Кровь должна уцелеть

Пока Райнек Итари ждал, что его выпустят с контроля, внезапно оглянулся, - и ему стало не по себе. Вот он, путь к другим звёздам, корабли свободны, они взлетают и садятся каждую минуту, но… Это больше не для него. Выход закрылся. Можно ходить мимо космопорта хоть каждый день, но чувства открытого неба – не будет. Оно не вернётся. Не вернётся никогда.
Голос контролёра, возвращавшего ему документ, заставил вернуться в реальность, но в реальности поселилась теперь беда. Подумалось – уже почти спокойно: наверное, вот так чувствовали себя астланцы в древности, когда захлопнулся Переход, и корабли, которые должны были пройти через него и исчезнуть, оставались здесь, по эту сторону. Навсегда. Это было их «навсегда», их – и многих других поколений, последовавших за ними. Никто никогда не мог сказать, откроется ли путь к другим звёздам.
Он вышел из космопорта, обернулся ещё раз. Нет, зрение не обманывало, по-прежнему взлетали и садились звездолёты, и им был не страшен закрытый Переход, - да теперь ни один пилот не носил имплантанты, уже много сотен лет всё были свободны, но… чувство жути не оставляло. Итари ещё мгновение смотрел на звездолёты – и решительно направился к стоянке аэротакси. Он знал, что ощущение закрытости пути больше не уйдёт, и что игнорировать его – не выйдет.
Он ехал по забытому Астлану. Забытому – не в реальности, он не мог не помнить, чему и ради чего служил на Йавинте, но… всё обрушивалось на него заново, и пронзительный, ни на что не похожий воздух, будто морозный в любое время года, и пожухшая серебристая трава, быстро проносящаяся мимо… а когда он выйдет на центральной площади Найарита – он знал – вокруг воздвигнутся дома, которые никуда не делись за целые века и, конечно, никуда не исчезли и за последние десятилетия, которые он их не видел.
Он ступил на камни столицы. Солнце полыхнуло на бледно-серой мостовой стаей искр и унеслось дальше – встречать следующих. Сегодня было много рейсов, но с Йавинты – один. Йавинта не поощрялась. Туда не летали по доброй воле, в гости или отдыхать. Только – дела, а значит – имперская важность. И когда ты улетал так надолго, что казалось – навсегда, Астлан оставался только в памяти, а неверная, изменчивая память заслонялась текущим, Астлан таял. Вернувшись, ты осознавал, что – забыл, и становилось неловко: да как же ты мог?
Родные улицы встретили, обняли и повели.

На родных улицах прятались дома-ловушки. Не те, привычные, со стрелами в небо на каждом фасаде, а незаметные, притворявшиеся обыкновенными. Войдёшь – и кажется, что каждая следующая дверь ведёт не наружу, а в новый, новый, новый плен, и нет ему конца, и даже тупика нет – нет последней комнаты с одной дверью, откуда хотя бы можно повернуть назад, только иди вперёд и вперёд в бесконечность.
Дома-ловушки скрывались. Им не было счёту. От них не было спасенья. Если ты – причастен, если ты когда-то давно переступил черту, отделяющую безопасное, спокойное незнание, то твой жизненный путь отныне шёл через дома-ловушки, и каждый раз, входя в дозволенную тебе и недосягаемую для простых людей дверь, ты не знал, суждено ли тебе выйти.
Итари вошёл, и голоса города в одно мгновение растворились в тишине.

Голос Гирантайа был профессионально-приветливым.
-Ты куришь или нюхаешь?
-Курю. Редко.
-Я думал, ты отвык.
-Нет.
Итари осторожно затянулся. Мир обрёл чёткость и почти сверхъестественно резкие очертания. Теперь в этом недостатка не будет. А он и правда отвык… Обращение второй степени доверия. В науа это редкость, обычно либо третья, либо уже первая, но для вернувшегося с выездной работы коллеги, которого не видел полвека, в самый раз. На галактический это не переводится вовсе, что поначалу коробило, но начало это растворилось в прошлом уже несколько десятилетий назад.
-Меня интересуют ответы на два вопроса. Откуда у тебя информация – и почему ты решил, что она соответствует действительности.
Итари медленно курил. Тонкий сиреневатый дым поднимался вверх и растворялся, мысль следовала за ним. Должна была следовать.
-Моя специализация описана в методичках эйс-три. Мелочи. Эмоции. Мысли. Отражение их у человека, обладающего мимикой. У астланца. Я уже отвык делать подробный анализ, это перешло в автоматизм. Некоторые коллеги называют это интуицией, - Итари покачал головой, - но они ошибаются.
-Столько слов… - Гирантайа сцепил пальцы. – Ближе к делу.
-Разве всё это неважно?
-Важно. Ты продолжаешь настаивать, что информация получена тобою лично напрямую?
-Да.
-Как?
-Я видел, как император Агистас Мойра встречал вернувшиеся с Ореанты Белые Крылья. Я видел его глаза и его лицо. Это не он.
-И никто не догадался? Никто, кроме тебя?
Итари глубоко затянулся. Чёткость линий была фантастической, даже казалось, что лицо Гирантайа стало уродливым. Хотя этого не могло быть. Он же не изменился с того момента, как Итари вошёл в кабинет с двумя дверями.
-Да. Никто не догадался. Надо полагать, некоторым было не нужно.
-Ясно…
Гирантайа медленно откинулся назад. Тёмно-бордовая спинка кресла с золотым краем. Так чётко, что видно мельчайшие трещинки на обивке. Кресло не новое, будут менять. По крайней мере, должны.
Итари внимательно изучал тлеющий пепел. Ярко-бордовый. Весь Астлан в бордовом и чёрном. Земля и небо. Огромное чёрное небо, которое может закрыть дорогу – или открыть её. Когда захочет. А Неназываемый так и не явился, когда дорога была отрезана. Его призывают до сих пор, хотя теперь ждать спасения от него уже не нужно, люди справились с бедой сами. Почему не перестали в него верить? Кощунственный вопрос, который любят задавать в Объединённых Звёздах задиристые и враждебно настроенные…
-Ты позволишь мне узнать дату моей смерти? – вежливо спросил Итари.
Лицо Гирантайа осталось неподвижным.
-У меня нет таких данных.
-В таком случае, я хотел бы получить распоряжения на жизнь.
-На всю – не дам, - голос Гирантайа чуть потеплел. – Но в ближайшее время ты продолжишь быть в официальном отпуске. До прояснения обстановки.
Итари кивнул.
-Я могу идти?
-Да.
Райнек помедлил пару мгновений. Пара мгновений – это много. Достаточно для того, чтобы изменить что-то важное.
Встал.
-Итари.
-Да?
-Пока ты ехал в Найарит из космопорта, поступило оповещение. На императора снизошла благодать долголетия, и он устраивает праздник по этому поводу. Для народа.
В тишине и чёткости кабинета с двумя дверями внезапно стало ещё и холодно.
-Когда?
-Завтра.
-Я буду, - медленно ответил Итари и задним числом сообразил, что говорить это было вовсе не обязательно.
Гирантайа внимательно посмотрел на него.
-Попробуй отдохнуть. До завтра.

Целый день до завтра оказался и безумно длинным, и ускользающим, утекающим сквозь пальцы, как песок. Итари бродил по Найариту, до усталости, до желания сесть где попало. С удивлением отмечал, что здесь есть масса мест, где он хотел бы встретить закат, - на Стене, или на площади Четырёх побед, где толпился народ и журчала вода в грубоватом фонтане… просто сесть на камень обрамления и смотреть, как меняется свет, как удлиняются тени, ни о чём не думать, утонуть в живой тишине и в гортанных звуках родного языка, которым не пользовался уже столько лет, - не вникать, а просто слушать и наслаждаться, как музыкой. Он не чувствовал себя дома, но всё же здесь было хорошо.
Он боялся завтрашней встречи с императором. Он знал, что не выдержит, что человек, занявший место императора, одарён Силой, - другой бы не смог, Белые Крылья не могут подчиняться простому смертному, - а значит, чувства этого простого смертного, который знает о подмене, будут для него как на ладони. Если только подготовка, позволившая Итари десятилетиями жить на планете, где правил Орден, не выдавая себя, не поможет пережить эту встречу.
В закатном солнце лениво перемещались тени. Итари мимолётно подумал о том, зачем самозванцу представление о снисхождении долголетия. Да, наверняка самозванец намного младше Агистаса Мойры, продление жизни показалось бы странным, но среди одарённых нередки неожиданные всплески долгожительства, а пока всё мирно – люди примут императора-долгожителя, ничего не заподозрят и даже будут рады. Да, тут всё просто… А ему, ему-то почему от этого плохо и страшно? Почему нахлынула жуткая картина грядущих больших войн и разгрома Объединённых Звёзд? До сих пор же самозванец, сколько бы он ни сидел уже на троне, не выказывал ничего агрессивного, и нет причин для подозрений… Но от ощущений не уйти, пренебречь ими – по меньшей мере, непрофессионально. А как было бы хорошо отмахнуться, сказать себе, что ничего плохого не будет, и поверить в это…
Ночь надвигалась величественно и неизбежно, от неё нельзя было убежать. Райнек вернулся в гостиницу – мучительно переждать её, даже не надеясь забыться сном.

Окна гостиницы выходили во двор, можно было даже не пытаться разглядеть город, - Райнек специально выбирал такое, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Своего жилья нет, ну и Неназываемый с ним, неважно, пусть будет что-то временное, куда приходишь, падаешь, а наутро… если для тебя настанет утро… будет какая-то жизнь. Обряд благодарения, разумеется, должен был состояться на пирамиде, где был Источник, - это военные парады и прочие демонстрации мощи выносились за пределы Найарита, на простор, а здесь – только личное, и пусть толпы зрителей смотрят снизу, с площади, со Стены и с крыш окрестных домов. С крыш всего центра отлично видно, Итари вдруг вспомнил, как сквозь дымку нереальности, детство: как выбирались на самые опасные верхотуры, на край, по принципу – где наша не пролезала. Таких ребят отслеживали, среди подобных отчаянных компаний выросли нынешний генерал космической службы Стантос Эрвиль, тот же Гирантайа, да и он сам, хоть и в разное время. Подумалось: а на что ты способен – сейчас? Кажется ли жизнь единой разумной линией, приводящей к нынешнему дню, или это было только блуждание в хаосе, в метаниях, в мелких целях, которые вспыхивали и гасли, как падающие звёзды? Мысль коснулась души, всколыхнула последние сомнения, - и он прогнал её: не до философии.

Просыпаться было тяжко, - в первый момент было чистое, ясное утро, не отравленное ничем, а потом нахлынули тревоги, сомнения, тяжесть необходимого. Он встал, собрался, - понимал, что будет много народу, что все лучшие места занимаются с ночи, и вряд ли ему достанется что-то хорошее, и была мысль подчиниться: как ляжет, куда попадёт, то и хорошо, а если не удастся увидеть императора, значит, так и должно быть… Он встряхнулся. Это трусость.
Народ на улицах радостно спешил – все в одну сторону, группами, семьями, весь город стал бордово-чёрным от праздничных одежд, и даже устремлённые к небесам стрелы на каждом доме казались острее. Итари шёл, почти не выбирая дорогу, почти не думая, как во сне, - да, точно, как будто снится сон о возвращении в детство, и только странно, что ты теперь ростом вровень со взрослыми, а не смотришь на них снизу вверх. Он прошёл несколько кварталов, свернул во внутренний двор, - если не перекрыли путь, то можно подняться на верхний этаж по открытой каменной лестнице, этот дом выстроен так, что вроде бы и прячется, не на виду, а с крыши прекрасно видно пирамиду. Итари коснулся двери, -