престолу присягнул новый Император Николай Второй Александрович, и никто, кроме отца Иоанна, еще не знал, что российский императорский престол переходит по наследству в последний раз. Ночью приснился ужасный сон, бесноватая девушка, чернявая, с открытой пастью и зубами, в какой-то уродливой кожаной куртке, бросалась на людей и рвала их на части, увидев священника, попыталась наброситься и на него. В липком поту, со страшным криком, он проснулся.
В Кронштадт святой отец вернулся совершенно обессиленный и разбитый, взгляд его приобрел какую-то странную отстраненность, и он подолгу стоял перед иконой Спасителя и плакал. Пытался как-то объяснить себе то, что уже произошло и еще должно произойти, и не мог. На все вопросы, с которыми подступались к нему домашние, ничего не отвечал, отмалчивался, и лишь однажды обронил словно бы в раздумье:
- Я мертвых воскрешал, а батюшку Царя Александра Третьего не смог у Господа вымолить. Да будет на все Святая Воля Его…
Глава 3
- Отец Иоанн! Отец Иоанн! Батюшка! – кто-то сильно тряс его за плечо и он спросонья не сразу сообразил, где находится, сидя на скамейке во дворе Андреевского собора, возле своего дома. Видимо от избытка кислорода задремал на свежем морском воздухе, и молодой диакон отец Михаил, вероятно решив, что с ним случилось нечто ужасное, испугавшись за него, пытался изо всех сил привести его в чувство.
- Слава Богу, все хорошо! – рассмеялся Иоанн, но диакон настоял на том, чтобы помочь сопроводить его в дом. Снова покушал горячего бульона и прилег отдохнуть, заснул коротким, неприятным сном, в котором увидел свою мать, давно покойную, будто бы приехавшую погостить, в каком-то жутком, ненормальном виде. Она долго причитала и плакала, говорила, что по дороге ее обидел некий крестьянин.
После обеда приехали Первосвятитель Московский Владимир в сопровождении преосвященных Гермогена Саратовского и Серафима Орловского, а также генерал Иванов и адмирал Никонов. Старик совершенно растрогался и прослезился:
- Сердечно благодарю Вас, высокие гости, что вспомнили меня и посетили в немощи!
Как мог, храбрился, пытался шутить по поводу своего почтенного возраста и мучительной болезни, грызшей его изнутри днем и ночью.
- Вот и мы подумали и решили посетить Вас, отец Иоанн, чтобы отвлечь Вас от болезни, приободрить добрым словом и повеселить! – сообщил отец Владимир, усаживаясь за стол, на который Женни водрузила огромный самовар, чайный сервиз и восхитительно пахнущий яблочный пирог с блестящей корочкой.
- Удивительно как распространяется ныне страсть к развлечениям! – ответил Иоанн, - Словно бы нет у людей более глубины, барахтаются они на мелководье, как дети малые, лишенные разума, и меняют содержание жизни духовной на безумие страсти. И как на это смотрит современная русская интеллигенция? А она публично отрекается от Христа вместе со своим лжеучителем и богохульником Львом Толстым! Господи, не допусти ему дожить до Рождества и возьми с земли его труп зловонный, просмердивший всю землю! Тьфу!
Гости смущенно заулыбались, не понаслышке зная, какую глубокую неприязнь испытывает священник к знаменитому писателю. Отец Иоанн, разгоряченный взволновавшей его темой, между тем продолжил:
- А Дума эта изменническая? А манифест от семнадцатого октября 1905 года, который в народе прозвали «манифестом без совести»? Царство Русское колеблют безбожники и анархисты, интеллигенция, высшее правительство и чины священнические, безнаказанность нынче в моде, ею щеголяют как наградами государственными, везде измена! Россия мятется, страдает и мучится от кровавой внутренней борьбы, от неурожая земли и голода, от страшной во всем дороговизны, от безбожия, безначалия и крайнего упадка нравов. Судьба печальная, наводящая на мрачные думы.
Старик надолго замолчал, глядя прямо перед собой невидящими глазами, и генерал Иванов, желая сгладить возникшую было неловкость, сказал:
- А ведь еще Федор Иванович Тютчев говорил, что в Европе есть две силы, противопоставленные друг другу – революция и Россия. Между ними никакие переговоры невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества. Это подтвердил и Энгельс, заявив, что ни одна революция в Европе и во всем мире не сможет достичь окончательной победы, пока существует теперешнее русское государство.
- Наши враги, сами знаете, кто – евреи! – воскликнул Иоанн, - Евреи в большинстве своем за лукавство и бесчисленные злодеяния, в коих не покаялись, погибнут. С ними и христиане, которые не веруют в Бога, которые с евреями действуют заодно, которым все равно, какая вера: с евреями они евреи, с поляками они поляки; - эти так называемые христиане еще хуже евреев. Одно нас удерживает от погибели – Самодержавие! Не станет Царя – не будет более России, заберут власть евреи, которые сильно ненавидят нас, а если отпадем от Веры Православной, то превратимся в сброд всяких иноверцев, стремящихся истребить друг друга, - он глубоко вздохнул и сокрушенно покачал головой, - Русский народ и другие народы, населяющие Россию, глубоко развращены, горнило искушения и бедствий для всех необходимо и Господь, не хотящий никому погибнуть, всех пережигает в этом горниле.
После этих слов в воздухе, пропахшем вкусом яблочного пирога, повисла гнетущая тишина. От волнения батюшка совсем расхворался, поднялась температура и разболелась голова. Игуменья Ангелина и Женни буквально выгнали гостей из дома. Отец Иоанн все же вышел их провожать во двор, перекрестил всех и поцеловал. Слепящее солнце, отражающееся в зеркалах выпавшего накануне снега, снова ударило в глаза, и он почувствовал себя ветхозаветным Захарией, которому явился Ангел, возвестивший ему о рождении сына. Старик грустно улыбнулся, ведь на этот раз повод был гораздо менее торжественный и радостный.
- Так что же нам делать? На что надеяться? – спросил напоследок отец Владимир, - Минует ли нас чаша сия? Сподобимся ли узреть еще славу Отечества нашего?
- Молитвенно будем просить Владычицу нашу Пресвятую Богородицу и всех Русских святых представительствовать пред Божиим престолом за Родину нашу и всех нас!
Он еще долго смотрел вслед уезжающему экипажу, небольшого роста, с непокрытой головой и изможденным лицом, изо всех сил боровшийся с одолевавшей его болезнью, мучительно, бесстрашно и безнадежно, и несущий надежду другим. Как утопающий, хватающийся за соломинку.
Глава 4
С каждым днем становилось хуже, но, несмотря на крайнее недомогание, отец Иоанн не переставал принимать ежедневно Святые Дары, приносимые ему в дом. И среди этих мучений от болезни, упадка сил, как физических, так и моральных, происходящего от всеобщего уныния близких, происходили вещи, которые он называл не иначе как настоящим чудом. Один мирянин в соборе, в котором еще так недавно служил сам Иоанн, во время службы узрел Спасителя, простирающего Свои Божественные руки, объемлющие всех.
- Хороший знак! – улыбался устало священник, и тяжесть на сердце от дурных предчувствий отступала на время. Сидя в своем кресле, он снова погружался в свои думы и мучительно пытался предвидеть будущее, кровавым заревом встававшее из-за горизонта.
Российская империя после реформ Александра Третьего развивалась невиданными темпами: облегчение положения народных масс, индустриализация, развитие транспорта, укрепление военной мощи, усиление России на Балканах, в Средней Азии и на Дальнем востоке, - все это превращало ее в исполина, раскинувшего могучие крылья на необъятном пространстве от Балтики до Тихого океана.
После смерти Императора Миротворца империя еще по инерции мчалась вперед, подобная мощному локомотиву, которые были столь любимы им. Николай Второй продолжил дело отца, но он не обладал его гением, был тем, из кого получаются верные помощники и надежные друзья, но в лихие времена они погибают первыми, и знамя, которое им выпало нести высоко над головой, падает из рук на траву, обагренную их собственной кровью, и горе той стране, возложившей корону на такую голову.
- Господи, да воспрянет спящий Царь, переставший действовать властью своею, дай ему мужество, мудрость и дальновидность, - часто восклицал Иоанн во время проповеди и горячо молился за него.
И сам трудился не покладая рук. Строил монастыри и церкви, писал книги, выступал с публикациями, принимал простых людей и высокородную знать, ибо не видел разницы между ними. Изо всех сил пытался найти причину грядущей катастрофы, нынешнего плачевного положения дел в обществе, обличал, воинствовал и негодовал:
- Господи, что замышляют против России и против святой церкви Твоей немцы, поляки и финляндцы, исказившие Евангелие Твое и отпадшие от церкви Твоей! Они хотят до конца поглотить нас и разорить, до чего же мы дожили!
Не раз во время службы он видел Спасителя, и это видение наполняло его душу благоговейным трепетом и внутренним торжеством, и Иоанн восклицал восторженно:
- Он посреди нас! Смотрите!
Прихожане с удивлением глазели по сторонам, оглядывались друг на друга, искали чуда обыкновенного, радости душевной, но не духовной, суеверные, глупые и безгрешные, и священник с ужасом понимал, что у них в будущей бойне не будет ни единого шанса. И, обращаясь к Нему, он дерзостно требовал:
- Господи, Ты видишь хитрость врагов православной веры и церкви Твоей и их рвение одолеть ее! Положи им конец, да умрет с этими людьми все лукавое дело их! - но все было напрасно, Он словно бы не видел никого, смотрел куда-то сквозь, холодный и равнодушный, как далекие звезды, сотканный будто бы из утреннего тумана, который встает перед самым восходом солнца, и таял, таял, таял…
Даже теперь, по прошествии многих лет, вспоминая, Иоанн продолжал чувствовать это отвратительное ощущение раздвоенности, неуверенности, искал причину и боялся ее найти. Почти не выходил из дома, во всем теле была невыносимая слабость, голова кружилась, но разум работал с удивительной ясностью. Ночью приснился странный сон. Перед самым утром видел покойного Императора Александра Третьего, он стоял возле изголовья кровати, на которой лежал отец Иоанн, и усердно молился. Внезапно в памяти всплыли последние дни Царя в Ливадии, только теперь все было наоборот, и теперь уже Александр, положив руки на его голову, читал отходную молитву.
Иоанн проснулся.
- Видимо, уже совсем скоро, но какой, однако, драматург дьявол, какие во сне сцены производит! - усмехнулся он, - Видимо, и болезни плоти попускаются Богом по действию сатаны-пакостника, не иначе. Господь, как искусный врач, подвергает нас разным искушениям, скорбям, болезням и бедам, чтобы очистить нас, как золото, в горниле.
С трудом встал, подошел к иконостасу и прочитал утренние молитвы. Вспомнил о постоянном своем желании продолжить дневник, опустился на стул перед рабочим столом, открыл ящик, достал его и открыл на последней исписанной странице. Немного
| Помогли сайту Реклама Праздники |