Плен

требуется.  «Что невыгодно?» – спрашиваю. -  «Молодцы!» И мы зажили как сыр в масле. И бензин есть, и спирт, и харчи какие душе угодно. Жили не тужили, пока новый призыв не пришел.  А потом домой.
Иван Иванович помолчал немного, как бы задумавшись, а что еще мне можно рассказать. А мне уже не спится.
- Ну а что дома? -  спрашиваю.
- Демобилизовался , грузчиком пошел. Я и сейчас иногда привлекаюсь. Я сейчас грузчик-одиночка. Кому что-то ценное надо перевезти - меня зовут. Стиральную машину импортную или холодильничек. Недавно одному генералу японский холодильник доставлял.  Я не думал, что такие холодильники бывают. Морозильный отдел с крюком для мяса.  Пол-поросенка можно повесить.
- А как вы один доставляете его? – спрашиваю.
- А у меня всякие приспособления: жачок, талька, монтировочки всякие. Подважил, перекантовал., снова подважил.  Да я и разгрузить сам могу, но только времени больше надо. Водитель помогает, ждать не хочет. Ведь я доставляю иногда по нескольку часов: спешка не нужна.  Зато я не поврежу, не поцарапаю. Все в лучшем виде, я человек мастеровой.
Прошло много лет, возраст мой уже недалек от возраста, в котором тогда был Иван Иванович. Я его больше не видел, и даже не помню, кто раньше из нас уехал,  сколько ночей продолжался рассказ и многого, многого другого. Я даже точно не помню, сколько человек было в нашей палате, пятеро или четверо. Один был такой, другой с длинными волосами. Но были ли они одновременно, или сначала один, а затем другой. По прошествии стольких лет два очевидца зачастую совсем по-разному рассказывают об одних и тех же событиях. Послушаешь одного  - представляешь себе что-то одно, а послушаешь другого, и посмотришь вдруг на все рассказанное совсем другими глазами. Многое улетучивается из памяти. Но почему-то я, нет- нет,  и вспоминаю рассказы Ивана Ивановича, которые мешали мне спать. Я вдруг задаю себе вопрос: «А что было потом?», или: «А как это могло быть?», но уточнить что-то  уже никак не могу.  Нет-нет, я не жалею, что не спросил тогда, или не задался таким вопросом. Я даже допускаю, что  рассказывая об этом, он уже  что-то забыл,  ведь со времени войны к моменту рассказа прошло  столько же времени, как и со времени, когда я встретился с Иван Ивановичем до сегоднешнего дня.  Почему-то запомнилось хихиканье Ивана Ивановича, когда он рассказывал о том, как он занимался какой-то дамой, и как она начинала быстро раздеваться по его команде, приговаривая: «Чичас, чичас!» «Верно плен не прошел бесследно», -  подумалось мне тогда. И может быть, на самом деле все было не совсем так, или совсем не так, как он рассказывал. Может это он сам, а не человек из его взвода сверлил цистерны. И как это, вдруг, человека из плена сразу поставили старшим во взводе? Человек же, рассказывая что-то, всегда не скажет о себе плохо, он всегда постарается как-то сгладить  то, что может выставить его в плохом виде, в виде неприглядном. А для этого удобней всего все неприглядности свалить на другого. Может он, а не голландец коптил окорока, может это он как-то договорился  с надзирательницей. Но чем он мог ее заинтересовать? А может быть он был как- то связан с конвоем.  Не хочется думать, что он даже мог быть тем, который перехватывал все, что бросали женщины. Просто счастливчик. О, Счасливчик! - хочется воскликнуть вдруг. Один на какое количество несчастных?  Кто знает. Пусть даже не все было именно так, но я помню ночные рассказы Ивана Ивановича до сих пор не как рассказы, а как будто я был свидетелем этого, видел все это как-то со стороны, и вспоминаю все как пережитую реальность. Может быть потому, что это были ночные рассказы. И часто думаю, что человек ничего не знает ни о себе, ни о других, о которых, как ему кажется, он все знает. Окажись он там, в этом аду?  Там сразу бы стало ясно: кто ты и кто те, которые рядом. Но не дай бог! Автору, слава Господу, не понадобился этот тест.  И хорошо бы, чтобы не было повода создавать на земле такие тесты. Чтобы не было на это повода.  Не имеет право никакой человек проявлять подобную волю. Если он, конечно,  человек.  Хорошо бы чтобы не было, но  есть. И поэтому, может быть, стоит рассказать об этом так, как рассказал мне  очевидец событий. Конечно не для того, чтобы чему-то научиться, чтобы что-то пригодилось, на всякий случай.  Не для того,   что может пригодиться, когда ты идешь по дороге и тебе в любой момент  могут крикнуть: “Komm zu mir!”   А для того,   чтобы, может  быть, кого-то вспомнить или просто задуматься о человеческой судьбе.  Не знаю уж,  удалось ли мне это. Сам о написанном правильного мнения не составишь.