хочется.
Дима. Договорились.
Таня. … Дим, а мне всё ещё не по себе… После случившегося.
Дима (кивает на бутылку). И шампанское не помогло ?
Таня. Расслабило немножко. А всё равно… Как вспомню – бр-р-р, мороз по коже… Дима… я тебя хочу спросить… только не обижайся, ладно ?
Дима. Разве могу я на тебя.
Таня. …Ты же ему не нарочно руку отрезал, да ?
Дима. Нет, что ты. Хотел, как и первый раз – по ножу. Но очень быстрое было у него движение. Не попал я.
Таня. А потом вёл себя, как будто специально отрезал. Я поняла, почему. Ты так быстро соображаешь.
Дима. Возможно… Тань, у меня в опасности почему-то все эмоции вообще сразу пропадают, и время становится медленное-медленное. Я уже давно заметил. И в этот раз так было, и с медведем, и раньше ещё.
Таня. Здорово. Хорошо быть таким человеком. А я просто обмираю и стою как паралитик. Дура дурой. Если бы не ты…
Дима. Честно сказать, просто свезло нам. Они же профессионалы. Всё могло по-другому вывернуться.
Таня. Значит Бог нас хранит. Он и ангела тогда тебе послал.
Дима. Нам.
Таня. А я и раньше в Бога верила – знаешь почему ?
Дима. Расскажи.
Таня. Просто не могла поверить, что я – вот Я, Татьяна Соколова, вместе со всеми своими переживаниями, надеждами, теперь вот с любовью своей – это просто сплетение слабых токов у меня в мозгу. Помнишь, как в школе объясняли ? Я и ты – мы ведь не миллиамперы, да ? Чего бы там они не мерили. Любовь миллиамперами не измерить.
Дима. Просто души прорастают друг в друга. Так что не разорвать.
Таня. ... Значит любовь – она может быть только навсегда. Если прошла – значит, и не было.
Ин-камера.
Дима. Дай мне руку... (нежно берёт протянутую Таней руку, целует её и прижимает к своей щеке) Раньше… Раньше ещё… Мне казалось, что я так тебя люблю, что сильнее просто не бывает… А сейчас мы живём… мы семья – и с каждым днём я люблю тебя всё сильнее… с каждым днём…
Таня (наклоняется к Диме). А я тем более. Мне сейчас просто дико и невозможно, что я тебя не замечала. Совсем слепая была. Совсем глупая. Простить себя не могу. Мы же просто несколько лет у себя украли. И всё из-за меня.
Дима. Я ещё больше виноват. Потому, что мужчина. Если мужчина… ну, знает, уверен, что любит девушку – это же ему… как сказать… Богом суженая… да. А он к ней не подошёл совсем, побоялся… не по-мужски побоялся… и пошла у неё другая жизнь, без него уже… и без счастья. Понимаешь ? Это же ему смертельный грех. Потому, что жизнь загубил любимому человеку, понимаешь ?
Таня. И свою тоже.
Дима. Конечно ! И я как раз такой же трус был. Рассуждениями прикрывался – что нечего мне ей дать, что калека, что бедный. А на самом деле просто трусил. Я так остро теперь понимаю. Если любишь – нет преград ! Всё сметёшь. Если по-настоящему. И так бы и прожил я всю жизнь. Ни для чего. Только ты меня спасла. Чудовищной ценой… Я про тот день.
Таня. Не надо, не вспоминай ! Совсем никогда ! Я же просила тебя !
Дима (быстро пересаживается к Тане и обнимает её ).
Раздаётся не частый, но сильный стук в дверь. Дима оборачивается к ней.
Голос из-за двери. Соседи ! Выпить есть ?!
Дима. Нет !
Голос из-за двери (обречённо). Совсем ничего ?
Аут камера.
Таня показывает Диме на бутылку шампанского.
Дима (берёт бутылку). Шампанского… (смотрит через неё на светильник) полбутылки !
Голос из-за двери. Выручи ! …Брат !
Дима сдёргивает с головы парик, берёт бутылку, встаёт, приоткрывает дверь и протягивает бутылку в проём, закрывает дверь и садится рядом с Таней.
Дима. Ну вот – одно доброе дело в этом году уже сделали.
Таня. А ему «с новым счастьем» привалило. С первых минут. …Вот бы и нам «нового счастья».
Дима (обнимает Таню). У меня ещё и старое счастье никак не кончается.
Опять раздаётся стук в дверь. Таня и Дима встревожено переглядываются.
Голос из-за двери (тот же самый). С Новым годом !
Таня и Дима (не сговариваясь, хором). С новым счастьем !
Дима. Да… Тебе спать хочется ?
Таня. Нет.
Дима. Тогда расскажу кое-что. Про Дальний Восток и почему мы туда едем.
Таня. Ты говорил – золото мыть. И про деньги.
Таня. Всё так. А сейчас подробности. И ещё кое-что… Так… С чего бы начать… Ну, например, про мою китайскую фамилию.
Таня. Какая же она китайская ? Ты же русский.
Дима. Может быть. А только в двадцатые годы дед мой, отец отца… был в Уссурийске малолетним сиротой и даже фамилии своей не знал. Взял его к себе жить один человек – китаец… Дед тот день хорошо запомнил. Осень была. На прииск, где они жили, напали хунхузы – как раз конец сезона, чтобы больше взять золота. А хунхузы – они жестокие были, убивали всех, чтобы без свидетелей.
Таня. А кто такие хунхузы ?
Дима. Китайских бандитов так называли. Большие были банды, даже отряды - по нескольку десятков человек. Они как мафия были. В основном, в страхе держали своих же китайцев – их тогда много было в Приморье. Сейчас, правда, тоже. Русских реже трогали. Но всё равно – вот на прииски нападали, а золото к себе в Китай переправляли, в Маньчжурию. А у русских, дед говорил, они часто девочек угоняли, или воровали – продавали потом богатым китайцам. А тот китаец ( приютивший деда), он был раньше «ходя» - мелкий торговец, типа «коробейника». У него на хунхузов свой зуб был – они его братьев убили. А после революции стал большевиком, учился в университете трудящихся Востока. Он даже был комиссар ЧОНа – специального отряда особого назначения, который долго гонялся за крупной бандой хунхузов и разбил её на какой-то переправе. Вот эта банда как раз и напала на прииск, где мой прадед работал. А деда и ещё двух пацанов, которые тогда в лес убежали, тот китаец потом взял к себе жить – это уже в город, в Уссурийск. Те-то два пацана свои фамилии знали, а дед – маленький был, не помнил. Вот китаец и придумал ему фамилию. Он
