вино гонят индустриальным способом в другом месте, на бурячный сахар отнюдь не скупясь.
- Тебя что, португальцы наняли делать антирекламу? - усмехнулся Юра.
- Я онтологический партизан, - сказал родственник, нюхая янтарный кристалл мадеры из воздушной прозрачности бокала. - Я похаблю бескорыстно все, до чего могу дотянуться, пускаю его под откос. А до чего не могу - похаблю еще сильнее, поскольку виноград зелен, по определению.
- И как же ты получаешь удовольствие от жизни? - удивился Юра.
- Меняя приоритеты, вот как, - ответил родственник. - Я же человек твердых принципов. Я буду пить портвейн “три семерки” и нахваливать, если этот портвейн - мой. Быть господином своих оценок - значит уметь извлечь кайф из любой ситуации и стать великим кормчим своей судьбы. Как Мао.
- Как кот, который целый день орет, лежа на своих яйцах, но не встает из принципа, - усмехнулся Юра.
- Кот - правильное имя для создания гибкого и независимого, которому чужды сантименты, - раздумчиво сказал родственник. - Он крепко держит свои яйца в своих когтях. И даже если пьет горькую - плюет в чужую чашу с “порто”. Прямо в ее буржуйскую харю.
- Да ты сам буржуй! - Юра возмущенно развел руками с утиной ножкой и бокалом. - А это твое гнездо.
- У меня нет гнезда и никогда не будет, - ответил родственник. - Это дом Городецкого. А духи небесные не вьют гнезда и не кладут яиц. Но есть особенная сладость в том, чтобы наложить в чужое гнездо. Хочешь, наложим на ковер после обеда наложницу?
- Твоя секретарша выглядит так, как будто только этим и занимается, - заметил Юра.
- У нее чистые руки! - возмутился родственник. - Они никогда не голосовали. И не держали ничего тяжелее моего хвоста и рогов.
- Откуда ты ее переманил? От Лимонова? - осведомился Юра.
- Никакому Лимонову и не снились такие члены партии, - важно сказал родственник. - Она прямой потомок Берии, Агаты Кристи и Моше Даяна. А глаз, как у орла.
- Хороший набор, - согласился Юра, - но причем тут Моше Даян?
- Она антисемитка, - доверительно сообщил родственник, - а если бы Моше не был антисемитом, он бы не втянул евреев во все это военное дерьмо. Жили бы себе, как греки на Крите, среди оффшорных компаний, и добра б наживали.
- Ты это брось, - строго заметил Юра. - Ты не вздумай выступить с такими заявлениями. А то быстро угодишь в какой-нибудь Бухенвальд, и книжки твои на костре сожгут.
- Их и так сожгут, - меланхолично ответил автор, - когда разберутся, что почем. Но рукописи не горят, а поднимаются из пепла, возрастая в цене. И я продам их дуракам по второму разу, в другом месте, когда спалю за собой это гнездо.
- Дураки ведь не держат в руках твоих книг, - саркастически напомнил Юра.
- Они быстро умнеют, подержав, - ответил родственник. - Порнография и философия, это ведь палка о двух концах, которой вышибают дурь, если нет мозгов. Через мистерию черного эроса человек постигает таинство обоюдной ненависти мужского и женского начал. И истина делает его свободным.
- Ну, ты изощренец, - уважительно сказал Юра.
- Я ниже всякого презрения, - согласно кивнул изощренец. - Я с высоты своего бордюра заглядываю под юбку так называемой любви, прозревая всю ее низость. Ее притяжение понуждает индивида предавать себя и священный принцип самости ради воспроизводства бездуховных плебеев.
- Это у тебя такой черный юмор или такой светлый эгоизм? - с любопытством спросил Юра.
- Всякий, кто хоть сколько-нибудь дал людям, был божественно-эгоистичен душой, живя ради своих лучших интересов, - ухмыльнулся родственник. - А я гомофил, и намерен дать им много.
- Хватит. Я сыт по горло, - сказал Юра, отставляя бокал. - Вообше-то, я курю редко, но сейчас сигара была бы очень к месту.
- Ну, тогда устраивайся и подожди айнмомент в кабинете, - хозяин кивнул в сторону стрельчатого дверного проема. - Там ничего еще нет, кроме камина и двух кресел. Но что еще надо к хорошей сигаре?
Когда родственник вернулся с ящиком сигар, размером чуть поменьше ящика для плотницких инструментов, Юра стоя просматривал листок, взятый им с каминной полки, у ног его повиливал джинсовый зад внучки Берии, подбрасывающей в огонь сосновые поленья. На листке было написано:
Игрок Дагинея и Бог Смерти
Каменные сердца. Трубя кровью в кругу камней, слон умер. Стал черными точками в желтых глазах Судьбы. Среди проституток, воров и безжалостных нищих. Муха влетела в грязный притон, где игрок Дагинея бросает слоновые кости.
- Ты надоел, - сказал игрок Дагинея, пытаясь прихлопнуть муху, - лети к выгребной яме.
- Твоя жизнь и есть выгребная яма, - сказал Бог Смерти, - в жизни не видел такого дерьма, как ты.
- Жизнь воняет, - сказал игрок Дагинея, - но мне нравится этот запах. - И сгреб выигрыш.
Одноглазый вор заскрипел зубами. Проститутка хихикнула, учуяв радость ножа.
- Вдохни, - сказал Бог Смерти, - и отдай мне дыхание жизни.
- Ты сказал, - ухмыльнулся игрок Дагинея, - а теперь, попробуй, возьми. - И, вдохнув запах волос проститутки, выдернул из них шелковый шнур и повесился на потолочной балке. Дыхание жизни замерло, запертое в его груди.
- И долго ты так провисишь? - ухмыльнулся Бог Смерти, кружась перед его синим лицом.
- Пока не закончится нить Времени, - молча сказал Дагинея, - я буду сучить ее своими ногами. Мгновение без Смерти - это Вечность. Я связал тебя в этом мгновении, Смерть.
И Бог Смерти неподвижно сел у ног Дагинеи.
Умирающий слон встал. Охотник опустил занесенное копье. Птичка поперхнулась проглоченной бабочкой. Зарыдали наследники.
Прекратились войны. Родились монстры. Рыбаки утопились в море и молча смотрели на бессмертных рыб. Ни одно дерево не упало в лесу. В тишине кружились черные точки в гаснущих глазах Судьбы.
И загрохотал гром, и раздвинулись синие тучи, явив лик синего Шивы.
- Оставь его, - бросил вниз Шива, - иначе все погибнем. Брось этого гада, мы возьмем его в следующий раз.
И муха, жужжа, взлетела с посиневшей ноги Дагинеи.
Что такое Время? Что такое шнурок с волос проститутки? Он лопнул, и Дагинея свалился среди окурков и перевернутых чашек.
Что такое Время? Где оно? Никто ничего и не заметил. Игрок Дагинея снова бросает кости в кругу проституток, воров и безжалостных нищих.
- Что это? - спросил Юра.
- А, это так, - махнул рукой родственник, усаживаясь в кресло. - Пришло в голову, вот и набросал. Воткну в какой-нибудь роман, не пропадать же хорошему анекдоту.
- Ты бы меньше разбрасывался своими мыслями, - вдруг сварливо сказала внучка Берии, - а то я когда-нибудь разожгу ими камин.
- Природа обновляется огнем, - наставительно заметил автор, - а мои мысли летают на крыльях ветра.
- Так что же такое время? - спросил Юра, закуривая золотую кубинскую “корону”. - И где оно? Даже если совершенно безвозмездно, при чем тут блядский шнурок?
- Память о том, что было, мы называем Временем, - ответил родственник. - И в ней храним все время во вселенной. Память, подобно хронометру, фиксирует процесс, происходящий в нем самом. Время начинается вместе с человеком. Вне человека вселенная феноменов не существует, а только ноумены вне времени. Фикции, с точки зрения человека.
- Хорошая позиция, - кивнул Юра, покуривая сигару и неожиданно получая от этого удовольствие. - Чего я не хочу, того и нет. Это индусы придумали?
- Это никто не придумывал, - ответил родственник, - потому что это так и есть. Это знали всегда, все, кто вообще умеет думать. Никто не слышит шум дерева, упавшего в глухом лесу. Поэтому оно вечно стоит или вечно лежит, пока не придет наблюдатель.
- Может, его и нет? - псевдозадумчиво спросил Юра, которого забавлял этот разговор.
- Оно есть, как ноумен, - родственник поднял вверх палец и с удивлением на него посмотрел. - Как фикция твоего сознания, полагающего, что где-то такое дерево должно быть. И оно начинает быть, вместе со своим прошлым и будущим, как только ты споткнешься о него ногой или лбом. В этой точке спотыкания, точке настоящего, существует мир феноменов. Из него человек выращивает свою вселенную и рвет с нее плоды, а потом жалуется, что кто-то подсунул ему червивое яблоко.
- А можно ананас? - спросил Юра в пространство.
- Ананас! - произнес родственник. И через несколько мгновений в пространстве, освещенном розовыми отблесками камина, появилась белая рука внучки Берии с огромным золотым ананасом в ней.
- Вот так работает эта машина, - удовлетворенно сказал родственник, - а попробуй-ка, закажи ананас на Луне?
- Никто тебя и не услышит, - кивнул Юра, принимая ананас и не зная, что с ним делать.
- Вселенная без человека, это застывшая глыба льда, где ничего не происходит, - сказал родственник. - Там и времени-то нет, не то, что ананасов. Но мы постоянно умудряемся извлечь оттуда совершенно ненужные нам вещи. Или выращиваем дерево, специально, чтобы на нем повеситься. Умоляю тебя, Юра, ешь ананасы, рябчиков жуй и вообще... - он поглядел на выразительный зад внучки, которая помешивала кочергой в камине. - Только не заплывай за буи и не набросай мне тут кукушкиных яиц.
Глава 6.
В которой слышен
звон логических цепей.
- Нет, ты только посмотри, ну, ты видел такое!? - Бутто бросила Юре на рабочий стол толстый цветной таблоид. Юра скользнул взглядом по большой размытой фотографии, потом по дате.
- Я это уже видел в натуре, - ухмыльнулся он, - только даты что-то не сходятся.
На фотографии, на фоне нечетко тусующейся толпы, был изображен дальний родственник с дико выпученными глазами, размахивающий над головой чем-то подозрительно напоминающим мотоциклетную цепь. Надпись внизу гласила: “Знаменитый украинский писатель избивает соотечественников возле украинского посольства”.
- И на что это будет похоже? - зловеще спросила Бутто. - Это говно уже бродит по Интернету, как вирус. А завтра журналюги докопаются, что он имеет к нам отношение.
- Не суетись, Катька, - рассеянно ответил Юра, внимательно всматриваясь в фотографию помельче. - У него другая фамилия. А у тебя уже четвертая. Не считая партийной клички.
- А тебе нужно, чтобы тебя связывали с этими хохляцкими разборками, тебе нужно?! - не унималась Катька.
- Абсолютно не нужно. Но кому-то, может, и нужно, - ответил Юра, роясь в столе в поисках большой лупы. - А с каких это пор он стал знаменитым писателем?
- Да он кипами вывалил свои книжки на книжном рынке, - возмущенно сказала Катька, - и торговцы взяли, потому что он отдал их по цене макулатуры. Он сам издал их за свои бабки, в какой-то полуподпольной типографии. И вряд ли кто-то заплатил какие-то налоги. Книжек - море, а тираж указан - 150-200 экземпляров.
- Юбка не на месте и в руке пятак, - задумчиво сказал Юра, сравнивая фото общего плана потасовки с крупным изображением родственника. - Что-то тут не так. И с цифрами и с фактами.
На крупном фото был изображен явно родственник - его лысый череп, со стекающим по нему плевком, его распяленный в крике щербатый рот. Но цепи Юра, определенно, не помнил. Не было цепи. У человека на общем плане, в левой, опущенной руке, был флаг, а в правой, поднятой над головой, - завязанная кольцом красно-синяя бандана. Не цепь. Да и вся ситуация на общем плане заметно отличалась от той, что Юра видел воочию. Здесь милиция была в зимнем камуфляже, а тусовище происходило не прямо у ворот посольства, а на фоне какого-то невыразительного фасада.
- Что не так? - спросила Катька, - ты что, его рыла не узнаешь? И лапсердак его, - она
Спасибо!