нужного Бреста. Вот был бы подарок судьбы напоследок в неприютной стране, отпугивающей любые желания остаться. Он неопределённо пожал плечами, не одарив начальника выгодной тайной.
- По их настоятельной просьбе – учти: в последний раз, в качестве исключения – поедешь в Брест. Путёвка у диспетчера, пропуск в пограничную зону возьмёшь у секретарши, машина осмотрена, заправлена, бочка с бензином в кузове, тент натянут, готовность №1.
- Ого! – удивился Владимир. – И как долго так будет? – не поверил русскому долготерпению.
- Так будет всегда! – отрезал начальник, испытующе глядя на нахального скептика. – Ты что, против?
- Против, - подтвердил шофёр с раздражающе амбициозным гипертрофированным личным мнением, идущим вразрез с мнением руководства. – Мне ехать, и я должен быть уверен в машине, а для этого необходимо прощупать своими руками и увидеть своими глазами каждый узел, каждую деталь, знать, какая может подвести, и поберечь на плохой дороге. Мы с машиной должны быть единым целым, и его я не могу доверить чужому дяде, для которого наше состояние «до лампочки», как говорят… - он чуть не добавил «русские». – Поэтому предпочитаю профилактические ремонты и подготовку машины перед рейсами выполнять сам. Ну, а если кто-нибудь загрузит бочку с бензином или подкачает колёса, возражать не стану.
Начальник долго и пристально рассматривал ершистого подчинённого, с ходу забраковавшего новшество, направленное на повышение ответственности и дисциплины в бригаде и облегчающее труд главного производителя. Хотелось по-армейски гаркнуть, но в словах хорошего шофёра угадывались смысл и правда, хотя они и нарушали внедряемый порядок, затрудняли контроль за подчинёнными, размазывая ответственность и оделяя ею напрямую начальника, и потому должны быть отвергнуты.
- Не буду возражать, если будешь участвовать в подготовке машины вместе с ремонтниками. И ответственность разделишь вместе с ними. Ты – единственный такой в колонне.
- Согласен, - коротко ответил Владимир, вспомнив, что ерепенится зря, больше от взвинченности, чем для дела, и что новая организация работ ему точно «до лампочки». – Я пошёл?
- Свободен, - разрешил майор, подвигая ближе разбросанные бланки.
Владимир уже почти вышел, но, открыв дверь, остановился, осенённый внезапной мыслью, реализация которой позволяла легко и просто избавиться от томительного страха ожидания ареста, да и от самого ночного ареста.
- А можно мне, поскольку машина готова, выехать сегодня на ночь? – и на всякий случай добавил, соврав о причине инициативы: - Надо же вернуть зазря затраченное сегодня время.
Начальник, не ожидавший такой производственной прыти, не нашёлся, что ответить – разрешить или отказать – и принял соломоново решение:
- Договаривайся с торгашами сам. Договоришься – путёвку переделаю.
- Есть! – весело ответил дисциплинированный подчинённый, воодушевлённый комсомольской конференцией, и, окрылённый почти разрешившейся напряжённой ситуацией, поспешил в контору.
Подсев к окну, Ирина внимательно рассматривала вспыхивающие кровью на свету серёжки, поворачиваясь то одной, то другой к небольшому зеркальцу, которое держала в вытянутой руке и, когда появился щедрый даритель, улыбнулась благодарно, не отрываясь от приятного занятия, поманила пальчиком с окровавленным красным лаком ногтем, а когда послушно подошёл, ухватилась за пуговицу пиджака, потянула к себе, заставив низко наклониться, и прерывисто-возбуждённым шёпотом, обжигая внутренним жаром ухо, поведала распирающую тайну:
- Сделал предложение! Представляешь?
- Отпусти, - тихо попросил Владимир, заполненный своей радостью, не оставившей места для чужой, - а то ненароком выйдет – стреляться придётся.
Невеста удовлетворённо рассмеялась сдержанным колокольчиком, пожалев, наверное, что дуэль из-за неё не состоится, чмокнула пленника в сухие потрескавшиеся губы, тщательно вытерла помаду миниатюрным кружевным платочком и отпустила на волю.
- Ты – волшебник! И твои серёжки – волшебные! – она, не веря, ещё раз разглядела их в зеркальце. – Он, как увидел – обалдел! Сразу залебезил, полез обниматься – всю блузку измял, - она оглядела себя, что-то приглаживая, хотя мятого не было видно, больше давая понять свою неотразимость. – Бухгалтерские тоже обомлели, а главная аж позеленела от зависти: «Где взяла? Продай!». А дулю не хочешь? – Ирина сложила из наманикюренных пальчиков симпатичную фигурку и сунула под нос Владимиру вместо бухгалтерши. – Дура! Не понимает, что не всякому подойдёт: на корову что ни вешай, всё – корова. – Она ещё раз полюбовалась на себя в зеркальце, потрогала волшебные висюльки, брызнувшие малиновыми искрами, и гордо засмеялась, фыркнув на притязания коровы. – Ну, так что, выходить или не выходить?
Коробейник, занятый своими мыслями, не сразу и сообразил, о чём она.
- И не раздумывай – соглашайся.
- А ты?
Ей очень хотелось выйти замуж за директора, но чтобы директором был Владимир.
- Не дури: он – директор, и ты будешь директоршей, а мы – друзьями. Послушай, не в службу, а в дружбу: вызови мне по телефону другого директора – центральной торговой базы.
- Сосновского, что ль?
- Ага. На меня заявка от них, хочу кое-что уточнить.
Ирина, успокоенная и легко убеждённая, сняла трубку, привычно набрала знакомый номер.
- Лялька? Привет! Твой – на месте? Ой, дай мне его на пару минут, а потом потреплемся – тут такое! Такое случилось – обкакаешься! На, - протянула трубку Владимиру, - долго не задерживай.
В трубке щёлкнуло, и глухой сердитый голос спросил:
- Да-а?
- Яков Самуилович? Это – шофёр Васильев.
Голос на том конце провода насторожился:
- Слушаю.
- От вас есть заявка на Брест, - Владимир не сомневался, что Самуилович хорошо знает и про Васильева, и про Брест, но не напомнил, опасаясь спугнуть осторожного дельца, - можно мне выехать сегодня, успеете загрузить?
Сосновский помолчал чуть-чуть, соображая, и бодрым голосом согласился:
- Давай, подъезжай, - повременил и добавил скороговоркой: - Не забудь прихватить.
- Уезжаешь? – без интереса спросила смирившаяся с судьбой невеста, снова набирая номер Сосновского, вся во власти предстоящего трёпа с Лялькой.
- Надо, - ответил сват, весь во власти предстоящих сборов и автодрапа в ночь. – Пропуск мне дай.
Она свободной рукой пошарила в папке на столе и подвинула к нему пропускной мандат.
- Будешь у нас шафером, - Ирина с досадой положила трубку, не дозвонившись до подруги. – Шофёр – шафер, - она звонко и радостно засмеялась, представив себя на свадебном торжестве, и как все будут завидовать директору.
Неожиданно отворилась дверь кабинета.
- По какому поводу веселье? – сухо поинтересовался подполковник, услышав, очевидно, как суженая подозрительно весело смеялась, переговариваясь с каким-то мужчиной. – А-а, это ты, - увидел Владимира. – Закончили?
Смутившись без причины, комсомольский делегат объяснил, замявшись и гася улыбку:
- Пришёл за пропуском: хочу, не теряя времени, сегодня отбыть в командировку.
Директор внимательно посмотрел на него, пытаясь по лицу определить: проболталась Ирина или нет, и как он отнёсся к скоропалительной женитьбе вдовца, совсем недавно похоронившего любимую жену. Но Владимир успел убрать с лица посторонние эмоции, к тому же, давно понял, что по природе своей подполковник – семейный эгоист, долго жить один, без няньки, не сможет, но вот станет ли ею Ирина, очень и очень сомневался. Похоже, и на личном фронте незадачливый штабист неверно оценил диспозицию и расстановку сил и проиграет очередное сражение. А та, которой с идейной помощью пятой колонны достанется победа, скромно уткнулась в пачку печатных листов, накалывая их в скоросшиватель, и Владимир был убеждён, что она ничего не перепутает.
- Забудь про утренний разговор, - сказал директор, глядя прямо в глаза шофёру, - работай, как работал, - отворил свою дверь и уже из кабинета позвал: - Ирина, зайди.
Та резво поднялась, прощально ясно улыбнулась Владимиру, приятельски помахала ручкой, он – в ответ, и скрылась в кабинете выгодного жениха.
Домой Владимир не шёл – бежал, привлекая любопытство редких в рабочее время прохожих да старух за пыльными стёклами, для которых всякий на улице – событие, дармовая короткометражка. Уже на ходу решил не рисковать и пробираться к дому через тыловой соседский и свой огороды, где и лаз в разделяющем ивняковом заборе был приготовлен, и вынужденный побег через него опробован. Как вор среди бела дня, подобрался к собственному жилищу, украдкой заглянул в одно окно – пусто, в другое – тоже, а в третьем, теневом, слабо виднелся лежащий навзничь на кровати у стены Сергей Иванович, прикрытый на груди развёрнутой газетой. Владимир сторожко постучал по стеклу и, когда комиссар обернулся и начал подниматься, уронив газету на пол, пошёл к крыльцу, почти убеждённый, что в доме чужих нет, но всё же остановился сбоку, за верандой, держа браунинг наготове в кармане.
- Чего стучишь? – увидев постояльца, сердито спросил хозяин, встревоженный необычным уведомлением. – Открыто, заходи. – Он был босиком и без протеза.
- Вы – один? – смущённо спросил Владимир, вогнав вопросом в лёгкую краску вдовца, подумавшего, что парень имеет в виду добровольную сиделку.
- Один, один, - недовольно пробормотал комиссар, тяжело опираясь на костыль. – И вообще: сколько бы нас ни было, твоя комната – твоя, так что – заходи и ничего не придумывай.
Владимир, соглашаясь, облегчённо засмеялся, окончательно успокаиваясь и освобождаясь от рукоятки пистолета. Он сразу прошёл в свою комнату и, ничего пока не объясняя, начал поспешно переодеваться и собираться, а Сергей Иванович ушёл в кухню и там брякал посудой, готовя, очевидно, чай и какую-то еду.
- Лида – в школе, - громко осведомил он оттуда для ясности. – Возможно, будет жить здесь, окончательно пока не решили – тебя ждали, - и через паузу добавил: - Она, кстати, тоже считает, что лучше тебе не искушать судьбу и на всякий случай скрыться на время. – Чувствовалось по тону и по лишним вспомогательным словам, что он боится, как бы парень не подумал, что его выселяют. – Там, на тумбочке – деньги, мы собрали, сколько смогли, на первых порах тебе пригодятся.
Владимир посмотрел на тумбочку и увидел сложенные аккуратной стопкой мятые десятки и тридцатки, придавленные книгой. Он не в состоянии был ничего ответить, боясь размякнуть и потерять не только время, но и себя. Пусть будет так, как подсказывает внутренний голос, он не раз выручал, не подчиняясь разуму.
Собравшись, он в последний раз оглядел удобную комнату, с которой жаль было расставаться, вытащил свои оставшиеся деньги, отделил для себя тысячу и агенту – пять, положил остальные сверху сиротской кучки и, снова прикрыв их книгой, вышел к Сергею Ивановичу.
- Бежать не придётся, - сообщил он, пряча глаза, - уезжаю в командировку, в Брест.
- Как же так? – по-бабьи всполошился комиссар. – Не евши, не пивши? – Он очень надеялся на задушевный разговор, на объяснения по поводу Лиды.
- Не могу, - решительно отказался Владимир, - опаздываю: ждут под загрузку. Лиде – большое спасибо. – Он сглотнул комок в горле и сдавленно добавил: - И вам – тоже.
Оба непроизвольно подались друг к другу и слились в стыдливом
