Огненные революции и навоз

Сергей в состоянии прокормить себя в Москве игрой на саксофоне. Она, возможно, была влюблена, хотя теперь уже это не важно. Sic transit...
Но вернёмся к нашим баранам. Политграмоту «простому мужику» – как писали критики, поставив его «раком» – преподала в полный рост группа «ДК», и соло на саксофоне Сергея Летова право дивно хорошо в «Песне Огня»:

Кондовые вожди в невежественном рёве
Грозятся развязать всемирный катаклизм.
И вот на Соловках еврейская корова
На трупах практикует свой интернационализм.

Cлова песни – «Бати» Жарикова, который всё-таки перегибает палку, подписывая в «сетевых жужжалках» свои статьи – Зигхайлюшки! Это всё «Folks!», а что ещё можно найти в документации?
«С Лениным и тремя вагонами революционеров ситуация исследована хорошо. Кратко суть: один из организаторов социал-демократической партии в Питере Парвус (Гельфанд), видимо, по своим личным связям пробил во властях Германии целый План (он сохранился в виде толстого тома!) – план политической дестабилизации в Российской империи. План был принят, деньги выделены».
Получается так, что всё-таки «поймали в мешок золотой огурец», с точки зрения методологии, можно ли прожить без евреейского вопроса? Нет! Даже квантовая физика не обходится без каббалиста Лайтмана. Евреи – слишком умная нация, у них – «планы».  Единственно реалистический вариант – gas chamber, final solution рейхcминистра Гиммлера – убивать.
Убийство евреев и является последней огненной революционной идеей. Боги этой идеи в сумерках России, как кошки, не уверены: то ли поцарапать, то ли лизнуть волосатую чёрную иудейскую лапу... Впрочем, это уже лирика. И послушаем революционный, зовущий к топорам, московский джаз.

-4-

Boys Don’t Cry. Всё же мне пришлось в своей жизни видеть плачущих мужчин. В школе, в ФМШ, у меня был один близкий друг. Он исчез, поэтому имени не буду называть. Но был он пижон и стиляга. Мне присылали родители 15 рублей месяц, а ему папа, главный инженер завода, 25 рублей, поэтому он был самый богатый мальчик в классе. Ну и джинсы, в конце концов, раздобыл настоящие – Levis. Хотя у него и Super Riffle были, смутно припоминаю. В общем, мы с ним играли в политику – манипулировали комсомольской организацией. Было интересно, но надоело. Читали в «Иностранной Литературе» кое-что: он Сартра и Камю явно переоценивал, просто ему нравилось их читать, говорил, что это «наши писатели». Впрочем, я  мемуары не пишу. Кончилось ему это всё персональным делом в комитете комсомола. Его исключили из рядов с формулировкой «за идеологическую несовместимость». Это уже было примерно в феврале, хотя меня отправили в вечернюю школу в октябре. Между октябрём и ноябрём я почти каждый месяц ездил в Новосибирск, в частности, нас вызвали на процесс спекулянтов пластниками, точнее, лично меня, так как я там какой-то «In The Court» покупал – и следователь всё выяснял, за 50 или 60 рублей. Я, воoбще, King Crimson покупал в другом городе, а у того, на скамье подсудимых, покупал «Let It Be». В самом зале заседании суда, воoбще-то, этот вопрос о ценах  смешно звучал. Но и мой друг по комсомолу ходил на процесс – из любопытства. Он как-то надеялся на то, что из ФМШ его не выгонят, комсомольский процесс в комитете НГУ аннулируют, и папа его, который присылал ему по 25 рублей, надеялся. Он даже приехал, обосновался в гостинице РЗД и приглашал через нас на беседу ключевых активистов комитета комсомола ФМШ. В конце концов, когда уже был куплен билет на самолёт, в последний вечер, мы вдвоём выпили на двоих бутылку водки, сели в пустом блоке на две железные кровати, и мой друг плакал.  Достаточно громко и долго. Я пожал на прощание его руку и поехал на железнодорожный вокзал. Где-то он жил в Гаграх – что мне соoбщили по московскому какому-то связному телефону. Но он на связь не выходит. Функционально этот пассаж псевдомемуаров нужен мне, поскольку объясняет, что с того самого вечера моя политическая персональная борьба, какая-либо общественная деятельность и контакты с народом перестали меня волновать. А также мне неинтересна конспирация, внушение к своей персоне любви, выступления на сцене с перформансами и докладами на трибуне. Другими словами, я революционером не стал.
Хороший был революционер в Академгородке – Евгений «Джоник» Cоловьёв. Не так давно и он скончался, похоже, по вине врачей, которые не умеют в Кургане лечить язву желудка. Перед смертью читая сочинения Канта... Но он вообще был не равнодушен к третьему рейху, валькириям и певице Нине Хаген. Первая жена Джоника, Галя, тоже умерла, врачи не спасли её, укушенную в Бердском заливе энцефалитным клещом. Галя рассказывала мне про Джоника кое-что, про депрессии и слёзы... Кто бы мог подумать – ведь так было всё весело... Джоник считал, что переделает мир после Джелло Биафры, Егор Летов говорил, что он станет круче «ДК». Даже Судаков «Манагер», задрав штаны, убежал из комсомола в андерграунд.  Дима Воронов, бас-гитарист «Бомж» – конечно же, повесился, – как-то раз ночью помог мне проникнуть в квартиру, через закрытую дверь. А кого-то и не хочется вспоминать. Всё пройдет! И ЭТО тоже.

-5-

У меня есть друзья разные: и умеренные, и которые мне пишут иногда в Вудбридж. В самом Вудбридже тёзка и сосед по спальному району – из той же ФМШ, доктор философии, сын преподавателя физики из ФМШ, поклонник большевизма и общественных наук. Любовь, друзья, – это хорошо. Нужно ценить. Если я не ценю – сам дурак. Я даже готов СССР повосстанавливать – скажем, денег послать нa памятник Владимиру Высоцкому. Я хотел и на памятник Летову в Омске 500 долларов дать, но Рожков пишет: хватит и 50, и там ходят бухают не то нацболы, не то просветлённые панки. Что же я буду поощрять пьяниц... пусть меньше пьют и больше думают как перехитрить евреев. Как пишет Наталья Улицкая – иногда дело не в ненависти, а в непонимании. А поймут – так новую мировую религию и сами изобретут. Дел-то... В печку! В огонь!