Мы искали друг друга. Гл. 12. "Вовчики" и "юрчики"

«работу». Девушка была в домашнем халатике, туго обтягивающем полную грудь.  Борта халата все время расходились, она поправляла их свободной левой рукой. Ее кавалер выглядел волне умиротворенным.
- Ну, как? Есть бензин? – спросил он, обращаясь скорее к Максу, чем к своим подручным. – Все будет нормально, если возникать, не станешь.
- Пошел ты, - вырвалось у Макса.
- Что! – взъярился беспридельщик, освобождаясь из объятий возлюбленной.
- Макс, не надо! – воскликнула девушка.
Макс удивленно глянул на незнакомку: откуда ей известно, как его зовут? Но девушка обращалась к своему приятелю.
«Ни фига себе – тезка», - успел подумать Макс, прежде чем получил сильный удар по голове. От Шера. Или от Бубы. Без разницы, в общем-то, все равно он не видел – ударили сзади чем-то тяжелым. Рукояткой пистолета, должно быть. Макс свалился, а приятели-анашисты кинулись бить его ногами.
- Хватит! Макс, пожалуйста, - слышал он голос подруги главаря-тезки. Сознания Макс не потерял.
- Хорош! – крикнул главарь, уступая просьбе девицы.-  Поехали.
Макс услышал, как хлопнули дверцы машины, и заурчал мотор. «Волга» выкатилась со стоянки.
Кто-то тронул Макса за плечо.
- Ты живой?
Со сдавленным стоном Макс повернулся на бок. Над ним склонилась сердобольная подруга беспредельщика. Она помогла парню встать на ноги, отвела в сторожку.
- У тебя бинт есть? А йод?
Макс молча указал на шкаф, где лежала автомобильная аптечка, присел на стул. Чувствовал он себя, как если б грохнулся на землю с третьего этажа. Болело все, особенно правый бок и голова.
Девушка принялась осматривать его раны. Макс невольно косился на ее чуть приоткрывшуюся грудь.
«И этот говнюк, тезка мой, тискал ее полчаса назад, - мысленно произнес Макс со всею злобою, на которую только был способен. – Дрянь, шлюха, подстилка бандитская». То, что девушка фактически спасла его, остановив избиение, не извиняла её, любовницу негодяя, в глазах Макса.
Пальцы незнакомки ощупали его макушку.
- Ай!- воскликнул Макс, ощутив резкую боль. – Осторожно!
- У тебя там шишка. Но, голова, вроде бы, целая. – Девушка стала расстегивать ему рубашку, спросила, - где еще болит?
Макс сердито засопел: тоже мне, сестра милосердия, мать Тереза недоделанная. Путается с бандюганами, шалава, а туда же! Тем не менее, он позволил ей осмотреть грудь и спину, смазать йодом царапины.
- Бок болит? – поинтересовалась «милосердная сестра».
- Да. А что там?
- Синяк. Гематома.
- Твари! Ублюдки! – опять вырвалось у Макса.
Девушка никак не прокомментировала это высказывание. Смотрела на Макса испуганно-сочувственно.
- Ты это… В милицию не заявляй – не помогут. – В ее голосе звучала искренняя тревога. – А они… Они могут убить. Ты не подумай,.. я не за них - за тебя волнуюсь. Макс – он неуправляемый…
«Тогда какого же … ты с ним связалась?» - хотел, было, спросить Макс, да передумал: не его это дело. «Как он, тезка долбаный , назвал свою подругу?.. Зуля, кажется… Дура ты, Зуля. Жалко мне тебя…».
Рассвело. На стоянке начиналось движение. Появились первые клиенты – ранние пташки. Протирали стекла своих авто, хлопали дверцами.
Тягостная ночь закончилась.

3
На юге республики полыхало. Боевые отряды оппозиционеров, имея БТРы и танки, захватили Курган-Тюбе – областной центр, важный стратегический пункт. В городе началась резня. Под горячую руку попали ургутские  узбеки, зажиточность которых стала притчей во языцех, вызывая черную зависть приверженцев лозунга «отнять и поделить». В другом областном центре, Кулябе уголовный авторитет Сангак Сафаров (или просто «дед Сангак») создал свой «Народный фронт». Удивительно, но старому уголовнику, проведшему треть жизни в тюрьмах, удалось то, что не смогли власти предержащие – организовать сопротивление мятежникам.
С чьей-то легкой руки оппозиционеры и их приверженцы стали называться «вовчиками» (от искаженного «ваххабиты»), а их противники «юрчиками» (очевидно в память о Юрии Андропове).
Заполыхал весь юг. «Юрчики» вырезали «вовчиков», те массово бежали, частью в Афганистан, частью в Душанбе.
Это была уже настоящая гражданская война.
В Душанбе потянулись колонны беженцев: из грузовиков с кузовами, плотно набитыми людьми, и тракторов, везущих прицепы-тележки, предназначенные для хлопка, но сейчас нагруженные домашним скарбом – сундуками и одеялами-«курпачами».
Беженцы заняли все городские гостиницы, отыскивали и захватывали временно пустующие квартиры. Хозяин, после недельного отсутствия, мог обнаружить, что в его однокомнатной квартире поселилась семья из пятнадцати человек.
Власть в очередной раз обнаружила полную несостоятельность. Президент попытался сбежать, но его перехватили по дороге в аэропорт и заставили подписать указ о сложении им полномочий. Правительство «Национального спасения», созданное мятежниками, оказалось столь же недееспособным, что и свергнутая власть.
Город все более погружался в анархию. Было невозможно разобрать, кто есть кто: «вовчик» перед тобой или  «юрчик», а может, просто беспредельщик, решивший: теперь позволено все. Грабежи и убийства становились обыденностью. Деньги стремительно обесценивались. Цена человеческой жизни падала еще быстрее. В теленовостях с удручающей регулярностью появлялись сообщения: «Разбойное нападение на частный дом в Ленинском районе, убиты 8 человек, похищена видеоаппаратура…», «У подъезда жилого дома убит предприниматель…», «В помещении корпункта застрелен журналист-телеведущий…».
Продолжалась массовая миграция «русскоязычного населения».
В жизни Макса началась черная полоса. Он и раньше-то не на белой пребывал – на серой, скорее; а уж теперь…
Чтобы рассчитаться с хозяевами авто за украденный бензин Максу пришлось отдать всю выручку. Да еще водилы недовольны остались: деньги, что – бумага, бензин попробуй еще найди. А Макс отправился домой, залечивать раны. В милицию он не стал заявлять: бесполезно; вот если б мента грохнули – они бы засуетились. Макс позвонил бригадиру сторожей Фатхуло, сказал, что на следующее дежурство не выйдет – увольняется. Продолжать карьеру сторожа можно было только платя дань рэкетирам. Но в этом случае самому не оставалось ни шиша. Тогда, на кой, спрашивается?
У Шведова-старшего обострилась язва. В больницу ложиться он не захотел, посчитал, что не имеет смысла: лекарств нет, и вообще – бардак. Комбинат их работал через пень колоду, зарплату платили продукцией со складов: отрезами никому сейчас не нужного вельвета и рулонами марли - тоже не шибко ходового товара. Дома этих тряпок скопилось несколько тюков.
Оставшись в очередной раз не у дел, Макс решил заняться сбытом залежалого тряпья. Тем более, деньги дома нужны были до зарезу. Нынче валяться на диване целыми днями – непозволительная роскошь. Уже через неделю  после встречи с вымогателями, прошедшей в «теплой, дружественной обстановке», не залечив толком раны, Макс отправился на барахолку.
По просьбе Макса мама извлекла из шкафа огромную брезентовую сумку-баул. Совместными усилиями туда удалось запихнуть по небольшому рулончику марли и вельвета, да еще отрез материала на занавески.
- Жалко, хороший материал, - вздыхала мама, укладывая в сумку ткань для гардин.
- Поэтому он и лежит у тебя лет пять уже, - съехидничал Макс.
- Все руки не доходили повесить… Да, ладно, чего теперь говорить, продавай.
Неудивительно, что мама сравнительно легко рассталась с милой ее сердцу материей: у нее подобных отрезов по шкафам и чемоданам было рассовано – вагон и тележка. Запас, как известно, карман не давит.
- А как ты отмерять будешь?- спросила мама.
- Чего отмерять? Материал? Еще чего не хватало! Не буду я там стоять, отдам кому-нибудь оптом по дешевке.
Мама пожала плечами: делай, как знаешь. Но, все-же посоветовала:
- На всякий случай возьми сантиметр. И ножик. Давай покажу, как надо резать.
Она ухватила материю одной рукой, согнула и, придерживая снизу пальцем в натяг, сделала надрез, потом – вжик!  Ничего сложного, оказывается.
Макс не собирался стоять на барахолке – стыдно. Был бы товар еще путевый, а то – тряпки.  Но когда он стал прохаживаться  вдоль рядов, предлагая торговцам взять все оптом, то не нашел отклика. Никто не заинтересовался товаром Макса. Только старушка одна предложила:
- Ты лучше сам продай. Вставай, вот, рядом.
Макс отнекивался: неудобно, мол. Бабулька усмехнулась:
- Чего неудобно-то. Вон – ребята, такие же, как ты,  стоят, и ничего. Становись. Я помогу, если что.
«Боевая бабка, - подумал Макс одобрительно. – Встать, что ли… А, была - не была!».
Все когда-то бывает в первый раз.
Макс сильно смущался, поначалу, но скоро пообвыкся.  Действительно, кого только здесь нет – старые и молодые, женщины, мужчины, дети. Чем он лучше, или хуже. Не то время теперь – морду воротить, корчить из себя аристократа, неспособного унизиться до занятия торговлей.
Дело шло ни шатко, ни валко. Спрашивали и брали, в основном, марлю. Но стоила она гроши. За два часа Макс наторговал – смешно сказать – на два кило картошки, максимум. Потом удалось спихнуть гардинную ткань: женщина взяла не торгуясь. Макс чуть повеселел. Приятно потяжелел карман, куда он клал деньги. Ему начинал нравиться процесс.
Макс быстро обучался искусству торговли. Стоило кому-то из потенциальных покупателей остановиться возле его товара, расплывался в улыбке и предлагал:
- Берите материал: вот марля, вельвет. Дешево отдам!
- Почем?- спрашивал заинтересовавшийся.
Макс завышал цену в полтора раза, памятуя о правиле: хочешь получить одногорбого верблюда – проси трехгорбого.
Опытный покупатель предлагал за товар вдвое ниже. Макс чуть-чуть уступал. Останавливались на цене, приемлемой для обоих. Макс вошел во вкус.
- Отличный материал. Берите, - начал он было, когда подошел очередной «клиент», но узнал подошедшего и осекся. То был Миша Коваль, бывший сослуживец.
Макс смутился, словно школьник, прогуливающий уроки, и случайно повстречавшийся с соседом дядей Вовой.
- О, здорово! – воскликнул Миша . – Я смотрю: ты, не ты. Торгуешь?
- Да, вот, - замялся Макс, - приходится.
- Понимаю. У нас тоже… Зарплату задерживают постоянно, да и платят – гроши. Думаю в «Памирсамоцветы» переходить - они на самоокупаемости… А ты где сейчас?
-- Пока нигде.
- А-а, Понятно, - повторил Миша. – Уезжать не думаешь?
Без этого вопроса сейчас не обходилась ни одна встреча старых знакомых.
- Думаю. Только не знаю куда.
- Я тоже, - вздохнул Миша. – Был бы я евреем, или немцем – другое дело, а так… В России мы никому не нужны.
- А здесь? Здесь я кому нужен!?
Всю горечь и разочарование, накопившиеся у него за последние два года, вложил Макс в свой риторический вопрос. Миша только кивнул, соглашаясь.
- Ну, пока, Максим. Пойду…
Максу расхотелось торговать. «Сворачиваться надо», - решил он. Тут подвернулся перекупщик, взявший весь материал оптом – Макс за полцены отдал. И остался доволен.
Домой он вернулся с туго набитым деньгами карманом.
Дебют, в целом, оказался успешным. Только денег этих хватило всего-то дня на три.
Маховик инфляции набирал обороты, превращая денежные знаки в мусор.

4
В Душанбе, как в 19-м году в Одессе, власть менялась каждые две недели. Любая смена сопровождалась всплеском насилия и беспредела. «Юрчики» теснили