Голос далёкой любви

каким-то  образом устроилось – она догадалась готовить сразу на неделю и даже порадовалась тому, что Дашка научилась, наконец,  жарить картошку и варить макароны, а у Машки перестала подгорать яичница…И все вещи она заставила девчонок собирать с вечера, несмотря на их вечное «потом», и сама научилась вставать раньше на двадцать минут, и их вполне хватало, чтобы в доме наступил порядок…

А без матери всё равно было пусто и скучно, и девчонки интересовались, не собирается ли  бабушка там жить. Им тоже было непривычно и пусто, хотя она, их  мать была рядом.  Она несколько раз звонила в Москву, спрашивала, как она там  и когда приедет, но у матери были ещё какие-то дела, с кем-то они с Валей познакомились, где-то собирались, куда-то ходили…

Она подумала, что у матери появилась своя жизнь, не смотря на печальное событие, а не только её и девчонок, ну и ладно, ну и хорошо…

Как-то вечером она вдруг вспомнила о записанной девчонками музыке и попросила у них плейер. Положив перед собой стопку тетрадей, она решила совместить приятное с полезным – получается же у девчонок решать задачи и слушать чёрте что одновременно…Сначала она услышала что-то весёлое, ритмичное и вспомнила… Ну конечно, именно эту песню она чаще других ставила материным гостям – им нравилось, ей тоже, под неё так весело было танцевать быстрые танцы…

Потом зазвучала другая,  совсем другая песня и по стилю, и по содержанию. Сильный красивый голос пел  о войне… Она давно забыла про тетради и слушала всё, всё подряд – лирические песни, оперные арии, весёлые итальянские песни, распевные песни о России, песни так называемого «гражданского» содержания… Грустные, весёлые. спокойные, зажигательные… Голос  был необыкновенным, ярким, красивого тембра, мощным и в то же время мягким, глубоким… У таких певцов много поклонников, вернее поклонниц. Красивейший голос, талантливое исполнение, внешность…

Очнулась она, глянув на часы – господи, когда же она тетради-то проверять будет!  У девчонок было тихо – они уже давно спали. Ну да, они же заходили пожелать спокойной ночи – и Машка и Дашка… А она не поняла, просто покивала им, всё равно не слышала, что они говорят.  Сидела с тетрадями опять допоздна, встала с трудом – всё теперь музыка только в выходные!

Но вечером рука опять потянулась к плейеру, надев наушники, она решила – две песни! Не больше! И опять не получилось две, а гораздо, гораздо больше…

Но она уже как-то научилась управлять своим организмом, и организм проснулся вовремя, и никто никуда не опоздал.  И днём у неё было хорошее настроение, и вечером, когда она возвращалась с портфелем в одной руке и сумкой с продуктами в другой, настроение тоже было хорошим, и она подумала, а что же хорошего есть в её жизни, кроме двух русых головок? И, когда она подумала о них, сразу вспомнила Машкин плейер и ах, да! Вот оно что! Вечером она будет слушать певца!

Вот и получилось, что как однажды сказал кто-то из девчонок, она «подсела» на этот голос… Сначала она, конечно, возмутилась и попросила не употреблять жаргонных словечек, но как иначе было определить её нынешнее состояние?

Голос стал родным, домашним, уютным и как она раньше без него жила? Её словно захлестнуло внезапно волной красоты этого голоса, его души…Кажется, она стала понимать мать – ведь кроме голоса был ещё и сам певец, молодой, красивый и такими же были его поклонницы – тоже молодыми и красивыми, а молодое и красивое всегда тянется друг к другу…

Прошло ещё несколько дней, и начались каникулы, и девчонки уехали на турбазу вместе с их школой. Она не хотела пускать, хотелось наконец побыть с девчонками, погулять вместе по городу, посидеть в кафе, сходить в музеи, театр… Но они так просили, так умоляли, что она не выдержала. Они набрали с собой какие-то немыслимые наряды – будут дискотеки!  И так радовались, что ей даже стало грустно…

Сегодня она проснулась поздно, торопиться было некуда, совсем, совсем одна. И можно было выкурить после кофе ту сигаретку, что так и лежала за салатницей, но почему-то совершенно не хотелось. Может быть, потому что в этом сейчас не было никакой тайны? И она решила пройтись по магазинам, посмотреть что-нибудь для себя или для девчонок. Конечно, получится, что для девчонок, так было всегда. Но она всё-таки пошла и долго ходила по магазинам и ничего не купила, потому что без девчонок покупать что-то для них она уже не решилась, а для себя так ничего и не выбрала. По пути купила в кондитерской бисквитный торт, но пить чай с тортом одной не хотелось, и она решила позвонить Свете, у неё тоже начались каникулы. Муж на работе, а дети в садике, у неё ещё маленькие дети, и ей конечно тоже скучно дома одной…

Ещё на лестничной площадке она почувствовала слабый аромат духов матери и заторопилась, и не могла попасть ключом в замочную скважину, и рассердилась на себя и, рассердившись, справилась, наконец, с замком, и сразу в прихожей увидела  аккуратно висящее на плечиках пальтишко. А  из кухни пахло травами, только мать заваривала такой особенный душистый чай с травами… И порадовалась, что так кстати  купила торт  и поспешила, раздевшись, на кухню и обняла мать сзади за плечи, и прижалась так, как делала это в детстве, когда случалось провиниться и нужно было попросить прощения…

Потом они пили чай, замечательный чай,  с принесённым ею тортом и она рассказывала, как они тут жили без неё, и как справлялись, и как скучали…

- А как ты мама, как ты-то  там?  – спросила она и мать рассказала, что Валины внуки уже совсем взрослые, и она вот-вот станет прабабушкой, а у Сан Саныча давление, а Валя ничего ещё, резвая, как молоденькая…

- Я  не об этом,  мама -  сказала она, хотя про Валю ей было тоже интересно, и покосилась на портрет певца, который девчонки  заказали в фотоателье  и поставили на кухне только вчера, а она ещё не успела найти для него в комнате место…

Мать неуверенно посмотрела на неё, словно раздумывая, а надо ли ей об этом? И осторожно, словно нехотя, стала рассказывать, как они ежедневно ходили на кладбище, как познакомилась там с давними его поклонницами…

-  Представляешь, - вдруг оживилась мать, - я с некоторыми даже бывала на одних и тех же концертах в разных городах, а вот теперь только встретились, только теперь…
- Ты очень его любила? -  неожиданно спросила она.
- Кого? -  мать недоумённо посмотрела на неё, потом на портрет, и внезапно грустно улыбнулась.
- Отца твоего я любила.  А его… Его я обожала – это совсем-совсем другое… Это как хрупкую дорогую вещь любить – тронуть лишний раз боишься, сломать боишься, только взглядом и прикасаешься…

Они помолчали, каждая о своём и, отважившись, она произнесла:
- Ты никогда не говорила о моём отце… Я даже не знаю, кто он…
- Просто человек. Инженер. Он был женат… Он не собирался бросать семью, но… всё-таки бросил, – усмехнулась мать.

Она молчала и мать продолжила.
- Он красиво ухаживал… красиво… Как в кино… а потом я узнала, что он женат. Но уже должна была появиться ты… и я ничего ему не сказала.
- А потом? – глупо спросила она.
- Потом?  Не знаю… Он исчез. А я не искала… Потом кто-то сказал, что он бросил семью, женился снова… Ты повторила мою судьбу. Просто удивительно, как ты её повторила…

Они помолчали, и она подумала, что мать всё еще помнит человека, ставшего её отцом и, наверное, никогда не забывала. Ведь и она помнит своего «принца», помнит, что перед собой-то лукавить… Поэтому и не нравится ей никто, как бедная Светка ни старается…
- Он не знает, что есть я? – осторожно спросила она.
- Нет. Зачем ему это было знать? Ему было не нужно…
- Мама, они были похожи? – она посмотрела на портрет певца.
- Немного. Волосы, глаза…
- Я нашла твои тетрадки… Нечаянно… - сказала она, - и пластинки…

Она встала и принесла из комнаты эти  тетрадки в коричневых коленкоровых обложках,  протянула матери.

Мать погладила тетрадку, открыла одну из них, тихонько перелистала и виновато улыбнувшись, закрыла.
- Это была моя жизнь… До тебя. А  потом – только ты…
- Расскажи мне… - тихонько попросила она.
- Потом… Не сейчас. Потом расскажу тебе и девочкам… Если им интересно будет…
- Пойдём в комнату, мам, -  помолчав, сказала она.

Теперь она знала, что делать…

В комнате она включила ноутбук и достала диск, тот который она слушала теперь каждый вечер.
Тихая, грустная мелодия поплыла над комнатой, заполнила её всю нежностью и волшебством…

Она посмотрела в повлажневшие глаза матери и присела рядом, обняв мать и прижавшись к ней. И  это снова напомнило ей детство, когда было страшно и больно, но страх проходил и боль исчезала  в никуда,  стоило только прижаться к маме…

А мелодия плыла и плыла, и голос пел и пел,  и в комнату заползал синий петербургский вечер, ясный  и прозрачный  в это время года…

И этот голос с каждой нотой всё больше сближал её с матерью, и между ними снова возникло то хрупкое, нежное, что всегда было между ними и только временно случайно куда-то исчезло за повседневной суетой и бытом…

И еще она думала, что напрасно она обижается на дочек, когда ей кажется что  они её не понимают, что всё  придет, и понимание тоже придёт…И что  она очень любит свою мать и своих девчонок, и какое это счастье, что они есть в её жизни…

А музыка, эта музыка, этот голос  не просто давали наслаждение, оказалось, что они умеют творить добро и чудо…И она была благодарна певцу, голос  которого творил это чудо и жалела, что так поздно узнала его, ведь чудо могло произойти раньше …