Полевод. (о деде своём замолвлю я слово)

убирать”, чтоб народ голодал?”
Обомлевшая повариха поверх чугунка нацепила ковшик, а Стёпа-бригадир расслабился и осел у столба вприсядку, потеряв дуло нагана, пока ослеплённый уполномоченный, тыкая в столб и оглядываясь вокруг выбивал показания у последнего: “связи, явки, пароли”.
И левой под дых: “у нас не такие кололись!”
Запрыгал, контреволюцию матеря, - “врага” но, кулак, встретивший столб, заставил  вопрос теперь поставить чётко:
-Кто распорядился косить пшеницу?
-Полевод, Мыкита! - выдохнул Стёпа,  пытаясь распрямиться у столба.
-На месте расстреляю!
-Где эта контра?
-Во вторую поехал.
-Бричку мне, косить запрещаю! - замахал наганом уполномоченный.
-Да иди запрягай! -  Сплюнул Стёпа, вздохнув облегчённо и отходя от столба.

Когда полевод Мыкита подъехал к стану первой бригады, проследив, что уполномоченный скачет в третью, ближайшую к первой, бригадир Стёпа пытался двумя руками взять стакан узвара, чтоб напиться, под приговором поварихи: “А як, я налякалась, ой  лишенки!.. А он сувать! Анчихрист! Пресвятая!.,
Выстрелом нагайка хлестнула по столу!
-Ой, богородица пресвятая, - по-русски закрестилась повариха убегая.
-Что другие есть штаны? - оскалился полевод, глядя с ухмылкой на Стёпу.
-Вот прожуёшь ствол, приходи, покалякаем – сразу успокоился Стёпа.- “Чай не впервой пули глотать! Да и стакан самогонки не помешал бы!..
И продолжил, почёсывая подбородок:  
-Вот ребятишкам бы... хоть не досталось бы!.. Житиё такое...
-Косите?
-Счас начнём, как штаны сменю! - встал из-за стола Стёпа-бригадир, расправив широченные плечи - на кулачках бы с ними, а! Мыкита? А не от дурака с наганом? - Опять прозвучал выстрел нагайкой по столу.
-Уж один я не уйду!.. Всё вали на меня!.. Полевод под наганом заставляет!..
-Навалю! Лытай!..Только ты, как на кулачках, за спиной у меня будь! А там побачим, хто будет лытать!
-Ну, я в третью! Туда он поскакал! Федька, всё-таки хлипкий! Ну, ладно накрутим хвоста!

В третьей косовицу остановили. Бригадир Федька с казаками сидели за столом стана, дымя махоркой.
Мыкита злой, пустив лошадь пастись у стана, подошёл к казакам:
-Что не косим?!
Федька бригадир, благообразный, благочестивый :”дык Мыкита с району, начальство, с наганом, дык комбаны будя косить”- зачастил, крестясь.
-Я, по утря, что баял!
-Дык с району Мыкита!
-А жрать, ты Федька, с району будешь? А вы все казаки с району детишкам понесёте! - распалялся полевод!
-А, ты не ори, Мыкита! - осадили полевода
-Мы то покосим,.. а нам то что будя... всё район забере?
-Хлеб то куда поде? - пуляли в полевода.
-Хлестнула нагайка полевода по своему сапогу. Как выстрел! Больно! Вздулись желваки!
-А что тут ответить?
Но и успокоился: “Ваше дело казаки, чай не меньше мово живёте... Да, уж нас дурили...И при царе... И...
А чтой-то ты Мыкита притих?
Что слово в жопу ушло.
О, го-го-го! Зарыгатало казачество!
Начальством стал ты Мыкита
Како я начальство.
Дайте мне косу!
Хто пойдёт супротив меня!
Косу не дали.
И супротив не пошли.
Знали казака, не только по кулачкам.

Казаки это ж хлеб!.. Что пущай осыпается?..
-Если что,.. байте полевод приказал. Я поехал в первую...
А что оглядываться, и обманывали сколь раз власти:  но это ж хлеб, это жизнь. И кто кого обманет, обхитрит, чтоб выжить!
А выжить!.. На то и жизнь,чтоб выжить!..
На то они и казаки, чтоб выжить!
Весь день деду пришлось мотаться на бедарке меж бригадами, где,  заставляя, где убеждая, а где и угрожая в пределах полномочий вести уборку хлеба всеми доступными на то время средствами, не дожидаясь “комбанов”.
Пришлось выставлять “дозорных” на уполномоченного, чтобы прекращать уборку хлеба, когда “уполномоченный” подъезжал к какой-либо бригаде. И когда “уполномоченный”  с наганом выскакивал из брички и кричал: “Почему косите!” , ему отвечали “да мы обедаем, сидайте к нам”, “а бригадира нет: живот схватило у балочку побёг, чтобы обед не испортить”.
А уборка хлеба продолжалась лобогрейками, вручную, без “комбанов”! Дед скрывался по балкам,  руководя бригадами: ругался, уговаривал, угрожал, материл, заставлял, объяснял, но в большинстве казаки, народ понимал, и что такое хлеб и сроки его уборки, лишь в одном сомневаясь: “а что им достанется?”...Но вековое - хлеб и жизнь оттесняло... “не твоё”.
Дома дед  не жил и не ночевал: его, как “врага народа” ждала засада на улице и вокруг дома. Он скрывался в балках, в камышах, но продлжал руководить уборкой хлеба. Он не голодал: народ кормил его, и не сдали его, хоть на него была объявлена облава по заявлению уполномоченного райкома партии, как на врага народа.
Но народу, казакам, было понятней, что требовал полевод, “вовремя убрать хлеб”, весь  опыт их жизни без приказа сверху, им это говорил, чем “приказ” уполномоченного “ждать комбанов”. Поэтому они, хитря на наган уполномоченного, и отвечая ему почему они косят, отвечали, что полевод тоже под наганом заставляет их убирать хлеб, а то и “стреляет” не говорили, что “над ухом”
И пока сражались “наган врага народа” с наганом “советской власти” прошла неделя...другая.
...Прошли недели: а “комбаны” из Изобильного (откуда они должны  были прийти) так и не пришли и оказалось, по версии в то время популярной нашей любимой партии, что это всё происки - “врагов народа”, “коих всегда находили”.
А дед из “врагов народа” сразу стал “верным сталинцем”, который спас урожай колхозного хлеба: его пригласили в райком партии, вручили подарок - наручные часы, и сам секретарь райкома партии открыл коробку “Казбека” и угостил папиросой некурящего деда...