отпустил воина.
- Что ещё делается в городе? Как идёт подготовка к вашему празднику? – не глядя на шпиона, Пилат встал и, заложив руки за спину, прошёлся по колоннаде.
- В городе волнения, префект. Не всем нравится, что Иешуа исцеляет в шаббат и прощает падших женщин, ест за одним столом с язычниками, - Он бросил быстрый взгляд на префекта. – и не соблюдает постов. Что не омывает руки после прикосновения к любой нечистой вещи, - Префект ухмыльнулся. - и говорит о себе как о божьем сыне. Что проповедует непротивление злу насилием и запрещает разводы. Это против заповедей, данных Моше на горе Синай. Не всем понятны его слова, его притчи. Он говорит богатым людям, что для спасения их душ надо продать всё своё имущество и раздать его бедным и жить в скромности.
- Хорошая теория. Если раздать своё имущество, то бедные станут богатыми, а ты - бедным. В чём тогда будет разница?
- Бедных всегда больше, префект.
- А что он говорит о кесаре? И всё ещё называет себя иудейским царём?
- Он называет себя божьим сыном и человеческим. Исцеляет и отпускает грехи именем Бога.
- И как к этому священники относятся?
- Очень недовольны, префект. Для них он человек, не Бог. Шарлатан, смущающий народ своими фокусами и речами.
- А люди?
- Им всё равно, с какими словами им облегчают боль или успокаивают сердце. Но знаешь, префект, его слова, его чудеса заставляют ему верить. Многие считают его святым. Однако, много и завистников. Человеческая доброта всегда вызывает подозрение.
- Это ты сам понял или тебе подсказал кто? – Префект резко повернулся к шпиону.
- Я это вижу, префект, - шпион опустил голову. – Мне жаль его. Я не знаю, Бог он или нет, но он очень необычный человек. Я был бы рад ему служить, - шпион вдруг поднял голову и взглянул в лицо префекту.
- Ты последователь Иисуса? – Брови префекта сошлись в одну линию.
- Нет, префект. Я недостоин этого, - шпион снова опустил голову.
- Как? – Лицо префекта потемнело. – Эта непотребная секта фанатиков-детоубийц?! И ты для себя считаешь недостойным её? Люди, которые едят детей и сжигают по ночам живьём стариков? Совокупляются с животными и приносят кровавые жертвы живыми людьми? Пьют кровь и проповедуют при этом чистоту души? Ты безумен, раб!
- Выслушай, префект, - Шпион удивлялся сам себе – в первый раз он осмелился говорить с префектом в таком тоне. В первый раз он высказывал ему своё мнение и пытался убедить его. Он понимал, к чему этот разговор может привести – префект просто его убьёт. Сам. Без суда. Но он уже не мог остановиться. Он видел Иешуа, видел его чудеса, слышал его слова. Он не знал об истине верований Иешуа толком ничего, но как шпион он знал многих, кто считали себя последователем Иешуа Галилеянина. Он знал некоторых из тех, кого тот сам называл своими учениками. Эти люди вовсе не были кровожадными дикарями, питавшимися по ночам мясом младенцев. Да, один из его учеников, Пётр, не любил Марию Магдалу, сопровождавшую их, из-за её прошлой жизни, одержимой бесами истерии и служением главной жрицей в храме Исиды в Египте, где она пользовалась своим телом как сосудом знаний для посвящения мужчин в мудрость богини-матери. Видно, слишком многим мужчинам открыла она тайные знания, и это помрачило её ум до того времени, пока не повстречался ей Иисус. Но ведь сам Иисус простил ей грехи, и Пётр не выражал желания побить её камнями или выпить её кровь. Всё это шпион говорил Пилату, смело глядя ему в лицо. Настроение Пилата понять было сложно. Он ходил по колоннаде из конца в конец, сжимая и разжимая кулаки за спиной. Лицо его меняло цвет с той же быстротой, с которой проносятся облака по небу в ветреную погоду. Он от своих шпионов слышал всякое про поверивших Иисусу. И хорошее, и плохое. Часто всё сводилось к тайным собраниям и песнопениям. Но сегодня этот трусливый обычно раб разговаривал с ним как ни один из них до него. Наконец, шпион замолчал. Пилат резко обернулся к нему.
- Префект, к тебе Иосиф Каиафа, - сказал раб, робко просунув голову в дверь. – Он очень настаивает.
- Хорошо, - Пилат взмахнул рукой. Дверь тут же закрылась.
- С тобой мы ещё не договорили, - обратился Пилат к шпиону. – Сейчас ты пойдёшь выполнять свою работу, а вечером придёшь с отчётом. Тогда я тебе и объявлю, чего стоит твоя нынешняя дерзость.
Шпион встал с колен и, не поднимая головы, вышел.
Префект сел на скамью. Тут его взгляд упал на писца, притаившегося в тени одной из колонн.
- Ты всё записал? – спросил он.
- Да, - пролепетал писец. Ведь, несмотря на приказ, он остался из любопытства. А записал по привычке.
- Теперь иди. С этим священником ты мне не нужен.
Писец направился к дверям.
- Постой. Дай то, что ты записал.
Писец настороженно приблизился к Пилату и робко подал свитки.
- Убирайся. И позови Каиафу.
Писец бегом кинулся к двери.
Иосиф Каиафа вошёл и остановился в дверях. Пилат просматривал свитки. Наконец, он поднял голову.
- Чего ты хотел от меня?
Иосиф Каиафа медленно приблизился к Пилату, не скрывая недовольства тем, что он, правоверный иудей, должен входить в жилище язычника. Теперь ему придётся долго сидеть в купели, чтобы смыть с себя нечистоту языческого жилища.
- Я бы хотел, чтобы ты подумал, префект.
- О чём?
- Скоро ты отдашь приказ арестовать Иешуа из Назарета. А затем распять его.
- И ты говоришь это мне? – вспылил Пилат, в гневе хлопнув рукой по скамье. – Иудейский первосвященник диктует римскому префекту как поступать?
- Да, я тебе диктую, - спокойно сказал Иосиф Каиафа. – Ибо вижу, что ты склоняешься к этому Иешуа.
- Твои шпионы не зря получают деньги, - усмехнулся Пилат.
- Как и твои. Но не в этом дело. Слишком много людей стало верить ему.
- И это подрывает веру в вас?
- Это вызывает беспорядки. Иешуа бар-Рабба не просто так убил твоего воина. Да и царю Ироду не понравится, если он узнает, что самозванец ещё жив.
- Ты угрожаешь мне?
- Нет, что ты. Просто, если волнение не уляжется, а наоборот, будет возрастать, царь Ирод повелит арестовать не только его причину, но и того, кто ему не препятствует. Я не говорю о кесаре. Боюсь, он тоже будет недоволен.
- Иными словами, если я не арестую вашего Иисуса сегодня, завтра арестуют меня вместе с ним?
Иосиф Каиафа промолчал. Пилат прошёлся по колоннаде.
- Почему бы вашему Сангедрину не арестовать и не казнить его? Зачем вам благословение римского прокуратора, которого вы и без того ненавидите?
- Самоуправство никогда не поощрялось, разве нет? – тонко улыбнулся Иосиф Каиафа.
- Собирайте свой Сангедрин, заседайте и к концу недели можете его казнить, - Префект, не отводя глаз, смотрел на первосвященника.
- В субботу праздник Пейсаха. В этот день нам нельзя работать. Нельзя осуждать, нельзя казнить. А он должен быть казнён по римским законам: через распятие, как вор. Иначе из него сделают мученика.
- А-а, так именем твоего бога ты хочешь прикрыть то, что хочешь казнить этого сумасшедшего чужими руками?
- Сумасшедшего? Разве сумасшедший собирает толпы последователей, ходящих с ним из города в город? Разве сумасшедший навлекает на себя неминуемую смерть за то, что смеет богохульствовать прилюдно? Наконец, разве сумасшедшего встречают как царя, когда он въезжает через Сузские ворота на осле?
- Даже так? Твой народ считает его царем, на худой конец спасителем. А что будет, если я отдам приказ его арестовать, не говоря уж о распятии?
- Народ поймёт меня. Народ будет на моей стороне. Я смогу убедить эти заблудшие души и направить на путь истинный их сердца. Главное, чтобы мне не мешали. А этот самозванец мне очень мешает.
- О боги! Что за проклятый город! Что за проклятая страна! – Префект прошёлся по колоннаде.
Иосиф Каиафа молчал. На его бесстрастном лице живы были только глаза, горевшие мрачным фанатизмом и ненавистью к прокуратору.
- Вера скрепляет народы, - наконец произнёс он. – А раскол ведёт к войне. Ты этого хочешь? Я знаю, тебе и всем римлянам наплевать на иудеев и их веру. Вам нужны территории и рабы. Но не играй на национальных чувствах, префект.
- Я тоже знаю, что чаще всего мои неприятности связаны с тем, какие доносы, кляузы и сплетни ты посылаешь своему царю Ироду, которого презираешь, и самому кесарю Тиберию, которого ненавидишь. Я знаю, что благодаря тебе и твоим воинственным речам я снял щиты кесаря, за что меня презирает легат Сирии и чуть ли не прилюдно называет трусом и твоим рабом. Что благодаря тебе я убрал статуи кесаря и не построил водопровод, без которого вы задохнётесь в своих нечистотах. Я тоже это всё знаю. Я знаю, что твой Храм набит золотом, как дворовая собака блохами, что ты и твои священники купаетесь в нем, не зная, куда его девать. В то время как твой народ нередко голодает на улицах твоего Города Мира. Ты не за религию ратуешь, а за власть свою. Ты не веры этого нищего проповедника боишься, а боишься, что твой народ восстанет, но не против Рима, а против тебя. И да, мне наплевать на вашу страну и ваш самонадеянный народ. За гордыню ваш бог вас карал столько раз, но вы до сих пор не учли его уроки и не услышали его голоса.
Первосвященник, сжав губы, помолчал.
- Что ты, язычник, имеющий легион богов и ни в одного всерьёз не верящий, можешь знать про мою веру и моего Бога? - наконец сказал он. - Что ты можешь знать о том, как нас Бог любит, испытывает или карает? Что ты вообще знаешь об истории моего народа? О том, как он появился и как любил своего Бога? И всё же наш Бог, хоть и наказывает нас как суровый отец, но он и защищает нас от врагов наших, – Голос Каиафы гремел под сводами колонн, набирая силу. - Что случилось с Помпеем, посмевшим пройти за завесу храма, наше святое место? Его голова была принесена в дар Цезарю. Голову и правую руку Красса, посмевшего забрать храмовую казну для войны с парфянами, кинули как кость собаке перед пиршественным столом парфянского царя. Легат Сабин, покусившийся на казну святилища, был обезглавлен. Ирод, ограбивший сокровищницу царя Давида, был ещё при жизни изъеден червями, что, очевидно, так повлияло на его мозги, что в помрачении ума он убил любимую жену, трёх сыновей и половину родственников, и скончался в страшных муках, моля окружающих ускорить его смерть. Сокровища Храма и его служители неприкосновенны. Мы служим Богу, как можем. И не наша вина, если это у нас получается лучше, чем у тебя императору или у твоего императора народу, как он любит говорить. Да, я богат. Но это не моё богатство, а Храма. Этого же новоявленного пророка, посмевшего говорить от имени Бога, ждёт та же участь, что и всех врагов иудеев. И ты мне в этом поможешь, префект.
Внимательно слушавший Пилат содрогнулся, глядя в горящие фанатическим блеском глаза первосвященника. Во имя веры и иудейского народа, во имя спасения своего статуса и собственной власти этот человек не остановится перед поголовным уничтожением тех, кого посчитает препятствием. Может, стоит пожертвовать только одним?
- Но боги! Я не знаю, где он, - Пилат остановился перед ним.
- Завтра он будет праздновать вечер Пейсах за потоком Кедрон в саду Гефсимании.
- Откуда ты знаешь?
- Как ты сказал, мои шпионы не зря получают деньги. К тому же об этом мне донёс один из его учеников.
- Кто же этот предатель?
- Почему же он предатель? У каждого на этой земле своя миссия. Не только у этого Иешуа.
- И у тебя?
- И у меня. Думаешь, я не знаю, как
