Постскриптум

Альмечитов Игорь




Постскриптум (который по понятной необходимости пришлось втиснуть в самое начало): все персонажи данного романа являются вымышленными, а сюжет “высосанным из пальца”. Если у кого-то и найдутся сомнения в вымышленности персонажей, дабы польстить самым “проницательным”, просьба считать все сходства умышленно злонамеренными.



Недостроенные замки
из песка и облаков,
нерассказанные сказки
про счастливых дураков.

      Борисова Маша



…Черт меня дернул набрать ее номер. Слабые потуги спрятаться от себя за чужими лицами и чужими словами. Под чужими простынями, в чужих постелях. На окраинах малознакомых городов… И так каждую пятницу… Который год подряд… Тоскливо…
Каждый пятничный вечер я сажусь перед телефоном и начинаю листать записную книжку, пока, наконец, с завидным постоянством не натыкаюсь на номера тех, кому звонить вроде бы не следовало. Как, например, сейчас. Никаких, по сути, отношений: нудное, ни ей, ни мне не нужное знакомство, которое поддерживаешь опять же из-за бессмысленности рвать то, чего никогда не было. Кастрированные отношения двух задроченных жизнью людей. Я слушал долгие гудки в трубке и думал о том, что сейчас буду рад общению даже с ней.
- Аллё-о! – фальшиво томный, разморенный алкоголем голос. Все, как обычно. Раз за разом.
- Привет… – я как всегда не представился. Неизменные осторожность и лицемерие. Пожалуй, лучшее, что во мне еще осталось.
- О-о, привет! Ты где?
- Дома… – я пытался не купиться на ее вызывающую радость, но отчего-то стало
приятно, что кому-то до меня еще есть дело. В конце концов, она никогда не умела радоваться без фальши, давно запутавшись в десятках своих ежедневных масок.
- Давай, приезжай…
- А не поздно? – по той же старой привычке, будь она неладна, я нарочно отдавал
инициативу в чужие руки.
Но она уже проглотила наживку:
- Что значит “поздно”? Давай, приезжай… нормально…
- Сколько вас там? – я все еще тянул время, доигрывая роль. Вечный театр одного
актера. Без аудитории и оваций. На постоянно пустой сцене, без декораций и особого удовлетворения от игры. Неприятное, наверняка, зрелище и жутковатая привычка, от которых я, как ни странно, никогда не уставал.
- Да, неважно. Давай приезжай.
- Ладно, - я усмехнулся. – Сейчас подъеду…



…Огромные, темно-свинцовые тучи лениво ползли на фоне чернеющего неба. Воздух пах дождем, скошенной травой и отчего-то бензином.
Каждые пятницу и субботу… Да, что уж тут… Каждый вечер что-то надламывается внутри, толкает к телефону, выбрасывает на улицу, заставляет совершать поступки, за которые потом мучительно краснеешь в одиночестве.
Тоскливо… Куда я ехал и зачем? С тех пор, как она исчезла из моей жизни… Хотя, нет… верно, и не в ней была причина, а во мне самом, в моей напряженной гонке за самим собой. За собственной постоянно ускользающей тенью…
Полтора года, как мы виделись в последний раз. И образ ее, совсем уже смутный, давно исчез бы из памяти, если бы не оставшиеся фотографии, которые я никогда не рассматривал, месяцами забывая об их существовании, и несколько писем, к которым не прикасался уже года два…
Я летел куда-то на такси, проскакивая светофоры… к людям, от которых собирался уйти до рассвета, надеясь, что дождь накроет меня еще до приезда туда. Постоянная игра наперегонки с самим собой… “Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…” Исчезли висячие мосты, соединяющие мой, давно уже опустевший и заброшенный храм, с кем-либо еще… Но на этот раз тьма отставала: слишком уж незначителен был повод…
Пустые улицы проносились мимо. Размазанные по асфальту пятна мутного света, задыхающиеся от пыли угрюмые дома, унылые деревья, выступающие из темноты. И ожидание…
Или мне только показалось?.. Ожидание чего? Нет, наверняка показалось…
В голове играла уже набившая оскомину мелодия. Я цеплялся за нее, боясь, что она исчезнет, а с ней пропадет и точка опоры, желание, сломя голову, нестись в другой конец города, с надеждой отгородиться от себя несколькими стаканами водки, а если повезет, то  втихую допить все, что у них еще могло остаться.
Я слушал сопение водителя и думал, что такими же ночами три года назад уходил из дома, от спящей уже жены, чтобы увидеться с ней. И потом еще долго не мог отпустить ее, забывая и о сне, и отсутствии возможных оправданий дома. Сколько же воды утекло с тех пор? Уже и оправдываться стало не перед кем, стерлись из памяти десятки лиц, а ее огромные глаза все так же тревожили каждый вечер, не давая спокойно уснуть… и я все так же пытался скрыться от них за искаженными судорогами лицами, запахами чужих волос и вкусом случайных тел. Все еще искал ненужных оправданий в ее глазах бардаку в своей жизни. И не находил… А может, и не искал вовсе?..



Что в ней было особенного, отличного ото всех, что были до и встретятся после? Улыбка на дне огромных серых глаз, полные губы, которые хотелось целовать бесконечно, запах тела без примеси искусственных заплат из духов и дорогих помад? Или менталитет человека, не ждущего подсознательно каждый день очередной гнусности исподтишка?
Даже Роман, редко отвлекавшийся от своих снов и безумных проектов, заполнивших его мастерскую, ни разу, наверно, не увидевший в ней просто женщины, говорил, как всегда высокопарно, что она, как ангел – такая же чистая и красивая. Я смеялся над ним, издевательски спрашивал, где он видел ангелов, чтобы сравнить с ней, но в душе был рад, что он сумел выразить то, чего я бы никогда не произнес вслух. Он смеялся со мной, говорил, что ангелов видел во снах и что уж кому, но только не мне судить о том, о чем я не имею ни малейшего представления…
Но здесь он ошибался, хотя я никогда и не разубеждал его. Уже тогда я знал, чем владею и уже тогда, до немой тоски в сердце, ждал ее отъезда и боялся потерять ее…



…Такси остановилось у подъезда. Я долго и суетливо рылся в карманах, считал деньги. Водитель равнодушно наблюдал за мной в зеркальце, раздражая безотрывной навязчивостью. Со злости я высыпал ему пригоршню мелочи. Он также равнодушно, с презрительной ухмылкой пересчитал деньги, всем видом показывая, что большего от меня и не ждал.
Опять очередной мудак смеялся последним. И опять надо мной. Пора бы уже привыкнуть, но я мучительно переживал всякий раз, когда это случалось…
Из-за таксиста пришлось пять с лишним минут простоять в подъезде, у мутного окна, собираясь с мыслями и выправляя в слабом отражении жалкую улыбку, застывшую на хмурой физиономии. Улыбка, как назло, становилась все более жалкой, так, что, обматерив еще раз таксиста, я отвернулся и пошел вверх по лестнице, все еще под впечатлением неприятного взгляда, полного упрека и обманутых надежд. Странно, что такому лицу еще где-то радовались и куда-то приглашали. Каждый новый день я испытывал недоумение по этому поводу…
Дверь открыла она сама.
- При-и-вет, заходи, – все тот же наигранно-радостный тон. Как ни странно, настроение
переменилось к лучшему, и я, как обычно, глупо заулыбался, принимая ее радость за чистую монету. Никогда бы не поверил, что так быстро куплюсь. Никогда не верил и постоянно покупался…
- Ну, что нового?
- Да, вот… приехал… – я смотрел на нее с фальшивым раскаянием за вроде бы нелепый
поступок.
- Проходи, проходи, – она насильно тащила меня в квартиру с площадки, где к
соседнему глазку уже наверняка прилип старая сука, Николай Петрович, отставник бог знает каких казенных войск и какого звания. Хотя, судя по речи и поведению, долго гадать не приходилось. Как-то раз я чуть было молча и деловито не спустил его с лестницы. С тех пор при мне он больше не выползал из своей берлоги. Помнил, как видно, свою молодость и здоровенных псов, надроченных на людей, молча рвавших глотки. Помнил и боялся. Такое не забывается.
Я несильно стукнул по двери кулаком. Где-то в глубине квартиры что-то глухо упало, и опять наступила тишина.
- Пошли, не трогай его…- я встряхнулся и удивленно посмотрел на нее. Господи, я
давно уже потерялся в этом зазеркалье, какой-то пародии на мир снаружи.
Зачем я приезжал сюда? Что меня связывало с ней? Я не знал. И сколько ни  задумывался, ответа так и не смог найти. То, что она тоже знала ее? Вряд ли это могло быть причиной. Из-за этого я бы не поехал. Слишком далеко и тоскливо. Возможно, из-за того, что в ней были мои собственные черты и иногда, в совсем плохом настроении интересно было посмотреть на себя со стороны – уставшего и, вконец, заёбаного самим собой…
Она таки втащила меня внутрь, и я сразу различил запах, теперь наверняка уже остатков ужина и слабый привкус алкоголя на языке. Вот уж в чем бы я никогда не обманулся. Обидно было бы найти здесь только пустые бутылки, а с ними ощущение ущербности на весь оставшийся вечер.
- Разувайся, раздевайся…
- Раздеваться-то зачем?
- Ну, разувайся и давай в комнату…
Ей-богу, первое, что я заметил на столе, была запечатанная бутылка “Гиннесса”, принесенная сюда каким-то наивным дилетантом. Потом, словно из тумана, выплыли две бутылки водки, рюмки, бокалы. Невесть откуда взявшаяся кофейная чашка, сиротливо жалась к краю стола. Что-то еще… и еще... Впрочем, остальное было уже не важно. Все словно бы стало на свои места и уравновесило мои страхи и обиды. С дрожью в теле комната наполнялась объемом и красками…
- Это Оля, это Наташа… Остальные разошлись уже.
- Игорь. – я смущенно улыбнулся, пытаясь унять радостную дрожь в теле: необъятное поле битвы расстилалось передо мной, уставленное заклятыми друзьями.
Девицы радостно и осоловело заулыбались, пьяно и опасно кренясь на стульях.
- Привет, – та, что была ближе, полностью повернулась ко мне с вызовом бляди, которую можно хотеть, но руками не трогать.
- Привет, – я улыбнулся ей радостнее, чем следовало. Но она, казалось, уже не
различала подобных тонкостей, поглощенная тем, как живописнее предстать в чужих глазах.
- Привет, – я перевел взгляд на вторую.
Она посмотрела мимо меня и ужасно медленно захлопала ресницами.
- Садись, садись, – сзади подъехал стул, и я с облегчением упал на него. Тот жалобно
заскрипел, но устоял.
- Что празднуете? – я все еще делал вид, что заинтересован их праздником.
- А ты что, не знал?! У Юльки сегодня день рождения, – та, что начала разговор первой и была вроде бы Олей, в пьяном недоверии вскинулась на меня. Вторая также повернула голову и старательно выразила ресницами изумление.
Я вдохнул поглубже и изо всех сил попытался изобразить на лице душевную муку.
- А я не знал… и без подарка, – получилось вроде бы натурально.
- Да ладно вам, – Юля махнула на них рукой. В горле у нее что-то хрипло заурчало,
обозначая снисходительный смех.
- Давай штрафную, – вроде бы Оля, хитро щурясь, потянулась к бутылке. Я, открыв рот, смотрел, как в стакан мой потекли химикаты со всей страны. Жидкое золото вечно бедной и горячо нелюбимой державы. Боль моя и мука, фальшивое раскаяние и фальшивое прощение. И утешение на весь сегодняшний вечер.
- Давай! – все трое уставились на меня, ожидая представления. Ну, что ж, в конце
концов, за этим я сюда и ехал.
Я поднял стакан, посмотрел на Юлию через пелену близкого уже забытья, улыбнулся ей и разом опрокинул в себя все содержимое стакана.
Водка оказалась теплой и