Шулюмка

разбега, а идти не может – спадают. Сделали мы ему к валенкам что-то вроде помочей, а чтобы они с плеч не падали, на груди ещё бечевой перевязали. И фуфайку поверх. Ох и видок у мужика – не приведи Господи ночью в поле встретить!
Женька рассмеялся и махнул рукой: точно, мол.
- Ходить бойцу всё равно трудно, поэтому поставили мы его в поле, под дуб. В этом месте кабаны не должны были идти. А на самое забойное место, в низинке, где камыш, поставили ихнего главного, пусть стреляет.
Выгнали загонщики выводок. Три свиньи, подсвинки и секач. Если бы ты видел, что это был за секач! Грудная клетка – точно с передок джипа, Женька не даст соврать!
- Точно! – подтвердил Женька.
- Выводок пошёл, как мы и предполагали, низинкой, по камышу. Ихний главный как увидел секача, так в штаны и наделал. Потом, правда, спохватился, пульнул вдогонку, двух свалил. А секач подхватился, и в поле. У кабанов такая натура, если они в поле бегут, то всегда на отдельно стоящее дерево или человека. Вот он и побежал на дуб, где супермен стоял. Мужики после стрельбы выбежали на край поля, кто в бинокль, кто так смотрят… Представь, отдельно стоящий дуб, под дубом мужик под два метра в фуфайке, с карабином, с тесаком за голенищем… И на него паровозом огроменный секач, с джип величиной!
Мишка восторженно замер, давая слушателям представить картину и восхититься её красотой.
- Страшная картина! – подтвердил Женька с неподобающим трагизму момента смешком.  
- Смотрим, - продолжил Мишка, - супермен прицелился… Ну, говорим, сейчас он завалит секача… А супермен вдруг бросает карабин в сторону, выхватывает из-за голенища тесак… Ну, говорим, супермену адреналина хлебнуть захотелось! Врукопашную решил с кабаном! Видим, супермен этот, хрясь по верёвкам на груди тесаком… Фуфайка нараспашку…
- Ну, кто-то говорит, щас мужик фуфайку сбросит, чтоб удобнее было, и на секача с ножом пойдёт! - продолжил Женька. – Это ж человек-легенда!
- А секач на него, как паровоз! – перехватил нить рассказа Мишка.
- Вдруг человек-легенда кидает в сторону нож, сбрасывает фуфайку, сбрасывает с плеч помочи, которые держали валенки, выпрыгивает из валенок, и одним махом – на дуб!
- А секач – мимо… Только мы его и видели, - грустно закончил Женька.
- Человек-легенда! – с усмешкой закончил Мишка.
Николай, сидевший до того молча, рассмеялся своеобразным резким смехом.
- Чёрт! – хлопнул себя по коленям Антон. – Вспомнил!
- Что вспомнил? – спросил Мишка.
- Да где я Николая видел!
- Ну, наконец-то, - рассмеялся Николай. – А я так и понял, что ты меня не узнал.
- И где же ты его видел? – заинтересованно спросил Мишка.
- Да он мой сосед по даче! – стукнул себя ладонью по лбу Антон.
- Эх, ни черта себе! – удивился Мишка. – соседа по даче не узнал!
- Всё правильно, - со смехом поддержал Антона Николай. – Мы же на даче в специфической одежде, в специфических позах, буквой зю. Тем более, что я дачу продал, год уже не виделись.
На дороге зашумел мотор, к поляне подскочила «Нива-шевроле». Из машины выскочили три мужчины с ружьями наперевес, стали на краю поляны, внимательно приглядываясь к сидящим у костров. Хозяева поляны молча смотрели на чужаков. Те, впрочем, на территорию поляны не ступали.
- Нет, не те, - сказал, наконец, один из приехавших.
Чужаки торопливо сели в машину и уехали.
- Вот так вот пальнут ни за что… - предположил Антон.
- Да уж, человек не заяц, из-под выстрела не упрыгает, - лениво проговорил Женька. – Как там шулюмка? Перец, приправу сыпали?
- Я не сыпал, - отозвался Толька. – Никто перец не сыпал?
- Никто не сыпал, - подтвердил Николай. – Сколько сыпать?
- Весь сыпь, сколько есть, - распорядился Мишка.
- Ты же не знаешь, сколько есть.
- Да всё равно мало! И траву-приправу из всех пакетов высыпай.
Николай высыпал в казан из пакетика красный перец, туда же опорожнил три пакетика с приправой. Прочитал состав и удивился:
- Ничего себе! Они же все с перцем! Вот это я убухал… Есть невозможно будет!
- Не волнуйся, в шулюмку перца нельзя переложить, - успокоил его Женька. – Масла растительного подольём?
- Давай полстаканчика, - согласился Мишка. – Надо было раньше, конечно…
- Ничего, маслом шулюмку не испортишь, - заметил Женька.
- И пару раков бы, - заметил Николай.
- Да, пару раков для запаха можно было бы, - согласился Мишка.
- А рыбу? – спросил Антон.
- Ты что?! – с ужасом в один голос воскликнули Мишка, Женька и Николай. – Испоганишь, есть  нельзя будет!
- Костями исплюёшься, - конкретнее пояснил Толька. И добавил: - Да и не клюёт нынче рыба, я пробовал удочку закидывать.
- Прикармливать надо рыбку-то! – со снисходительностью знающего человека заметил Женька. – Я рыбку семечками прикармливаю.
- Жареными, что-ли? – пошутил Антон.
- Нет, жареными не пробовал, - серьёзно воспринял вопрос Женька. – Сырые семечки проворачиваю через мясорубку… Не пробовал, Миш?
- Нет, не пробовал.
- Дух от них, когда через мясорубку! – Женька мечтательно посмотрел в небо, будто ждал увидеть там ангела, и хлопнул ладонью по левой стороне груди. – Аж дух захватывает! А рыба, та вообще в обморок падает, - уверенно закончил он.
Толька подлил в казан растительного масла.
- Посолить не забудь, - напомнил Николай.
Толька сходил к женскому столу, принёс двухсотграммовую банку с солью. Всыпал в казан две большие ложки соли.
- Хватит?
- Ещё одну. Шулюмка должна быть солёная и перчёная.
Добавил ещё ложку.
- Ну вот, минут через пятнадцать дойдёт, - решил Женька. – А, чтобы не скучно было, давайте ещё по паре глотков «Спотыкачки».
Антону как-то и отказываться было уже не охота. А Женька и не спрашивал, налил наравне со всеми.
Выпили.
- Сильно зайцы из-под выстрелов выпрыгивают? – продолжил оставленную тему Антон, обратившись к Женьке.
Женька с улыбкой поглядел на Мишку.
- Расскажи ему про привязанного зайца.
У Антона мелькнула неприятная ассоциация: охотники привязали зайца и расстреливают его, как живую мишень.
- Приехали мы к нему, - Мишка кивнул на Женьку, - как-то зимой. На зайцев поохотиться.
- А время неудачное выбрали, - заметил Женька. – Охотники как раз всех зайцев распугали. Каких не постреляли.
- Придумай, говорим ему, что-нибудь. У тебя всегда местечко нетоптаное на примете есть, - продолжил Мишка. – Ну, почесал он репу, и говорит: «Есть у меня привязанный заяц». Что за заяц такой, удивляемся, привязанный? Потом, говорит, узнаете. В общем, поехали. Сколько нас было, четверо?
- Да, вас четверо и я пятый, - подтвердил Женька.
- Привёл он нас на поле, выстроил цепью. Идите, говорит, вон туда. Заяц здесь обязательно будет, только взять его вы не сможете.
Женькина захмелевшая физиономия расплылась в доброй усмешке.
- Идём. Поле прошли, к опушке уже подходим. Следы заячьи есть. А зайца нету. Расслабились, цепь расстроилась, кто как идёт. Кто-то отмашку дал, мол, собирайтесь, нету тут ни хрена. Пошли в кучу. Вдруг у Сашки из-под ног заяц свечкой – прыг! Сашка потом рассказывал, от неожиданности чуть ружьё не выронил. Спохватился – ба-бах! Мимо! Заяц на Серёгу, чуть не в него, как кабан! Серёга – ба-бах! Мимо! Вдогонку – ба-бах! Мимо!  В общем, все стреляли, восемь раз! Все промазали.
- Я не стрелял, - усмехнулся Женька. – Потому что я этого зайца люблю. Я на него вожу тех, кого без добычи хочу оставить. Года три уже.
- А почему привязанный? – спросил Антон.
- Так, сколько в него ни стреляли, он на этом поле так и живёт, как привязанный.
- Может, разные зайцы?
- Нет, один и тот же. Я его уже в лицо знаю, - с любовью в голосе уверил Женька.
Он взял деревянную ложку, дотянулся до казана, разогнал с поверхности приправу, зачерпнул жижи. Попробовал, восторженно крякнул:
- Высший сорт, как всегда!
- Кто готовил! - гордо похвастал Мишка.
- Плод коллективного творчества, - пояснил Женька. – И каждый раз по новой рецептуре, - повернулся он к Антону. – Так что, если тебя спросят или дадут рецепт шулюмки, знай: рецепта у шулюмки нет. Приготовление шулюмки каждый раз – как свидание с новой женщиной.
Женька прикрыл рот и воровато оглянулся на женский костёр.
- Кто это там о свиданиях с женщинами говорит? – услышали крамольную фразу не обращавшие внимания до сих пор на мужские разговоры женщины.
- У вас как там, стол готов? – перевёл стрелки на другую тему Женька. – Шулюмка готова, а у вас салатики ещё не наструганы.
Все собрались за столом. Мишка наливал шулюмку в миски, передавал к столу.
Антон попробовал наваристый, острый, мясной бульон, с пряными запахами, с дымком. В общем, необычный и вкуснейший.
Приподнятое настроение, шутки, возбуждённые переговоры дождавшихся, наконец, главного в этой поездке – шулюмки, придавало блюду такую ауру, такой оттенок, такой «гарнир», какого не будет дома.
Естественно, не обошлось без предложений «Под такое блюдо не грех и выпить!» или «За такое блюдо…» и так далее.
Мотька ошалело кидалась на крик пирующих, собирая предлагаемые ей косточки, торопливо грызла, бросала недогрызенные и, наконец, закашлялась, подавившись костью.
- Всё, хватит ребёнка мучить! – скомандовала Рита и поставила на середину стола большое пластмассовое блюдо: - Складывайте сюда, я потом собачку покормлю.

Дети легли спать заполночь, Антон и того позже. Место для палатки оказалось не очень удачным, в песке скрывались довольно крупные корни деревьев. Как ни вертелся Антон, пытаясь устроиться поудобнее, да только корни всё больше выпячивались из-под песка. К тому же спать без подушки с возрастом он отвык.
В конце-концов, уснул. Усталость, свежий воздух, вкусная, горячая шулюмка под водочку оказали благотворное действие. Сквозь сон слышал неторопливые мужские разговоры у костра, периодическое бульканье, традиционный тост любого припозднившегося застолья: «Ну, давай…»
Передремав часа два, замёрз. Понял, что больше не уснёт, вылез из палатки.
У едва горевшего костра сидели Женька и Толька, естественно, с бутылкой.
- О-о! – негромко, коротко и, скорее, по долгу службы «дежурного по костру», обрадовался Женька. Тут же деловито предложил: - Выпей, погрейся.
- Нет, я чаю, - отказался Антон.
Подбросил в костёр дров, отыскал среди «развалов» посуды на столе и вокруг чайник, налил воды, повесил над костром.
Чернота новолуния медленно разбавлялась молоком предстоящего рассвета. Речная протока заполнилась густой ватой тумана. Гулко, совсем рядом, и в то же время приглушённо, как в большой закрытой комнате плеснулась рыба. В костре потрескивали горящие полешки.
Толька с Женькой, уважая девственную тишину, бормотали что-то в полголоса.
Пронзительно свистнула пичуга. Немного погодя откликнулась, чирикнула другая. И, словно по команде-побудке засвистели, зачирикали одна за другой, просыпаясь и извещая о себе, разноголосые птицы.