нервным тиком, от которого подёргивались не только веки, но и чуть ли не половина лица. Зачем он здесь?
Откашлялся, взял слово.
– Как указал Император после разгрома врага на Сегвии, такие проблемы должны быть решаемы быстро и эффективно, и лучшие инженеры Империи немедленно взялись за дело. Мы предлагаем создать на основе следящих станций Астлана мощнейшее оружие, способное уничтожать своим огнём целые планеты…
Вейдер пристально взглянул на говорившего. Ему не сообщали о том, что такие разработки ведутся.
– …следует направить ресурсы и производственные мощности захваченной Сегвии. Там есть вся необходимая техника и инфраструктура, а также пояс астероидов Шиаран-а-Шад – богатейшее месторождение всех необходимых металлов. С разрешения вашего величества, я передам проект в распоряжение Генерального штаба, а пока что прошу взглянуть на экран…
Он тоже взглянул на экран. Станция-монстр приблизилась к прекрасно изображённой планете, от неё вырвался луч – и планета послушно разлетелась на нарисованные осколки. Поползли цифры – дальность действия, огневая мощь, необходимые параметры гипердвигателя для того, чтобы эта махина могла передвигаться по Галактике, крейсерская скорость… Уничтожение. Просто – уничтожение. И больше ничего.
Докладчик замолчал, низко поклонился Императору и замер в ожидании одобрения. Император чуть улыбнулся: разрешил спрашивать. Вейдер подождал, пока в белом зале отзвучат все вопросы и ответы про скорость и стоимость строительства, количество людских и прочих ресурсов на него и число персонала будущей станции. Наконец вопросы иссякли, и он подался вперёд. Сразу стало очень тихо.
– Оружие массового уничтожения с большого расстояния, так? – спросил он.
– Да, лорд Вейдер.
– Оружие, которое не позволяет захватывать планеты, а может только стирать их в атомную пыль. Да?
– Да. Я могу дать подробные выкладки…
– Оружие тех, кто боится врага настолько, что не может позволить себе даже попытку завоевать, взять живым, поставить себе на службу. Оружие трусов.
Докладчик вздрогнул, как будто его ударили. По залу пошёл ошеломлённый шорох.
– Я против строительства этой станции.
– Но… это не так, это не оружие трусов… это оружие тех, кто считает себя вправе решать вопросы чужой жизни и смерти! – докладчик почти сорвался на крик. – И… и… это Император заказал разработку проекта!
Генеральный штаб замер. Вейдер не смотрел в сторону Императора, который сидел совсем рядом, но чувствовал: тот задет.
Он встал и церемонно поклонился.
– Воля Императора – закон.
Желтоватые глаза из тени капюшона внимательно следили за ним. Тишина с каждым мгновением становилась всё томительней.
– Я думаю, что главнокомандующий космофлотом Империи лорд Вейдер не откажется взять строительство… – он мгновение размышлял, – будущей Звезды Смерти под свой личный контроль.
Вейдер снова поклонился. Главнокомандующий. Повышение за Сегвию. Отлично. И техническое чудовище, которое должно было встать в ряды его космофлота. Безумно дорогая игрушка. Оружие устрашения – от которого, как правило, в реальности бывает очень мало толку. Что ж… они сами напросились на то, чтобы он контролировал это строительство.
***
Слухи о повстанцах доходили смутно и тревожно, Империя предпочитала умалчивать о потерях и сообщать только о победах… но у Камереля замерло сердце. Металлические опилки притянулись к магниту и стали узором – тем самым, который он потерял. Ему больше не нужны были объяснения, он почему-то сразу понял: да, Орсолла нашла с ними связь. Это было её тайной, она так и не доверилась ему… Она не доверилась ему – ещё там, на Сегвии, когда прилетал генерал даль Соль, не позвала в свою жизнь – опасную, грозящую смертью, но – настоящую, честную… не позвала, и они не ушли в неё – вместе. Он злился на неё: может быть, он не стал бы её увозить, не стал искать работу в оборонке… не попал бы сейчас сюда. И что же, – у него задрожали руки, – сейчас он участвует в создании Звезды Смерти, оружия уничтожения, направленном – против неё?! Да, он виновен: иногда он хотел, чтобы она испытала ту же боль, которую причинила ему, но – ведь не так же…
Он думал, что она опять не ответит. Она не отвечала никогда. Тогда, после разрыва, он решил молчать, – его хватило надолго, но потом он не выдержал, написал длинное письмо, в котором каялся, обвинял, умолял, требовал… Он долго и мучительно ждал ответа, но ничего не приходило, и он испугался: вдруг что-то случилось, этот адрес не имел никакого отношения к её родне, да и вообще к Дерсиангу, мало ли что… Потом написал снова. В отпуск съездил на ту планету. Единственное, что смог понять, – это был живой адрес, не пустышка…
И вот – сложилось. Он – понял. Было страшно: а вдруг не дойдёт? Вдруг этих связных давным-давно уже раскрыли и ликвидировали?
Он мучительно сочинял послание. Как – сказать? Что он может сделать – он, один из инженеров проекта Звезды Смерти? Внезапно накрыло осознание: он умрёт. Один. Он наверняка больше не увидит Орсоллу. А если его попытки выйти на повстанцев будут обнаружены, то он сгинет бесполезно… не так, как тогда – ярчайшим живым метеоритным дождём – просверкнули и ушли в вечность защитники Сегвии, а тихо, безвестно и… оставшись предателем.
Он отправил послание, – никогда не знал, как надо скрывать информацию, чтобы её понял только тот, кому она адресована, понятия не имел обо всех этих шпионских хитростях… Знал, что вся переписка отслеживается. Что о нём прекрасно известно – и про уход Орсоллы, и про безответные послания в никуда. Пришла мысль: а ведь если оттуда – ответят, то это как раз наоборот должно насторожить. Дни заполнились изматывающим ожиданием ответа – хоть какого-то, и не раз становилось тяжело дышать: а вдруг повстанцы решат, что это ловушка, что он пошёл в своём предательстве дальше, что ему поручили заманить их… И тогда оставалось только мысленно кричать её имя, звать – во сне и в полу-яви, почти сходя с ума от ночной тишины.[/i]
– …мы долго проверяли его, – говорила Орсолла эр-Ниада. – Близко подобраться было невозможно, но всё же с ним установили контакт. А потом…
Она замолчала. Прижала к губам платок.
– Когда Звезда Смерти была уже готова, он скопировал нам её планы – окончательный вариант. Раньше делать это было бессмысленно: постоянные доделки, доработки, ну, вы понимаете… Момент копирования, разумеется, был отслежен, но планы уже ушли. Вейдер был наготове и, когда ему сообщили, кому переданы планы, сразу же бросился в погоню. Узнать, куда летит корабль принцессы Лейи, для него не составляло труда: все звездолёты высших должностных лиц Империи были оснащены гиперпространственными маяками… Камереля казнили сразу, его могилы нет.
Орсолла эр-Ниада уходила, а вслед ей молчал огромный зал. Я вжалась в угол ложи, отвернувшись, чтобы Линн не видел слёз, – могилы моего отца тоже нет… Где-то внизу живые пытались вернуться в сейчас, отстранить прошлое, которое поднялось из мрака времени и встало во весь рост. Лорд Эльснер сидел, стиснув руки, не смотрел ни на кого – ни на судей, ни на уходящего свидетеля. Подумалось: и как, каким чудом можно теперь его спасти, защитить, ведь не оправдать же, не сказать – он тогда был невменяем, он был другим, это был не он… Они хотят, чтобы он искупил свою вину? Чем? Смертью? Глупо, глупо, ничего это не изменит, да и любой приговор к тюрьме – тоже, это всё только формальность, если тот, кто преступил закон, – прежний, если он уверен в своей правоте. Они не понимают, что страшнее всего – вернуться, стать собой, стать снова человеком и осознать… а это не зависит ни от каких судей, никто не может так изменить преступника, кроме Создателя, и если Он это сделал, то это и есть самый жуткий приговор… так оставьте его наконец в покое, вы даже представить себе не можете, каково ему сейчас… отчего он хотел покончить с собой, едва получив новое тело и новую жизнь, вы не знаете, я – знаю, я – видела.
Я внезапно очнулась, как от толчка: Милорд смотрел в упор, и взгляд его горько и безнадёжно подтверждал, что я была права. Он не просил о помощи, он не мог, считал себя не вправе, но искал в зале – своих, тех, кто – понимал, потому что стало уже невозможно самому выбраться из-под обрушившегося груза вины, из того, о чём и так знал, и что сейчас предъявили – справедливо и жестоко.
***
– Между прочим, сегодня у Скарвина день рождения, – вдруг сказал Линн. – Если, конечно, это можно так назвать.
За окнами было темно, он встретил меня после учёбы, и мы бродили по вечерним осенним улицам Кер-Сериндата. Сначала я не поняла, о чём речь, и откуда у руниа может быть день рождения, но потом сообразила: сегодня ровно год с тех пор, как мы освободили Скарвина. Удивилась: и как Линн ещё умудряется про это помнить посреди кутерьмы с процессом? А если бы не Крис Ариатис с его идеей лечения на Дельсарене, то с последствиями этого самого дня рождения я бы жила до сих пор…
– Можно, – уверенно ответила я. – По идее, надо бы поздравить. Ему будет приятно, что мы помним… и не решили замять факт его освобождения вследствие полученной кучи неприятностей.
Линн улыбнулся и позвал Йаллера: разговаривать телепатически с кем-то на другой планете могли лишь руниа, да и то только между собой, так что пусть поможет. Йаллер засиял так, что это было ясно даже через мысленный разговор, и пообещал скоро появиться. В ожидании его прихода мы забрались в небольшой сквер и уселись на лавочке. Здесь был разлит в воздухе мягкий свет, в котором колыхались листья: что-то ещё зеленело.
– А на Энтиде, наверное, с тех пор траур… если только ты не сообщил им правду о том, что его гибель была нашей инсценировкой.
Линн загадочно усмехнулся.
– Неужто сообщил?
– Официально – нет. Ты же понимаешь, дело в том, кто и как спрашивает… и спрашивает ли вообще.
– Они не додумались?
– Они не поверили в его смерть… разумеется. Затеребили Гантенира требованиями использовать родственные связи в общественно полезных целях…
– Хорошо хоть не наоборот…
– …потому что в народе начались волнения. Не во всём, конечно, на Энтиде разные люди живут, но после радости от освобождения Скарвина новость для них была, конечно, убийственной… Я не стал ни подтверждать, ни опровергать.
– Что-то не верится, чтобы им хватило.
– Гантениру хватило, а особе, которая называет себя Тиштар, – конечно, нет.
– Смелая женщина, – додумалась назвать себя именем богини, хоть и инопланетной… и что она сделала?
– Прилетела ко мне.
– Ты признался?
– Вроде того. Показал, как мы решали вопрос со взрывом флайера.
– Что-то после этого до сих пор не настала паника по поводу того, что Скарвин жив. Или я не в курсе?
– Нет, всё верно. В этом её заслуга. У них, знаешь, такой язык… они привыкли тысячелетиями скрываться, и потому даже если иностранец выучит их язык, то останется масса выражений, которые они понимают, а чужой – нет… в общем, она сумела до них так донести правду, что никто посторонний не догадался. Ну, а они делиться этим не намерены. Слишком дорогостоящая радость.
– Ещё бы… и всё-таки интересно, как именно она донесла?
Линн улыбнулся.
– В стихах.
Я кивнула. Это было красиво, но… я чувствовала, что это не всё. И что за
