Тремориада

пива! Да на такое объявление весь город слетится.
В пакете, оказалось, ещё пять подмятых бананов, палка сервелата, четыре пачки сигарет, пакет фисташек, несколько свежих огурцов-помидор, и батон хлеба.
Глядя на такое изобилие Саныч поскрёб в затылке и, притащив ещё табуретку, поставил её возле первой, удлинив стол.
Выпили по стопке водки. Закусили. Через минуту налили в те же стопки коньяку. Пригубили. Переглянулись. Пожали плечами и, отставив коньяк, закурили.
- А ты всё ж, считай, украл этот пакет, - сказал Саныч. – Не совестно, паразит? Человек может на следующей остановке выскочил из автобуса, кинулся обратно, но пакета уж нет.
- Тот человек в дугу пьян был. Кто ж трезвым такой пакет забудет?
- Я как-то рюкзак в магазине оставил. Через часа пол вернулся, продавщицы вручили в сохранности.
- А что в рюкзаке-то было?
- Да, мелочь всякая.
- Во, - поднял палец Перегар. – Мелочь. А тут, выпивка, закуска. – Ты б забыл, будь такое в твоём рюкзаке?
- Ну, - пожал Саныч плечами и пустил дымное колечко.
- То-то. В хламину был тот тип. И судя по всяким разностям в пакете, он чьи-то заказы нёс. Может парень, военный? Или ж проставляться собирался. Начальству – коньяк. А друганам, водку с бананами и колбасой. Точно! Контрактник. Молодой, сам не знает, чего хочет. Ну, вот ему и наука: думая о друзьях, думай о них на самом деле, а не о том, как бы скорее шары залить. Ты веришь в друзей? Я думаю, друзья бывают в детстве, а после они женятся.
- У меня, - Саныч затушил окурок в пепельнице. – Раньше много друзей было. А после, деньги закончились.
- Зато мы с тобой хорошие приятели, - Перегар поднял стопку.  
- И это не мало, - Саныч поднял свою, они чокнулись, и опрокинули коньяк в глотки. Закусили ананасом.
- М-м-м, - разжевав, закатил глаза Перегар. – Как на родине.
- Это где это твоя родина?
- Африка – родина всего человечества. Оттуда и испанец, и якут.
- А якуты как-то связанны с «якудзой»? – Оживился Саныч.
- Ага, Африкой.
- Тогда за мать всех…
- Не матерись, - перебил Перегар.
- За мать всех городов русских Мбабане.
- Ого, где это, в Африке? Звучит как песня. Туповатая, но блаженная, словно ананас распробовал, - Перегар, закинув дольку ананаса в рот, закатил глаза. – М-м-м, Мбабане.
- Не знал о таком городе! – Поразился Саныч. – Там же асбест разрабатывают! Быть может именно из этого асбеста и пошиты твои трусы.
- Да ну?!
- Гореть мне в аду, - перекрестился Саныч.
- Не ваду, а воду. Твоя визжать как малодушный камикадзе: Гореть! Мне ваду!!! Ваду!!!
Сотрапезнички рассмеялись перед табуретками с выпивкой и закусками.
- Чего светлый князь желает употребить? – спросил Перегар.
- На один палец коньяку, на второй – водки. И остальное – пиво.
- Хитрый чпок, - прищурился Перегар.
- Да, пожалуй. Назовём этот чпок Хитрым. И пусть в британских пабах будут считать, что это такой пират был, - Саныч поднялся с дивана и сходил на кухню за гранёными стаканами.    
- Да, и какой-нибудь забулдыга писатель напишет роман о флибустьере Хитром Чпоке.
- Флибустьер, слишком благородно звучит для проныры Чпока, - сказал Саныч. – То был прожжённый пират. Мерзавец Хитрый Чпок. Он никогда не упускал выгоды. С лёгкостью предавал. Мог запросто убить честного господина за пару монет. Когда Чпоку исполнилось тринадцать, он отрезал нас хозяину таверны, у которого мыл полы, за то, что тот его продолжал называть как сопляка – Чпоки. Мальчишка выгреб всю наличность старого мошенника. Затем познакомившись в портовом кабаке с парочкой головорезов, подался матросом на пиратскую шхуну.
- Тебе б самому книги писать, - сказал Перегар, смешивая в стаканах Хитрый Чпок.
- Только не о Чпоке. О пиратах англичанин писать должен. Да и вообще, какие пираты? Я разве что о пьянице с буксира напишу. Согласись, надо быть очень незаурядным пьяницей с буксира, чтоб твоим именем коктейль назвали.
- А чпок- коктейль? – Перегар протянул стакан Санычу.
- Не всё что пенится – шампанское, Хитрый Чпок, это пойло, - гордо произнёс Саныч.
Каждый, накрыв ладонью стакан, как следует, взболтал пойло, трижды стукнул донышко о колено, и тут же махом опрокинул бурлящий чпок в глотку.
- Э-а-а! – Дружно выдохнули сотрапезнички, и со стуком поставили стопки на табуретки.
- Карамба! – Воскликнул Саныч.
- Пиастры! Пиастры! – Подхватил Перегар.
- Не попугайничай, - засмеялся Саныч.
- О, дьявол! Гром и молния! – Вспомнил пиратскую феню Перегар.
- «О, дьявол», это чпок из коньяка и пива. А «Гром и Молния» - коньяк с водкой, - щёлкнул пальцами Саныч. – Мы обязаны выпить всё!  
- Выходит «Гром и Молния» - коктейль. А чпок, это когда гремучая смесь, замешанная на бурлящем пиве, взрывается в потрохах.
- Твоя правда.
- Но «Гром и Молния», крепок для потягушек через соломинку, - сказал Перегар.
- Этот коктейль не для слабаков. И потягивается без пошлых соломинок. Наливай.
Перегар смешал, водку с коньяком в стаканах на четверть, и протянул один Санычу, сказав:
- Ваш «Гром и Молния», светлый князь.
- Премного благодарен, барон.
Саныч отпил половину и, зажмурив глаз, выдохнул:
- Крепка холера, - и подцепив вилкой дольку ананаса, закинул её в рот.
Перегар проделал всё в точности так же, но выдохнув, сказал:
- Ядрён напиток.
Они закурили. Включили негромко, фоном, музыку.
- Барон, - проговорил Саныч.
- Да, светлый князь?
- Мне в рот, давеча, залетела муха. К чему бы это?
- Навозная?
- Чёрт Вас побери, барон! Откуда мне знать, - Саныч взял стакан и махом допил остатки.
- Я думаю, Князь, это случайность. Муха, тварь без разумения. Ею, движет слепой инстинкт, - Перегар выпил свой стакан.
- Дело дрянь, коль мухи, чисто инстинктивно, летят мне в рот.
- Думаю, твой рот случайно оказался на её пути. Я спьяну сам, что твоя муха. Лечу домой на автопилоте, бывает, да и залечу по пути куда-нибудь. То в неприятность, то на попойку развратную. И никто меня не выплюнет, чтоб летел себе с богом домой.
- Философ ты, Перегар.
- Философия – последнее пристанище пьяницы.
- Я б сказал: последнее пристанище пьяницы – болтовня. А философов много не бывает. Ты ж – философ.
- А почему не болтун?
- Ты сказал «думаю», и я тебе поверил, - рассмеялся Саныч. - Говоришь, «что моя муха». И действительно, что движет безмозглое тело с перепою? Автопилот - не зачатки ли нового инстинкта, который передадим мы потомкам? И будет он вести их по жизни мимо дома, от неприятностей к попойкам развратным. Прикинь будущее человечества: трезвые только роботы, люди же, все в лоскуты. Поперепутались, домой никто попасть не может. Все бухают в гостях неизвестно у кого.
- Во где философ-то, - сказал Перегар.
- Не, я болтун.
- Но гипотеза про инстинкт автопилота была интересна.
- Не, - покачал головой Саныч. – Со временем алкаши вымрут как неандертальцы. Кстати, может неандертальцы, и были первобытными алкашами? Видел их на картинках? Бичи бичами, с бодунища жесточайшего.
- Блин! – Потёр ладони Перегар, - Через тысячу лет археологи наткнутся на останки «алкочеловека», который сменил «человека разумного».
- А венцом эволюции стал, пришедший на смену «алкочеловеку», - «тремор-человек». Этот вид вымер с похмелья.
- Коллега, позвольте не согласиться, - возразил Перегар. – К «человеку разумному», «тремор-человек» не имеет ни какого отношения. Потому как «тремор-человек» вообще – оборотень. Да, его жутко колбасило, он был вонюч и не брит, что ваш неандерталец. Может кому-то это и не нравилось. Может кто-то, дай волю, заставил бы и пингвинов клюв зубной щёткой чистить. Но «тремор-человек» был таким, каким его создала природа матушка и алкогольный бизнес. По утрам он был робок и чувствителен к свету. Дышал зловонно и невнятно мычал. Но похмелившись, розовел лицом, начинал курить и материться.
- А мог «человек разумный» с «тремором» скрещиваться? – Спросил Саныч.
- «Разумный человек» с «тремором»?! – Выпучил глаза Перегар. – Нет, конечно! А вот «тремор-человек» скрещивался с кем угодно, когда шары заливал.
Сотрапезнички вновь смешали Хитрый Чпок. Вновь накрыли стаканы ладонями, взболтав гремучую смесь. И трижды ударив о колено отправили в глотки чпок.
- Э-а-а! – Дружно выдохнули.
- Пробирает до кончиков, - сказал Саныч, ставя стакан на табуретку, и цепляя вилкой, порубленный как колбаса, банан.
- Изысканный напиток. Вроде где-то и прост как пиво, но манерен как коньяк, да высокомерен как «Абсолют».
- А завтра, с будунища, будет проклят как Заполярный.  
- Почему как Заполярный? – Спросил Перегар.
- Не знаю, - пожал плечами Саныч. – Друг мой, Славный, так говорил. Умер он.
- Все мы из пепла созданы, им и станем.
- Ты как проповедник говоришь.
- Из пепла сгоревших звёзд состоит наша планета, и мы сами, - сумничал начитанный Перегар.
- Пепел-то, он не живой, тем более в космосе.
- Да космос бурлит химическими процессами. Метеориты содержат компоненты нашего генетического фонда. Один такой врезался в Землю, и все дела. Ты в курсе, что всё живое произошло от одной клетки?
- Да ну? – Удивился Саныч.
- Вот тебе и да ну. Научные факты такого рода вовсе не засекречены. Общедоступны. Да только на хрен никого, кроме учёных, не интересуют. Народ любит телепередачи про инопланетян с трёхметровыми зелёными членами, на которые те ловят звёзд шоу бизнеса. А тебе, Саныч, вот на что компьютер? В игрушки играть?
- Ещё чтоб фильмы про зомби смотреть. Но ты прав, про космос как-то забыли. Инопланетные зомби, вот будущее кинематографа.
- За это надо водочки, - Перегар потянулся к «Абсолюту».
Выпили по стопке. Закусили. Саныч сменил музыку. Включил лично подобранный сборник.
- Артёмыча помнишь? – Спросил Перегар.
- Да, конечно.
- Сказали - умер. Вроде передоз.
- Я его под конец осени видел, - припомнил Саныч. – Имел вполне цветущий вид. В беретике своём. Ну, ты знаешь, он на своей волне. Одевался как вольный художник.
- Ага, художник. Я Артёмыча зимой встретил. Его уж месяца три-четыре как с работы выгнали. И баба из дому выставила. Он же не местный был. Забичевал. Скорее - забомжевал. Борода от глаз. Одет в лохмотья. На хлеб деньги стрелял. Сразу видно, кирдык ему. У нас с ним всегда такое, напряжённое приятельствование было. Вроде и друзья общие, и повода для ссор небывало, но вот недолюбливали мы друг друга. А тут жаль его стало. Да только, что поделаешь, коль он своим корешам не нужен. Не домой же вести: мама, познакомься, этот бомж мой знакомый наркоман, он будет жить с нами.
В общем, разошлись, и не виделись больше. А позавчера мне говорят: умер, передоз. У бомжа, передоз. Во дела-то.
- Наверное, что-то намутил, да и сам покончил с этим безобразием, - сказал Саныч. – Всегда опрятен был, а тут – бац, и бомж. Наверняка и сам не заметил, как такое случилось. Вот и ушёл.
- Торчки мрут, только успевай копать. Помнится, в девяностых модно было ширятся. Синька – свинячий кайф. И куда всё высокомерие девается, когда торчки как листья с мёртвого дерева осыпаются. Коволь, начинавший с Артёмычем вмазываться, сидит третью ходку, с ВИЧ инфекцией в крови. Барыжил герычем. Кузнец – зимой крякнул. К чёрту. Их братию не перечесть на кладбище.

                                                                  4

Три часа ночи, а соседушка всё барагозил. Музыка играла вроде совсем не громко, но в ночной тишине замершего дома слышалась отчётливо. И болтовня. То умолкает, то вспыхивает на повышенных тонах. А то и хохот идиотский