ЕХИДНА

начистить, мне не влом. Хоть и не люблю я этого.
Парнишка хмыкнул, протестующе замотал головой, тут же поперхнулся яблоком и закашлялся. Макс всё с тем же выражением на лице похлопал его по тощей спине.
– Его фамилия Калядин, и он меня теперь по дуге обходит. Очень широкой!
– Угу, значит, не совсем дурак, – серьёзно кивнул Макс. – Ладненько. А в новом классе вообще как?
Мальчик нехотя пожал плечами:
– Ну, орут иногда, чтоб я заткнулся и не высовывался на уроках.
– А ты не высовывайся. А, Юрок? – Макс со вздохом вытянул ноги. – Сиди себе спокойно, книжку читай. Делай вид, что ты ничего не знаешь, легче будет жить.
– Хм, – строптиво фыркнул Юрок. – Но я же не из-за оценок, я же действительно знаю! Понимаешь? Почему я должен молчать?
О, Анна понимала его преотлично!
– Потому что люди не любят сильно умных – раз. И потому что мне влом встречать на школьном дворе твоего Говядину с хороводом других Говядин – два, – назидательно сказал Макс.
– С хороводом Говядин! – прыснул Юрок. – Ты всегда как скажешь…
Он взирал на брата с благоговением, снизу вверх.
Тот достал из кармана куртки смятую купюру:
– Вот трёха. Матери не давай, купи, что тебе надо.
Юрок радостно кивнул.
– Не набор «Юного химика» из «Юного техника» и не Стивена нашего Кинга, а пожрать! Понял? Всё, я пошёл, «Либиды» будут репетировать. – Он взлохматил черные вихры братишки.
– Ага… Макс, а ты обещал меня в вашу библиотеку записать!
Анна в ужасе присела.
– Потом.
– Макс, а что такое «Либиды»?
– От слова «либидо», – хмыкнул Макс, слезая с подоконника и беря костыль. – В словаре посмотри! – упредил он очередной вопрос.
Анна подавила нервный смешок.
– Ага… А ты сегодня домой придёшь?
– Не-а. Я здесь перекантуюсь, в аппаратке… Ладно, давай.
Конечно, очередную девицу небось ждёт…
Анна передумала спускаться к телефону и на цыпочках направилась к себе в библиотеку. Ну вот, не было печали, теперь придётся сидеть как на иголках и ждать, пока нагрянут пират с братцем.
Хотя братишка пирата ей даже понравился. Она сразу почувствовала в нём родственную душу.

А назавтра вдруг заболел дедушка.
Он смотрел невзоровские «600 секунд», пока Анна глотала Кастанеду у себя в комнате. Очнулась она от резкого запаха беды – запаха корвалола.
Дедушка, виновато ей улыбаясь, медленно зашаркал в свою комнату, сразу сильно постарев.
Анна свирепо выключила проклятый ящик. Сколько раз она просила деда не смотреть эти гнусные передачи, не расстраиваться! Нет же…
Дедушка не поднялся и на следующее утро, чтобы совершить свою обычную прогулку вокруг дома, здороваясь со всеми попадающимися собаковладельцами, бомжами и дворничихой Раей. Он лежал, тяжело дыша, и лицо у него было совсем серое. Рукой он всё время придерживал левый бок, как будто боялся, что непослушное сердце сейчас выпрыгнет наружу. И голос у него был очень тихий и запинающийся, когда он просил Анну не звонить в больницу.
– Всё пройдёт, Нюта…
Но она, конечно же, сразу позвонила в кардиологию. И расстроилась ещё больше. Мест не было. Врач, который лечил дедушку после прошлогоднего инфаркта, уволился. Равнодушный резкий голос дежурной медсестры посоветовал Анне вызвать участкового, и в трубке раздались короткие гудки.
Анна вызвала участкового, попросила соседку тётю Тому приглядеть за дедушкой – та сразу заохала и запричитала, но прибежала, – и помчалась на работу. Написать заявление на отпуск по уходу за свой счёт.
Внутри у неё всё дрожало. Она вдруг почему-то отчётливо представила себе вечный дедушкин кошмар: она остаётся совсем одна. Причём сегодня же ночью, если ей удастся добиться места в больнице.
А если не удастся, она может вообще остаться одна. Вообще!
Запыхавшись, она влетела в ДК, написала заявление в кабинете у Татьяны Ивановны и спустилась к телефону. Озабоченный голос тёти Томы сообщил, что врачиха была, – какая-то пигалица, – кое-как осмотрела дедушку, покачала головой, сказала, что льготных лекарств в аптеке сейчас нет, мест в больнице тоже нет, и прописала корвалол и валидол.
В аптеках только и оставались, что корвалол и валидол. Вот об этом бы Невзорову свои сюжеты снимать…
Анна стояла, оцепенев, с трубкой в руке, пока чьи-то тёплые шершавые пальцы не вынули трубку у неё из ладони и не положили на рычаг.
– Случилось что? – спросил Макс, серьёзно глядя на неё.
Она открыла рот, чтобы огрызнуться, но вместо этого выпалила:
– Дедушка заболел...
Через пять минут, выслушав её сбивчивый рассказ про Невзорова, кардиологию, участковую врачицу и корвалол, он уже крутил телефонный диск, набирая номер:
– Виктор Иваныч, здрасте, ага, Максим. Да чего со мной будет, меня не задушишь, не убьёшь… А можно дедушку в вашу больницу определить, в кардиологию? Ага, моего. Он ветеран. У него в прошлом году инфаркт был, и сейчас ему опять плохо, а в городской мест нету… Андрей Константинович его зовут… – он нетерпеливо оглянулся на Анну, – Ковалев. Привозить? Сейчас!
Отмахнувшись от недоумённых вопросов Анны, он снова взялся за телефон:
– Зинуль, привет! А Вадик дома? Спит после смены? Подыми, будь ласка. Дедушку одного надо в больницу отвезти.  Да, сегодня. Улица Ленина, девять – двадцать пять, первый этаж… Приедет? Люблю тебя, Зинуль. Спасибо, ребята.
Он бросил трубку и быстро оглянулся на Анну:
–Чего стоишь? Дуй домой, собирай деда в областную больницу, тачка подъедет. Деньги не суй, таксёр – мой друг.
– Как ты… откуда ты… – пролепетала она.
– От верблюда. Дуй!

В областной больнице, сняв кардиограмму, дедушку немедленно забрали в реанимацию. Сразу не успев испугаться, Анна сидела на узкой жёсткой скамье приёмного покоя, вся дрожа. Если б она знала хоть одну молитву, молилась бы.
Она не могла никуда уйти – было страшно бросить дедушку, страшно возвращаться одной в пустой холодный дом. Любимое одиночество перестало нравиться, стоило ей только подумать о том, что дедушка… Нет! Лучше уж сидеть тут, на скамейке, обтянутой коричневым дерматином, слушая, как хлопает дверь приёмного покоя, заковыристо матерится привезённый с улицы окровавленный бомж, устало рявкает на него дежурная медсестра…
– Ну что? – раздался над ней знакомый нетерпеливый голос.
Она ошеломлённо подняла голову – Макс стоял рядом, глядел всё так же серьёзно, без тени своей всегдашней улыбки.
– В реанимации… – с трудом выдавила Анна. – Сказали, вовремя успели…
– Ясненько. Вот и отлично.
Он устроился рядом на скамье, не спуская с Анны внимательных глаз:
– Чего домой не идёшь?
Она только мотнула головой, стиснув зубы, чтоб не вырвался предательский всхлип.
– Ясненько, – повторил Макс, вздохнув. И вдруг, одним движением стянув с себя потёртую куртку, накинул её Анне на плечи. – Сиди!
Анна послушно замерла, уткнувшись носом в воротник куртки. Куртка хранила его тепло и пахла костром.


Дверь приёмного покоя продолжала хлопать, люди входили и выходили. Какой-то ребёнок тоненько плакал. Два угрюмых санитара завезли пустую каталку и с грохотом водрузили её в углу. Анна вздрогнула.
– Пошли уже отсюда, – тихо сказал Макс. – С ним всё в порядке будет, с Андреем Константиновичем. Тут врачи хорошие. Завтра утром придёшь. Пошли, правда. Я тебя провожу.
До центра их подкинули на «скорой» как раз те два хмурых санитара, один из которых оказался водителем этой самой «скорой» и знал Макса, чему Анна уже не удивилась. Его, похоже, знало полгорода.
Они брели по совершенно тёмной улице, и Макс придерживал Анну за локоть, когда попадалась выбоина на асфальте. Надеть куртку он наотрез отказался.
Пижон. Пират. Хочет произвести впечатление. Что ещё?
Анна не знала, чего он на самом деле хочет, возясь тут с нею. Ей было просто очень… спокойно.
Это безумие какое-то... Дедушка в реанимации, а она прогуливается под луной!
Поймав её взгляд, Макс улыбнулся:
– Всё хорошо будет, я отвечаю.
Он отвечает!
– Откуда ты знаешь главного врача? – выпалила Анна.
– Я там лежал, – коротко отозвался он после паузы. – В реанимации.
– Это из-за ноги? – оторопела Анна. – А что… что случилось?
– Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс, – хмыкнул он, снова поддержав её под локоть. – Неважно. Я там, в реанимации, понял одну штуку...
– Какую... штуку?
Они остановились у единственного на всей улице фонаря, и Макс прислонился к нему плечом. Она ясно видела его серьёзное усталое лицо с упрямым подбородком. Сейчас он казался старше, чем всегда. Намного старше.
– Смерти нет, – ответил он просто, поглядев почему-то вверх, в сентябрьское тёмное небо. – Смерти нет, есть только смена миров.
В этих нескольких словах была такая уверенность, что Анна замерла, перестав даже дышать.
Проглотив комок в горле, она наконец неловко выговорила, запинаясь:
– У тебя было… ты там видел…
– Туннелей не видел, – теперь он снова легко и чуть насмешливо улыбался. – Ангелочков с крылышками – тоже. И бабушку-покойницу – тоже.
– А что тогда?
– Да вот только начал там на арфе бренчать, как её отобрали и вместо неё – опа! – сунули утку, – он опять рассмеялся.
– Арфу… утку? – Щекам вдруг стало очень горячо, и Анна ужасно разозлилась.
Он же её опять нагло  разыгрывает! А она поверила, повелась, как, как…
В переулке, выходившем к фонарю, послышался невнятный гомон нескольких голосов. Не совсем трезвых. За забором черневшего напротив дома ожесточённо залилась лаем собака.
Анна почувствовала, как напрягся рядом с ней Макс, и застыла от враз налетевшего липкого страха. Криминальная хроника в городских газетах занимала подчас по полстраницы. А тётя Тома, дворничиха Рая и Валентина, ведущая в ДК кружок вязания и забегавшая к ней за свежей «Бурдой», часто рассказывали ей, округлив глаза, как страшно стало по вечерам на улицах. Милиция ну совсем бездействует, ворьё обнаглело, а народные дружины канули в Лету вслед за счастливым пионерским детством.
Анна в ужасе вскинула глаза на Макса и опять растерянно заморгала – он беззаботно и широко ухмылялся, нащупывая что-то в кармане пиджака.
– Эй, мужики! Закурить есть? – первым окликнул он подходивших.
Да он просто сумасшедший!
Трое слегка подвыпивших парней в кожаных куртках нараспашку переглянулись, видимо, тоже совсем не ожидая такого вопроса. Наверняка первыми всегда заводили разговор как раз они – по праву хозяев улицы.
– Закурить-то есть, – наконец ответил один из них, растягивая слова. – А ты что за хрен с горы? Чего тут делаешь?
– С девушкой гуляю, – спокойно отозвался Макс. – Курево кончилось, так что одолжите, если можете.
– Можем и одолжить, можем и на счётчик за это поставить. У нас курево дорогое, – процедил всё тот же парень, видимо, главный из троицы. Остальные дружно гоготнули.
Анна обмерла.
– Вы мою девушку не пугайте, – не повышая голоса, ровно сказал Макс.
Точно, сумасшедший.
– А то что будет? – прищурился главарь, вскинув руку. Из рукоятки ножа со щелчком выскочило лезвие, блеснув в слабом свете фонаря.
Повисла тишина, показавшаяся Анне бесконечной.
– Пёрышками будем меряться, что ли? – лениво поинтересовался Макс. – Извини, не знал, что тебя встречу, а то бы захватил. А пока что только – вот.
В его ладони тоже что-то блеснуло.
– Ство-ол? – недоверчиво, дрогнувшим голосом протянул главарь. Двое других, тихо выругавшись, начали потихоньку отступать в