Рассмешить весь мир.

Пролог.
Эта история берет свое начало в будущем. Наш с вами данный мир не подходит для нее. Он сильно прост, чтобы понять эту историю в его рамках. Все происходит в бу-дущем. Не важно, далекое оно или нет. Важно, что эта история будет происходить в том времени, в том мире, которого нет, но он возможно будет. Будущее. Холодное слово, тая-щее за собой много ассоциаций и мыслей. Многие думали над тем, что ждет человечество в будущем – вымирание или процветание. Великие мысли великих умов меня не интере-суют. Будущее – как оно выглядит? Многие писатели рисовали его по-разному. У кого-то это огромный урбанизированный мир, полностью погрузившийся в автоматический ре-жим существования. Некоторые описывают его как возвращение к былому, к истокам че-ловечества. Эта история не вписывается в эти миры. Все будет происходить в будущем, где мир будет совсем другой.
Моя фантазия автора позволяет мне ярко представить тот мир, в котором происхо-дит эта история. Мне становиться жутко. Я часами сижу за письменным столом, сравни-ваю, пишу, сопоставляю, придумываю, добавляю. После таких трудов бывает, просыпа-ешься по ночам в холодном поту, а перед глазами стоит темнота. Сердце бьется чаще и чаще, и никак не избавиться от этого чувства. Сон еще не до конца отпустил твое созна-ние, а значит, я продолжаю стоять на улице города, в котором происходит эта история. Я много раз бросал это произведения именно из-за снов. С каждым разом как эта история развивалась все больше, открывала мои глаза на тот мир – тем страшнее мне становилось от самого себя. Не смотря на то, что я создал это, несмотря на то, что каждый штрих того будущего - это моя фантазия, этот самый мир начинал жить своей жизнью, эта история уже не слушалась моей фантазии. Она текла сама собой, я только успевал запомнить ее движения.
В том будущем нет страшных мутантов, рептилий. Самые опасные существа в этой истории – люди. Когда я создавал эту историю, я не хотел делать их такими и лишь хотел, чтобы они выделил контур этой истории, но получилось так, что они влились в нее и больше я не смог ими управлять. Насколько мерзкие там люди. Прогуливаясь по улицам, я замечаю в прохожих повадки людей из этой истории. Она вливается в мою жизнь и с каждым разом она изменяется все больше и больше.  
Я писатель. Мое оружие - это фантазия. Я не знаю, где она начинается и где закан-чивается. Я работаю над своей фантазией. Заливаю ее в определенные формы, и получает-ся произведение. У меня много работ, над которыми я тружусь многими месяцами, но по ходу написания этой истории я стал замечать странную вещь. Окунаясь в мир произведе-ния, и работая в нем, в нем стали проявляться частички той истории. Как она сюда попа-ла!? Что бы отвлечься, я принимаюсь за другое произведение. Вновь погружаюсь в тот мир. И слышу дождь города, где происходит эта история. Становиться жутко. Сколько я не пытался уйти в другой мир, меня всюду преследовала эта история. Тогда я сел и дописал эту историю до конца. От начала до конца. Вы не можете представить как это тяжело. И зачем я ее начал? Скажу честно, хотел вложить в это произведение все что умею. Я не знал получиться ли именно так. Словно увидел интересную вещь, решил посмотреть, а это был улей. И назад ничего не вернуть, пчелы уже вылетели и жалят. Остается стоять и ждать пока покусают и улетят или  же убежать самому.
Когда я отложил в сторону последний исписанный листок и собрал охапку бумаги, я взял и закинул их в самый нижний ящик стола. Решил для себя – не буду ни читать, ни писать, ни давать другим. Эта история лежала там долго. Я не доставал ее. Только одна-жды это произведение прочитал один человек, долго просивший взглянуть на него. После прочтения он опустил пожелтевшие листки на стол и сказал: «Когда все будут смеяться над этим произведением – я буду плакать».


Рассмешить весь мир…
Сгорбившись, он сидел за большим металлическим столом. По поверхности по-желтевшей бумаге мягко скользил карандаш, оставляя за собой бледные волны штрихов. Рука в изяществе выводила неровные строчки букв. Свет керосиновой лампы бросал вдоль и поперёк стола ломаные линии теней и по мере угасания её тени изменялись, что отвлекало пишущего. Он со злостью отшвырнул огрызок карандаша, схватил за железный обруч лампу и выскочил из-за стола. Стул с грохотом повалился на пол. Человек с лампой в руках побежал вниз по лестнице. Стук каблуков его ботинок вязко отдавался в металли-ческих ступеньках. На первом этаже он, как только спустился, завернул направо, на-ткнувшись на большой платяной шкаф. Распахнув лёгкие дверцы, человек с лампой в ру-ках принялся заправлять её из небольшой серебристой фляжки. Когда он покончил с этим, то запер шкаф и возвратился наверх, прихватив с собой ту самую фляжку с керосином. Теперь он был относительно спокоен. С заправленной лампой он мог писать долго и его наверняка ничего больше не будет отвлекать.
Подняв лежащий на боку стул, человек, поставил ярко светившую лампу на преж-нее место в выемку на краю стола, поставил ровнее стул перед столом и уселся за него с глубоким вздохом, погружаясь в прежний поток мыслей. Как только его кисть сжала ус-певший остыть от тепла руки карандаш, то невероятный вихрь мыслей, фантазий раз-мышлений тут же наполнил голову пишущего. Он снова ушел в другой мир.
Помимо листка бумаги на столе повсюду лежали деревянные стружки от каранда-ша, тут же виднелись засохшие пятна чернил. В противоположенном углу от лампы стоя-ло устройство, издали напоминающее паяльник. На самом деле, это была пишущая ма-шинка профессора Мастерихина. Прибор работал весьма просто, несмотря на внешние нестандартные размеры и неприемлемый вид. Эту вещь хозяин  дома приобрёл примерно месяц тому  назад, когда на его руках стали появляться мозоли от канцелярского пера. Но прибор прослужил здешнему хозяину недолго и вскоре сломался. Да и чернил он тратил неимоверно много. На один листок уходило по два флакона! Когда в ручную тратиться от силы четверть. Отнести профессору Мастерихину прибор было некогда, поэтому в дан-ный момент, склонив голову на плечо, человек писал карандашом чудом отыскавшийся в тумбах со старыми канцелярскими принадлежностями прошлых лет.
За окном бушевала страшная буря. Молния сверкала раз за разом, оставляя на чёр-ном затянутом тучами небосклоне  яркие, бледные шрамы. Никаких светил видно не бы-ло. Все куда-то пропало. Уже давно как шёл дождь, но совсем недавно к нему в союзники вступил упругий, свистящий ветер. Плотная стена мелкого дождя с настырным, перемен-ным боем стучалась в маленькие круглые окошки второго этажа. Ветер хлопал металличе-скими листами, висевшими на боках здания, словно чешуей огромной рыбы. Громко ревя, гром напоминал всем, что в это время природа правит миром. Дороги превращались в коричневую полосу грязевой жижи, деревья трепало из стороны в сторону, ощипывая с них только недавно появившиеся листья.
Всего этого не существовало для писателя, усердно трудившегося, зависнув, как орёл над добычей, над стопкой листов бумаги, полностью исписанных неровным, тороп-ливым почерком. Не существовало до того момента пока очередной порыв ветра оседлав упругую струю дождя с грохотом не раскрыл окошко в дальнем углу второго этажа. Звуки ярившейся природы стали еще оживлённее. Они ворвались в комнату. Человек как тигр вскочил со стула и в очередной раз тот отлетел в сторону, но на этот раз еще дальше, чем прежде. Скрипя зубами, писатель направился в другой конец небольшого по размерам помещения. До белесых костяшек были сжаты его кулаки, скулы выступили на лице, в глазах пробежала искра жуткого возмущения и гнева на все окружающее. Распахнутое настежь окно встретило хозяина дома резким порывом ветра, словно ждало его приближения. Мощные и крупные капли дождя ударили в лицо. Писатель с диким нервным криком прикрылся рукой и начал захлопывать окно, как от ветра распахнулось другое,  висевшее над большим письменным столом. Буря ворвалась в дом. Уже не пытаясь укрыть лицо от ветра и дождя, человек кинулся к столу, опрокидывая на ходу попавшиеся под руки вещи: цветочный горшок, ваза, тумба все это с грохотом падало позади него, но ему было уже все равно. Пусть хоть дом сгорит! Да он желал этого взамен своих рукописей, которые подхватил наглый ветерок и с медленным парящим дуновением выбросил в окно. Писатель уже тянулся рукой к последнему листку не успевшему выпорхнуть в окно, но стул, валявшийся на полу, отомстил хозяину, сделав ему подножку. Человек упал на пол, но успел схватить последний уцелевший листок. Лежа на боку, он взглянул на него и увидел, что там, где заканчивается строчка, тянется длинная серая полоса графита. Это была последняя запись перед атакой природы. Остальное на улице. Но ведь не в другом мире! Писатель вскочил на ноги и бросился к лестнице, по пути отомстив злосчастному стулу, пнув его со всей имевшейся у него силой.
Писатель  даже позабыл о пальто и шляпе, и только крепко сжимая в руке мятый листок, бросился на улицу. Молния на миг ослепила его, но только на миг. Человек ки-нулся с крыльца, перепрыгивая все ступеньки, и побежал к углу дома, на ходу поскальзы-ваясь в грязи. Достигнув угла, он со злостью вцепился в трухлявые доски, еле-еле удер-живаясь на ногах. Его бровь была рассечена о старый алюминиевый таз - видно не убран-ный им по весне. Рубаха и брюки – все было пропитано грязью. С волос ручейками по лицу текла грязная вода. Ветер зябко продувал промокшую одежду.
- Верни мне ее!!! – Взревел он против бури.
Природа ответила злобным рыком грома и двумя вспышками молний. Человек от-цепился от здания и сделал два шага в сторону небольшого заборчика из перекошенных штакетин, тянувшихся вдоль оврага, на краю которого стоял прекрасный дуб. Над его ко-лыхающейся кроной фееричными потоками кружились вихри из бумажных листов. Писа-тель только было хотел ступить в сторону дуба, он даже уже вытянул вперед руку с рас-топыренными пальцами намереваясь подхватить свой труд, но не успел. Одна вспышка, один раскат. Меж корявых суков дерева блеснула яркая вспышка, и могучий ствол охва-тило пламя. Плащ пожара быстро застилал дерево.
Человек не помнил, как бежал, как падал, как пытался тушить, как пытался лезть на горящее дерево, спасая свой мир, изложенный на листах бумаги. Он проснулся рано на рассвете. Весь измазанный пеплом и грязью. В рванной прожжённой одежде. С простыв-шим горлом и заложенным носом. С раной на брови. В руках он также держал листок с незаконченной надписью: «И я стал победителем…».

Весь следующий день писатель провалялся в постели с высокой температурой и кашлем. Он не вставал, не пил лекарства. Принял душ и улёгся в постель. Он даже не спал. Просто лежал, глядел в потолок, а в его глазах бессмысленно бежали пустые мысли – воспоминания о труде. Сколько он трудился! Сколько писал! И вот все это в один мо-мент выпорхнуло в окно и злой рок судьбы, лёгким движением своей невидимой кисти поджёг все это дело. А погода по ту сторону пыльных стекол не менялась и в ближайшие дни обещала оставаться такой. От этого становилось еще тяжелее. На писателя очень чув-ствительно влияла погода, любое ее изменения, любой