лазарете, нянчится с моим полубессознательным телом самозабвенно. Доктор допускает, почему-то кажется, что ему интересно, чем эта история закончится. Моего мнения никто не спрашивает. Уж не знаю почему, но никого эта нездоровая привязанность не заботит.
Когда через месяц улучшений не наступает, меня отключают от аппаратов и переносят в мою комнату. Все что мне остается это гнить заживо, так как природного резерва у тела, даже с учетом отсутствия питания хватит лет на пять. Через неделю у меня появляется мысль, что когда все закончится, я смогу освободится. Исчезает она вместе с приходом Кости, который теперь практически не отходит от меня. Притащил откуда-то переноску и под потолком теперь раскачивается круг отвратительно-желтого цвета. Накой он ему я не понимаю – доподлинно известно, что ночное зрение у него осталось. Еще через неделю Линчук на пару с Иванычем приволакивают мешок с бессознательным женским телом. На свой страх и риск проводят ритуал перемещения. Удачно. Опять переезжаю в лазарет, впрочем, надолго там не задерживаюсь. Тело село как влитое. Чувствую его до последней жилки. Оно в прекрасном физическом состоянии. Оружейник грозит, что больше так издеваться над оружием не будет, но подгоняет все как нужно. Через две недели после перемещения выхожу на маршрут. Еще через неделю навязывают стажера – недоупыря. По сути своей практика эта распространенная. Мы не всю нежить уничтожаем и не всем свидетелям стираем память. Бывает и такое, что один и тот же человек попадается зачистке раз за разом. Частые ментальные вмешательства губительны для сознания, а потому такому «счастливцу» предлагают должность поближе к нашей структуре. Обычно это или техподдержка или зачистка. Впрочем, охотников набирают по тому же принципу, только определяют в ученики к людям. А тут видно и ценный кадр терять было жалко и никто из наших за него не взялся. Подумать так этот новенький идеален – человеческое в нем точно осталось, нежить и нечисть ненавидит даже с запасом – рука в ненужный момент не дрогнет, идти больше некуда, а потому особо привередничать не станет, да и проживет опять же больше других.
На первых маршрутах новичок ведет себя тихо, под ногами не путается, беспрекословно, а главное молча выполняет все что поручено. Потом начинает понемногу болтать. И если бы по делу, так нет же. О природе-погоде. Плавно переходит на воспоминания о прошлой жизни. Не перебиваю, но и разговор я поддерживать не стремлюсь. Похоже на то, что собеседник ему не особо и нужен. Через какое-то время ловлю себя на мысли что стараюсь хмыкать в тему. На этом мое участие в разговорах ограничивается. Это вовсе не означает, что я не слушаю. Не вслушиваюсь – да, но слушаю. Вначале он говорит о каких-то общих обыденных вещах, потом потихоньку начинает переходить на свою жизнь. Мое молчание подстегивает приступы откровения, и уже скоро я знаю, чем он живет. Работу свою он не то что бы любит, но и жаловаться грех – он на хорошем счету, дело знает, семью прокормить может. У него недоделан ремонт, Марина, жена, давно просила починить дверцу духовки, а дочке он так и не купил куклу, о которой та давно уже грезила. Кукла была чуть ли не в рост самой девочки, в синем платье и могла открывать и закрывать глаза. С женой он в тот день как раз повздорил из-за перегоревшего утюга, а малышка начинала покашливать. Как бы не разболелась. Он до беспамятства любит ребенка, долго ждал ее рождения, непременно хотел девочку, а когда она появилась на свет - места себе от радости не находил. Жена первое время даже ревновала его, потом только посмеивалась. Дочка у него шебутная и шаловливая, настоящая почемучка. Теребит и теребит его, когда он приходит с работы уставшим. А потом важно несет ему конфеты и они все вместе пьют чай на кухне. И вот сейчас он не знает, увидит ли своих девочек хоть когда-нибудь. Боится, что если все же отважится нарушить приказ и приблизится к ним, то может причинить им вред.
Это неправильно. Я никогда не позволяла себе подобного, но с другой стороны ничего предосудительного я не делаю. Да, возвращаясь с маршрута мы делаем небольшой крюк, да приходим теперь позже остальных, но зимой светает поздно, а порталы я никогда не любила. Хотя… Кому я вру. Пора бы уже научится хоть себе, но говорить правду. Да, я особо не вслушивалась в жалобы Кости, но пусть и против воли я запоминала. Не могу сказать, что конкретно толкнуло меня на принятие этого решения, но в одно утро мы отправились на базу пешком. Само собой, свои дворы Костя узнал без труда. Я в некотором роде проявила тактичность, сделав вид, что не заметила его нервозности. Вернулись на базу поздно, Костя сразу же ушел к себе. На следующий день пошли тем же маршрутом, человек теперь смотрит на меня как-то странно. Зато на третий день он сам сворачивает на нужную улицу. Где-то через две недели нам везет, и Костя впервые за почти полгода видит дочь. Правда издали и мельком, но у него такое лицо, что я понимаю, что все нарушения графика и все втыки от начальства того стоят. Мы подгадываем время и теперь проходим этот двор в тот момент, когда маленькую Аленку мама ведет в садик. Мы не высовываемся, прекрасно осознавая тот факт, насколько неумолимым будет гнев начальства, если оно узнает об этой моей самодеятельности. Костя успокоился и кажется довольствуется тем, что с его семьей все в порядке. Само собой наши уже наведывались к ним, подправили память жене, теперь она ждет мужа из долгой командировки за полярный круг или из подводной экспедиции. Я не особо в курсе всех легенд, что сочиняет наша зачистка.
Уже несколько дней ни Аленки, ни ее маму мы не видим. Там, где у людей бьется сердце, у меня начинает сворачиваться тугой холодный клубок. У меня не бывает предчувствий, но то, что ничего хорошего не случилось, я способна уловить. Прекрасно понимаю, что по голове меня за мои выкрутасы не погладят, а потому пороть горячку не собираюсь и Косте не позволю. А он рвется. Еще бы, с его девочками могло что-то случится. Я удерживаю. Как на зло в тот день нам попадается оборотень-людоед, явление не редкое, но и не из ряда вон. Однако упертый, а главное верткий. Побегать за ним приходится знатно. На мне все заживает быстро, а вот Косте достается основательно – он, не зная особенностей строения этих тварей, полез в самую защищенную точку. Куда смотрят инструкторы. Несколько дней выхожу на маршруты одна. Не скажу что бы усердствую. Так, в основном распугиваю. У меня пока другая задача. Первая личная задача уже не помню за сколько лет. Я разведываю ситуацию. Дурное предчувствие не обманывает – дочка Кости тяжело больна. Похоже, что неизлечимо, так как их с матерью отправили домой, скорее всего именно умирать. Подслушиваю и подглядываю, в сам дом войти не могу, кто-то или что-то не пускает. Костя должен выздороветь со дня на день. Жду даже с некоторой долей нетерпения – он как хозяин может меня провести.
К моменту выздоровления у меня все готово – и парочка артефактов выклянченных у Линчука, и благовидные отмазки на случай форсмажора. Костя буквально летит. В подъезде, не рассчитав силу, просто выдирает дверь с мясом. Это плохо, умение контролировать собственную силу одно из важнейших – эмоции недопустимая роскошь. На этаж поднимаемся пешком. Ни он, ни я не любим замкнутых пространств. По пути чуть ли не до смерти пугаем какую-то старушку. Я на ходу считываю мысли. Да, бледный как мертвец всклокоченный мужик и, похожая на несвежую покойницу, отливающая синевой и зеленью девица – зрелище то еще.
В доме стоит тяжелый застоявшийся дух болезни. Еле теплится лампадка перед темной иконой. Меня не интересует изображение. Штамповка-новодел, в создание которого не было вложено ни единой Его частицы. Подхожу к окну, распахиваю тяжелые шторы, рама поддается с трудом. Тугой влажный ветер врывается в комнату, вытягивает давящий дух хвори. Только когда комната наполняется колкой морозной свежестью, подхожу к кроватке. Девочка мечется в горячке. Даже я вижу источник воспаления. И он далек от естественного. Отгоняю от изголовья трясовиц. Мерзкие твари противно визжат. Костя теперь тоже их видит – вот пусть и разбирается, но он вместо того что бы уничтожить нечисть бросается успокаивать заходящуюся в истерике жену. Идиотизм чистой воды. Вдох. Выдох. Сосредоточится. Так, чему меня когда-то учили? Давно, слишком давно это было. Да и я не целитель, а воин. У меня подготовка другая, а все побочные знания из меня либо выбили, либо сами забылись за ненадобностью. Ох, все же хорошо, что у нас идеальная память. Отпустить и Сила, чистейший Свет сам стекает по моим рукам, мягко омывает тельце ребенка унося черноту смертельного проклятия. Проклятия не простого, которое может сварганить каждый второй. Не-е-ет, на такую гадость способны только подобные мне, только ангелы могут создать Пожиратель душ. Но кому это надо? А вот сейчас и узнаем. Их приближение я чувствую издалека. Мощь и всепоглощающая сила. Хочется сжаться в униженно скулящий клубок от их могущества. Люди зовут их Властями, а нестоящие их название человеческому горлу и не произнести, разве что отрастить еще пару языков. Сила простого ангела вроде меня, а уж тем более почти падшего – ничто. Это одни из тех, кто подпирает Его престол, и не нам, простым вестникам выступать против них. Но мне не понятно одно – зачем им, при всем их могуществе, разрушать душу какого-то ребенка.
Женщина где-то за спиной надрывно хрипит. Костя уже просто воет от боли. Они не видят пришедших, зато прекрасно чувствуют силу их света. Яркий безжалостный свет Властей смертелен для темных тварей. Толчком разворачиваю крыло и прикрываю им людей. Крылья у меня пепельно-дымчатые с редкими вкраплениями черных перьев. Таких как я называют отрешенцами. Слишком долго мы пробыли в мире людей, наш свет померк и грязь людская пристала к крыльям – это грехи, которые мы, так или иначе, совершаем живя здесь. А к Хранителям еще и грехи подопечных прилипают, оттого они долго и не протягивают – грязь гасит их свет и Хранитель развеивается в ничто.
Сама удивляюсь, сколько глупых и ненужных по сути своей мыслей успевают проскочить в сознании за те несколько минут, что Власти остановились, и решают что делать дальше. То, что я не только их вижу, но и у меня хватает наглости не падать пред ними ниц, слегка забавляет этих созданий, если можно так назвать те отголоски эмоций что долетают до меня. И все же зачем они это делают. А, наглеть так по полной. Вопросительная волна летит в сторону сияющих созданий. Ответ приходит не сразу и вышибает из моей физической оболочки весь воздух. Мощная волна энергии и эмоций.
Ребенок. Так просто. Им нужен был ребенок. В подробности меня естественно не посвящают, но милостиво обещают не трогать, если не буду путаться под ногами и тратить их время. Они торопятся. Откуда-то приходит осознание того, что именно ради этого момента я и существовала. Сейчас мне предложен выбор и именно от него зависит Судьба. Причем не только моя. Молча ставлю на девочку и родителей самые мощные щиты, какие только знаю. Спасти не спасут, но хоть на некоторое время укроют. А в том, что сейчас тут будет Апокалипсис местного значения - я не
