регистрации нормативно-правовых актов» - уверенным голосом повторил я, в душе поражаясь своей наглости и вновь вспоминая учителя по правоведению и всех его родственников. «Очень бы хотелось взглянуть на неё, сквозь линзу своих «антиконституционнотонированных» очков!»
Глубина моих юридических познаний привела блистательную «КАПИТАНШУ», в то же состояние, что и «ПАСПОРТИСТКУ» несколькими минутами ранее. С чисто военной способностью быстро оценивать ситуацию «КАПИТАНША» сообщила мне, как бы по секрету, что данная инструкция, является составной частью государственной тайны, а по сему для обозрения и прочтения простыми смертными, к каковым пока отношусь и я, не предназначена.
«Кроме того» - приглушенным голосом сказала «КАПИТАНША», покосившись взглядом на еще одну дверь - «Наш начальник, полковник самых честных правил. Он под такой «рожей» в очках ни за что, не подпишется».
В строгом соответствии с требованиями устава, я попросил сообщить мне ФИО настоящего полковника, а заодно, и лиц присутствующих, а так же, как бы, между прочим, поинтересовался координатами местоположения заветного талмуда, называемого в народе «Книга жалоб и предложений». То ли осознав тщетность своих попыток развести гражданина на денежное вспоможение, то ли само упоминание священной книги произвело магическое воздействие, но в тот же миг все мои документы были безоговорочно приняты. Не смотря на наличие в их составе «наглоухмыляющейся тонированоочкастой личности». И не просто приняты, а что особенно приятно, приняты с принесением мне глубочайших извинений, за причиненные неудобства. После чего, я окончательно уверовал в слова президента, о том, что у нас всё для народа и всё на благо народа.
Казалось бы, всё так удачно сложилось. Все прошло без мордобоя и надругательств над личностью и её достоинствами. И милые дамы проследовали, было на свои рабочие места. Но тут, выползла наружу моя подлая сущность, которая заорала на все помещение – «Постойте гражданочки, а где же справка?»
Несколько минут сотрудницы «ОУФМС», которые по жизни привыкли требовать справки от других, пребывали в состоянии ступора. Выбравшись из коматозного состояния, они развернули свои милые и ставшие такими родными лица в мою сторону. Ну конечно, читатель понимает, что брови их находились на линии затылка, а нижняя челюсть на уровне ….., ну в общем Вам по пояс будет.
«Какая справка» - дружно заикаясь, спросили они хором, вспоминая видимо тем же хором и меня и всю мою родню, до седьмого колена, и «черный вторник» 16 сентября 2008 года.
«Как какая?» - и я изобразил на своем лице некоторое подобие изумления – «Справочка о том, что Вы паспортишку мою забрали. А то вот выйду я на улицу, глянуть на село, а тут как тут добрый дяденька милиционер. Предъявите документ, а документа то и нет. Милости просим в обезьянник, до выяснения принадлежности к роду человеческому и прочих формальностей»
«Мы справок не даем» - выжала из себя «ПАСПОРТИСТКА»
«Наверное, в соответствии с инструкцией?» - ехидно спросило моё ЭГО – « А может гражданочки…»
Поняв, что сейчас я в третий раз блесну своими юридическим гением, «КАПИТАНША», словно на полосе препятствий, рванула в свой кабинет и через две минуты, я стал счастливейшим человеком на планете. Ибо в руках моих трепетала небольшая бумажка, с которой, всем основанием корпуса, чувствуешь, что ты уже не какашка, а человек с большой буквы.
Автор приносит глубочайшие извинения за лексические, орфографические, синтаксические и стилистические ошибки, допущенные при написании опуса и обусловленные катастрофическим дефицитом времени и низким общеобразовательным уровнем, последнего.
2008.09.17 град Краснодар.
-------------------------------
13. Владимир Милов
Как дед Афанасий волка голыми руками брал
монолог
Здорово, ребята! Садись, покурите, небось, уморились – пятый круг уже по деревне нарезаете, потеряли чего? Понятно, из ног глухоту выбиваете. Вы какие курите? Ох, ни хрена себе! Ну, у вас родители богатые, можно и с фильтром курить.
Я когда разбогатею, в следующей жизни, тоже буду козырные сигареты курить. А уж, какую я себе бабку-то заведу – ахните! В нашей деревне таких нет, даже и в пример привести некого. Видали горб у Матрены Сидельниковой? Вот у моей бабки такой же будет, только спереди, в форме груди. А ноги у неё будут… Да тише вы гогочите, еще пока прежняя старуха при силе, сейчас как начнет вас коромыслом охаживать – не будете знать куда бечь. За что? Узнаете тогда за что! Нечего меня, старого человека, примерного семьянина фендиперсовыми старухами соблазнять.
Бабке тут внучка слуховой аппарат подарила, слышать стала, язва, как пингвины гнездятся на Кольском полуострове. Теперь на кухне стаканом среди ночи не звякнешь, слух, как у летучий мыши – ультразвук воспринимает. Раньше-то она кино смотрела – по губам читала, что артисты говорят. А какой иностранный, там же с озвучкой, по губам не разберешь, языки нужно знать – я ей переводил, дублировал, так сказать, иной раз так переведу – она слезами заливается. К примеру, он ей говорит: «Я без тебя жить не могу – ты моя песня!», а я ей: «Ты всю мою молодость заела! Прощай, бразильская шаболда!» Уж там давно молчат, музыка играет, а я все перевожу, говорю: «Это голос за кадром». Теперь лафа кончилась. Скука в нашем доме поселилась.
Ну, рассказывайте, что нового? За грибами ходили? Нет грибов? А на рыбалку? И рыба не клюет? А на охоту? И дичь перевелась. Теперь ничего не стало, зато в старину всего было – пропасть. Иной раз на сенокосе в обед приляжешь отдохнуть, так зайцы замотают, как начнут играться, да через тебя прыгать – спасу нет. А траву-то косили за десять верст от деревни. Отлучишься домой, воротишься на покос – лось половину копны на рогах унес. В лес, бывало, зайдешь – ногу поставить не куда, кругом одни белые грибы, а ягод – как кумач на траве расстелили. Пойдешь в по нужде в кусты, а там кабан спит. И побежали: кабан в одну сторону, а ты в другую. Лис бабы поленьями били. А что их было не бить, если они на двор заходили? Иная ловкая какая бабенка, запустит полено, как в городки и аккурат по наглой рыжей морде. Вот тебе и воротник на телогрейку. Сомы в речке были с вот это бревно, на котором сидим, лошадь из воды вытащить не могла.
Уж сейчас не помню, какой год, то ли 37, то ли 39 – год неурожайный выдался, дожди залили. А у меня шурин был в лесниках под Суворовом. Пишет письмо: «Голодуем!» А у него детей было, у нас теперь столько собак на деревне нет, сколько он себе отпрысков наделал. А что раньше по осени, да опричь зимой в деревне делать? Телевизоров не было, книжек не читали – керосину не достанешь, как стемнело, детям подзатыльники раздал, чтобы спать шли по своим закуткам, кошке оплеуху – мышей ловить, кобелю пинка, чтобы службу исправнее нёс и на печку с бабой, а ночь-то длинная. Все-таки классные раньше печники были, ни разу я не слыхал, чтобы у кого-то печка развалилась, хотя доставалось ей бедной. Если мне не верите, отмотайте назад 9 месяцев от дня рождения ваших родителей и получится или зима, или осень, потому как в старину любили все делать основательно. Смотрели по телевизору, как львы любятся? Трое суток к ряду, даже не перекур перерыв не делают. Он ей в порыве страсти все уши попрокусывает, она ему всю рожу до костей издерет, зато львята получаются – об лёд не истреплешь. Только глаза продерут уже думают, кого бы загрызть. Теперь такого нет – тыр, пыр и догорай моя лучина. В больнице родился и там же подох.
Поехал я шурина проведать, собрал гостинцев. А что собирать-то было, у самих ни хрена не было. Вы меня не путайте, тогда просто ни хрена не было, а сейчас вообще ни хрена нет – уловите разницу. Погрузил я на сани картошки три мешка, сала кусок, связку чеснока – двинулся в путь. А он, шурин, жил в лесу, на хуторе, туда не то что Макар телят не гонял, там леший-то и то, если был, от тоски повесился. Еду и представляю себе такую картину: сидят ребятишки мал-мала-меньше по лавкам от голоду опухшие и ложками по столу стучат, есть просят. Приезжаю, а у него целая терраса мясом завалена, (лося подстрелил) на плите чан стоит ведра на четыре и в нем тушенка варится – аромат, я слюной подавился. Закрома полные: и овса, и пшеницы, и гречки, мед ещё с царских времен стоит в амбаре. Я, видя, как они «голодуют», помянул его маму, свою тещу, стало быть, веселым словом. А тот оправдывается, что с мясом-то у них проблем нет, а вот огурцы не уродились, поститься ему, видите ли, ничем. Он верующий был. Хотел я ему сена из саней принести. Если мясо жрать от пуза пять дней в неделю, два дня можно и ключевой воде посидеть, да не стал обижать: «Давай, – говорю, – меняться ты мне лосятины, а я тебе – огурчатины». На том и порешили.
Веселые времена были. За войну волков столько развелось, что стали по деревни белым днем ходить – всех собак пожрали, а которые псы уцелели, так их на ночь в дом прятали. Да. Издали тут закон, за волчицу – 250 рублей, а за волка – 150, стреляй – не хочу. Корова, для примера, 500 рублей стоила. Был у нас тут один ухарь по кличке Ржавый – волосы рыжие, борода и вовсе красная, весь в конопушках, короче не мужик, а пасхальное яйцо. Он, как прослышал про такие деньги и решил волков заготавливать в промышленном масштабе: запряг лошадь, взял молочного поросенка и поехал ночью в лес. В лесу привязал поросенка к дереву и давай сечь его хворостиной, тот, понятное дело, визжать. Не прошло и полчаса, как окружили Ржавого со всех сторон волки, только глазища их в темноте светятся. Чудно им, кто это их молочными поросятами подчивает. Один волк, видно, поглупее других оказался, вышел из-за елки и пошел в разведку. Тут Ржавый хлоп его из ружья и убил. Положил он ружье на сани и пошел за добычей. Перевесил на шее, понес. А лошадь, как почуяла волка, порвала от испуга вожжи и только её и видели. И сама убежала и ружье увезла. Вот тут-то и началась волчья потеха: и лошадь догнали, съели, и от мужика только пуговки от телогрейки оставили, и поросенком закусили.
Зима в тот год была, морозная, снежная, сугробы под самую крышу наметало, от яблонь из снега только одни макушки торчали. А этой дряни, как то смородина или малина и вовсе в снегу не видно было.
Сплю я ночью на печке, слышу, скотина на дворе беснуется: и корова мычит, и овцы блеют, птица дурниной орет – думаю, не иначе пожар. Я с печки кубарем, валенки обул и как был кальсонах на улицу выскочил, а сам на крышу смотрю, тихо все – ни огня, ни дыма. Решил я дом по кругу обойти, посмотреть, с чего это так живность беспокоится? А это волк – сучьей потрох, с сугроба на крышу двора прыгнул, прокопал солому, морду с передними лапами вниз опустил и гадает, куда ему лучше прыгнуть. На улице только одна задница с хвостом осталось. И он так видно, волнуется, хвостиком виль-виль, вправо-влево, вправо-влево. Не засунь морду в хлев, хрен бы он позволил бы к себе подкрасться, а так у него и нюх отбило и уши заложило. Мужицкий двор не мармеладная фабрика, иной раз и самого с души воротит.
я ещё вернусь, слишком много сразу
