Довелось мне однажды, волею судьбы, потаёжить в глухих северных местах, где окромя охотников-промысловиков да таёжных бродяг-геологов, которых, как и волков, ноги кормят, никто больше и не бывает. Лишь иногда занесёт попутным ветром неведомого бродягу вроде меня, в поисках чего-то неизвестного и непонятного, прежде всего в самом себе, да эвенка - оленевода в поисках ягельных мест. На их яранги приходилось набредать и мне, ходившим одну пору поисковиком на пару с геологом. Нас охотно принимали, угощали нехитрой таёжной снедью, такой, как сушеные грибы и ягоды, вяленое мясо и рыба, которые водились у них в избытке. После надоевших тушёнки и каши мы всё это с аппетитом уплетали и набив брюхо до отказа, попивали чаёк на мягких оленьих шкурах, которые после неудобных спальников казались нам царским ложем.
И вот однажды, в январе, когда холод во всю свою силушку вымораживал мелкие таёжные речушки, после которых остаётся лишь тонкий слоистый ледок, припорошенный снежком, я, взяв собак, решил сходить поохотиться. Благо, погода к этому весьма располагала.
Встав на лыжи, поправив ружьё, я заскользил в ближайший распадок.
Было довольно тихо, лишь верхушки деревьев чуть колыхались от еле уловимого дуновения ветерка, обдавая меня колючей снежной пылью.
Мои лайки, Тайга и Таська, очертя голову носились по бурелому. Их умные острые мордашки время от времени ждали меня на лыжне, внимательно меня осматривали и убедившись, что со мной все в порядке, мчались дальше. Их звонкий лай то тут, то там оглашал не потревоженную лесную тишину, заставляя настораживаться и прятаться всякую живность.
Все было хорошо и дойдя до небольшой речушки, на берегу которой стояла охотничья избушка, я решил передохнуть. Приближаясь к ней, мне невольно бросилось в глаза тёмное пятно, которое маячило на снегу.
«Соболь»,- догадался я. Стрелять было далековато, собак поблизости не было и я, полюбовавшись ничего не подозревавшим зверьком, двинулся дальше. Тот наконец меня заметил, сверкнул глазенками и юркнул в снег, только его и видели. Подойдя поближе, я обнаружил лишь дыру в снегу и подосадовав на собак, которые подоспели слишком поздно, направился в избушку. Тут мне вспомнилась поговорка, где говорится, что соболь видит человека только раз в жизни, перед смертью. «Врут» - подумал я.
Тем временем солнце уже перевалило за полдень и медленно, но неуклонно двигалось к горизонту. Я заторопился. Темнеет здесь довольно рано и быстро, и чтобы не сбиться с лыжни, которая в темноте почти сливается со снегом, я решил идти вдоль речушки, протекавшей недалеко от нашей стоянки.
Покормив собак, прикрыв дверь и поблагодарив в душе хозяина, я направился обратно. Было еще довольно
светло, но уже явно маячил призрак надвигающихся сумерек, который угадывался в сгущающихся красках природы. Тяжелые ветви деревьев, склонившись до самой земли, готовились ко сну. Тайга замирала. Я спешил. Не очень-то хотелось в темноте пробиваться сквозь бурелом, натыкаясь на каждый сучок.
И вдруг мне послышался яростный лай собак. Так злобно браниться они могли только на крупного зверя. Перевалив на лыжах через полянку, поросшую чахлым кустарником, я надеялся увидеть либо сокжёя – северного оленя, либо сохатого. Но ни того, ни другого не было. Лайки крутились возле большой лиственницы, остервенело хватая пастью снег. Я скатился в овраг, где все это происходило, и сразу увидел небольшое отверстие почти у самых корней. «Берлога», - догадался я. На медведя я раньше не хаживал, охоту эту знал только по рассказам и в раздумьях, что же делать, я остановился, держа ружьё наготове, уже заряженное пулями.
Собаки тем временем продолжали крутиться возле дыры, отважно засовывая свою башку в отверстие и проникая туда почти наполовину. Послышалось глухое ворчание. Псы мои буквально сошли с ума, заливаясь остервенелым лаем, недоуменно кося глазами то на меня, то друг на друга. И я решился.
Достал папковый патрон, расковырял то место, где был порох, привязал несколько спичек, чиркнул о коробок и кинул в берлогу, успевая при этом отскочить в сторону. Я надеялся, что косолапый, карабкаясь, подставит свою башку и я его спокойненько, двумя
пулями и возьму. Но не тут-то было, такой прыти я от него просто не ожидал.
Я услышал хлопок и увидел медведя почти одновременно. Передо мной стояла туша, вертела башкой и отчаянно отбивалась от наседавших собак. Потом, почуяв неладное, либо увидев меня, он ринулся в сторону. Я стоял ни жив, ни мертв метрах в десяти за деревом, выставив ствол ружья. Все произошло так быстро и стремительно, что я даже не успел вовремя нажать на курок. Пригнув морду к земле, оскалясь, разбрасывая лапы по сторонам, кидаясь то в одну, то в другую стороны, пытаясь подцепить собак, он улепетывал вниз, к речке. Тут я выстрелил. Он рявкнул и повернул голову ко мне. Две черные точки буквально впились в меня. Это продолжалось секунду, но пожалеть о содеянном и чистосердечно раскаяться я успел моментально.
Ощутив спиной холодок, я выстрелил ещё раз, уже вдогонку. Вместе с рёвом от меня удалялся и лай собак. Я поспешно зарядил ружье и ринулся за ними.
Страх постепенно убывал, ко мне начала возвращаться уверенность, и я ощутил какой-то небывалый подъём, прилив сил. Усталости как не бывало. Я мчался на лыжах, словно они были продолжением моих ног и составляли со мной одно целое.
И вот, наконец, стоя на берегу речушки, я увидел картину, которая навсегда останется в моей памяти.
Я уже упоминал, что речки в тайге очень коварные, что после сильных морозов на них иногда остается лишь тонкий, в несколько слоев, ледок, представляя тем самым из себя довольно опасную ловушку. Если человек провалившись, может ещё выбраться, то для некоторых животных это бывает довольно-таки проблематично. Вот в этот капкан и угодил мой медведь. Удирая, он с маху сунулся на лёд и провалился, и сейчас я вижу, как он всей своей тушей пытается на него взобраться, но вновь оказывается внутри этой обманчивой скорлупы.
Он с рёвом ломился то в одну, то в другую сторону,пробивая себе путь, подминая под себя куски льда и превращая его в мелкое крошево, на котором лапы его разъезжались по сторонам, и не найдя точку опоры, он скользил, как корова на льду. Уши его были прижаты к голове, что говорило о его ранении, тем более, что я видел кровь на снегу.
«Действительно, медведь на льду», - с чувством удовлетворения и собственного достоинства подумал я. Во мне говорил охотник и я был очень горд собой, тем более, что исход событий был виден налицо.
И вот, наконец, наступила развязка. Выбрав удобный момент, я уверенно нащупал стволом его затылок и произвел точный выстрел. Он сразу обмяк, осел на дно и замер, только ушки ещё чуть подёргивались. После второго выстрела они выпрямились и застыли в таком положении. Всё было кончено.
Вытащить я его один не мог, довольно тяжёлый оказался топтыгин, а так как сумерки уже сгущались и нужно было торопиться, то я лишь разрезал брюхо и выпустил ему кишки, заметив на мордах моих собак большое одобрение. Пока они ели, я осмотрел косолапого. Круглые уши, покатый лоб, длинные челюсти, когти на лапах длиннее моих пальцев.
Уже на другой день, с подмогой притащили его, оттаяли и сняли шкуру.
Передо мной лежала туша с двумя грудями, чем-то напоминающая человека.
«Вот тебе и амикан», - подумал я про медведя, которого эвенки называют лесным братом. Вот такая исстория. Казалось, сама природа помогла мне справиться со зверем, а не случись этого, ещё неизвестно, чем бы дело кончилось…
2001г
