столик и железной открывалкой начал ловко откупоривать крышки первых трех бутылок!
Линас Монкевичус с улыбкой следя за этими поспешными нетерпеливыми действиями Вилиуса Кубилюса, уселся рядом с ним, а Донатас Вилкаускас вернулся на свое место.
- Держите! - весело сияя изумрудью своих больших выразительных глаз, чуть ли не с торжеством проговорил "самородок", протягивая по бутылке пива друзьям, и затем, взяв для себя, громко воскликнул. - Ребята, предлагаю поднять первый тост за нашего розоворылого попутчика, который спит и даже ещё незнает, что его конечная станция - рай небесный!
От этой шутки, ещё видя перед собою снимок с сияющим поросенком, они снова прыснули дружественным хором смеха, и звонко, привычно чокнувшись между собой бутылками, запрокинув свои головы, стали дружно пить пиво прямо из горлышек! Они всегда любили так пить пиво в купе поезда, считая здесь бокалы лишней тарой.
Донатас Вилкаускас, внутренне благоговея от ощущения бархатистого кисловатого напитка, новой теплотой проникающего в его нутро, взглянув на спящего хряка, полушутя проговорил:
- Наверно в момент закалывания он будет визжать не слабее чем Витас*...
От его реплики и друзья устремили свои взоры на молодое животное. На лицах парней застыли смущенные улыбки, ибо они начали ощущать всю неестественность этой ситуации к ним же самим. Линас Монкевичус где-то в глубине своей души начал чувствовать уже не только смущение, но и первые признаки настоящего смятения - ещё не смея признаться себе в том, что он просто не сможет убить это милое животное, он уже почувствовал все признаки этого. Вилиус Кубилюс же, также задумчиво смотря на поросенка, в первый раз не нашел чем сострить на реплику скромного друга, как будто пиво его сразу чем-то остепенило.
Вновь в их купе нависла редкая тишина. Слушая лишь стук колес и свист ветра, друзья с озадаченным видом молча придавались распитию пива, смачно чмокаясь губами со стеклянными горлышками бутылок, в которых также сладко бултыхалось медленно пьянящее содержимое.
Именно в этот миг относительного "штиля" дверка их купе раскрылась и на пороге показался знакомый проводник Пятрас Пятраускас. Увидев лежащего на полу поросенка, он, не решился войти в купе, а лишь презрительно покосившись на него, через другую секунду бросил недовольный взгляд и на пьющих парней, один из которых был в легкой черной майке, а другой и вовсе обнаженным до пояса.
- Вижу устроили тут финскую баню! - привычно заворчал он на них своим скрипучим голосом. - Хорошо ещё что не дымите сигаретами!
Сделав высокомерный гордый вид, седоволосый проводник, однако, ретировался, удовлетворенный тем, что на сей раз, эта троица действительно не будет посылать его без конца за пивом в вагон-ресторан, как это было раньше.
Парни же весело рассмеялись от его слов.
- Было бы странно! - сквозь бархатистый смех проговорил Линас Монкевичус, на время отвлекаясь от мыслей о своем животном. - Если бы мы, парни-спортсмены, числящиеся в баскетбольном кружке, без конца дымили как паровозы!
Смеясь, он как рак попятился назад и вновь облокотился спиной о стенку купе, при этом, также подогнув к себе одно колено, положил на него свои длинные руки, в одной из которых на этот раз была бутылка "Швитуриса" – его часто мучила потребность облокотиться спиной обо что-нибудь, ибо высокий рост всегда был дополнительной нагрузкой на его позвоночник.
- Но вы всё равно пробовали разок! - отхлебывая очередную порцию прохладного пива, с легким укором проговорил друзьям Донатас Вилкаускас. - А я ни разу в жизни даже просто, даже играючи не брал в рот ни одну сигарету! У меня и в семье никто не курил!
- Да мы знаем, что ты у нас скромник-святоша! - посмеиваясь, смотря на него, сказал Вилиус Кубилюс, тоже поднося свои красные губы к горлышку бутылки. - Я до сих пор поражаюсь, почему у тебя, с такими высоконравственными качествами, не растут за спиной крылышки?!
Отпив изрядный глоток пива, он, выпустив из себя очередную очередь звонкого смеха, задорно подмигнул рядом сидящему Линасу, при этом слегка подтолкнув его ещё и своим голым бронзовеющем плечом.
- Я правда не брал ни единой сигареты в рот, - невозмутимо продолжал Вилкаускас, не обращая внимания на смех друзей. - И я не очень люблю тех, кто курит, особенно в общественных местах. Они же не уважают права таких как нас – людей, ведущих здоровый образ жизни! Но особо мне не нравятся курящие девушки!
Не успев ещё осушить и первую бутылку "Швитуриса", он явно почувствовал себя смелее, и от этого, как обычно высказывал приятелям свой взгляд на те, или иные вещи в жизни.
- Смотри, какой строгий, - легко смеясь, озорно переглянувшись с "самородком", проговорил Линас Монкевичус, поднося свою бутылку к губам рукой опирающейся на колено. - Сейчас много девушек уже с 16-17 лет дымящих как паровозы, или вернее, как паровозихи! Поэтому, с такими викторианскими целомудренными взглядами, ты, мой дружище Донатас, рискуешь так на всю жизнь остаться холостяком!
- Да, ещё и поэтому ты до сих пор один! - поддержал его, уже перейдя на примитивное хихиканье, Вилиус Кубилюс, и обратившись к красавчику, шутливым тоном добавил. - Согласись, мой добрый друг с тем, что скромность Донатаса, в слиянии с его высоконравственностью, только рождает одно одиночество! Хотя одиночество удел всяких святош!
Они снова весело закатились смехом. Вилкаускас же, слабо улыбаясь, оставался тверд в своих взглядах.
- Хоть как смейтесь надо мной, но я не люблю и не уважаю курящих девушек, - ответил он, допивая остатки своей первой бутылки. - А почему не уважаю?! Так они же будущие матери своих детей! Как они смеют портить своё здоровье, если от этого зависят будущие жизни?! Но друзья, попробуйте им сделать такой укор - они ответят, что когда придет время беременеть и рожать, то бросят курить! Чуете друзья, в этой их фразе одну великую глупость?!
Допив бутылку, с шумом поставив её на стол, он с подозрительным вызовом взглянул на приятелей, расслаблено разлегшихся на противоположной койке.
- Да, Донатас, - улыбнулся Линас Монкевичус, поняв ход его мыслей. - Они бросят курить к самому моменту беременности, то есть, когда уже хорошо испортят свои легкие и сердце!
Все парни просто затряслись от смеха и от этого веселого хора было чудом, что хряк, о которым они словно забыли, как обычно предавшись волнующим их юные души мальчишеским разговорам, не вышел из своего сладкого сна!
- Да, всё же девицы хоть и красивые, но невероятно глупые существа! – по научному констатировал Вилиус Кубилюс, не переставая весело смеяться. - Так давайте выпьем за нас, красивых и одновременно умных ребят!
Выпив свою порцию пива, и увидев, что и приятели тоже успели в этом, он потянулся за столиком и вскоре открыл открывалкой три новых бутылки, которые вручил парням.
- За нас! Великих ребят! - с наигранным пафосом в голосе, хохоча, воскликнул "самородок", поднимая новую бутылку пива.
Весело смеясь уже полупьяным смешком, парни в очередной раз звонко чокнулись между собою "Швитурисами" и запрокинули стеклянные круглые горлышка в свои пацанские глотки. После этой порции прохладного пива их глаза начали медленно затуманиваться в хмельной пелене, смех стал мягче, непринужденнее, а движения быстрыми и легкими. Родное пиво медленно, но упорно охватывало их, уже начиная слегка дурманить головы, и так как никто из них не имел буйный нрав, задабривать и располагать на умиротворенный лад.
- Нет, парни, всё же не все девушки дурные как пробки, - возразил через некоторое время молчаливого пивопития, Линас Монкевичус. – Например, моя Сигуте не такая...
- Да, твоя сестрица действительно хороша, - согласился Вилиус Кубилюс, и, посмотрев на скромника, весело проговорил. - Я помню, что она была слишком хороша даже для нашего Донатаса!
Он расслаблено разлегся возле красавчика на койке, небрежно расставив ноги на полу.
Донатас Вилкаускас же, поняв, о чем говорит "золотой мальчик", с задумчивым видом уставился на столик, где серди стоящего ряда пивных бутылок, уже были опустошены первые три. Солнечные лучи, отражаясь от гладкой поверхности столика и мелкими звездочками мерцая в стеклах бутылок, в свою очередь отбрасывали одухотворенный свет на задумчивое лицо скромного парня. Хоть его карие глаза, озаренные этим светом смотрели на бутылки, но перед мысленным взором возникла Сигуте Монкевичюте - старшая сестра его друга Линаса.
Девушка понравилась ему с первого взгляда, когда красавчик впервые пригласил его с Вилиусом на выступление вильнюсского девичьего фольклорного ансамбля "Драугисте" в котором она состояла. Тогда, будучи ещё молодым глуповатым мальчишкой, он просто застыл от потрясающей красоты всех выступающих девушек, но особенно от прекрасной Сигуте. Он с замиранием сердца смотрел на неё как на вышедшую из морских глубин сказочную морскую деву Юрате, ибо она была действительно необыкновенна: с большими выразительными сочно-голубыми глазами, томно смотрящими из-под острых лучей ресниц; прямым немного крупноватым кругленьким носиком и восхитительными перламутровыми "рыбьими" губками из которых изливалось безмятежное сладкоголосое пение. Облаченная в народную белую сорочку, испещренную красными классическими жемайтийскими узорами, молодая большегрудая дива, с двумя великолепно завитыми в пурпуровые ленты смоляными косами, до изнеможения сводила его с ума. Он вспомнил, как затем она часто снилась ему во снах, где только ему, она с веселым блеском озерных глаз, дарила свое пение и обаятельную улыбку. С томной тянучестью внизу живота, он мечтал прикоснуться своими губами к её "рыбьим" устам в поцелуе. Однако всё так и осталось мечтами, ибо, однажды зайдя в гости к Линасу, он в сильном волнении, смешенном с сильной стеснительностью, даже боялся взглянуть на неё и лишь молча кивал на различные вопросы с её стороны, с невольной жадностью ловя каждое слово, произнесенное её уникальным голосом. И поэтому, "парализованный" от любви, он так и не смог признаться ей в ней.
Смотря на бутылки, Донатас Вилкаускас с грустью вспомнил и то, над чем сейчас смеялся "золотой мальчик" - ибо Кубилюс, однажды раскусив то, что он неравнодушен к русалкоподобной сестре их общего друга, решил попытаться свести их вместе. Именно "золотой мальчик" одним вечером пригласил прекрасную певунью в один из городских парков Клайпеды, уверив ту, что хочет познакомить с одним "незнакомым" ей хорошим парнем. Однако Вилиус оказался в затруднительном положении, ибо скромник, придя в парк, окончательно не выдержав максимальных высот своей стеснительности, просто убежал домой! Как в последствии, после этого потешался над сестрой Монкевичус от такого её "свидания в слепую" и злился Кубилюс, Вилкаускас не хотел вспоминать и сейчас. Потом, со слов красавчика, он уже зал, что Сигуте считает его нерешительным "маменькиным сынком", а ей только нравятся настоящие мужчины с брутальной внешностью! Он вспомнил, как потом пытался доказать, что он не какой-то "молокосос" - уже сам, без помощи друзей, решив подкараулить её на улице по которой она возвращалась вечером с баскетбольной секции. (Тогда он оделся
