Лета любит Роя

трепался, что ею можно вымыться, - смочил водой и стал осторожно, не торопясь, драить свою зудящую грудь. Ещё раньше решил, что если зола не поможет, он отдраит себя песком, даже галькой, как бы ни было больно, но станет чистым, как после праздничной купели в забытом детстве. Однако зола действовала и неплохо – кожа сразу же покраснела, стала заметно чище и новее, похоже, что вспомнившийся ко времени пионер-гигиенист не врал. Воодушевлённый первым успехом, приспосабливаясь к непривычному чистящему средству, в котором попадались предательские твердые золинки, Рой вымылся до пояса, а потом, пренебрегая бесстыдным интересом местных дам, вылез из ванны и соскрёб грязь с нижней части тела и с того, что прятал, снова спрыгнул в уже мутную воду и с наслаждением промыл свалявшиеся волосы на голове. Для спины необходима была помощь местной банщицы. Лета охотно отозвалась на его призывный жест и, не спрашивая, смочила спину сидящему со спущенными в воду ногами всё более белеющему мужу, щедро обсыпала его золой и мягкими эластичными движениями маленьких нежных ласкающих, а не моющих, ладошек заскользила по спине и бокам так, что Рой вдруг стал погружаться то ли в сон, то ли в нирвану, ощущая прикосновения любящих рук давно ушедшей к Богу матери.
Когда приятно-одуряющая процедура закончилась, он, помедлив, резко повернулся к сидящей на корточках Лете, схватил её за талию и, быстро опрокинув, вместе с ней ухнул в воду, подняв кучу мутных брызг, залепивших глаза и уши. Погрузившись с головой, они оба, барахтаясь в слепоте, мешая друг другу, цепляясь за чужое скользкое тело, с трудом поднялись на ноги и разом уставились лицо в лицо: она – насторожённо и испуганно, он – с виноватой выжидающей ухмылкой, боясь получить оплеуху за грубую импровизированную шутку. Чтобы как-то сгладить возникшую неловкость и умерить негативный эффект от своих дурных манер, Рой тихо положил руки на плечи девушке, слегка сжал их, показывая, что ничего плохого не задумал, ей нечего опасаться, а потом утопил в своих больших ладонях её лицо, ощутив мгновенный жар вспыхнувших щёк, и легко водил пальцами, едва касаясь, по затвердевшим вдруг губам, по прикрытым векам и жёстким бровям, по зарозовевшим щекам, отдавая малую толику тепла, затраченного ею на него долгими болезненными ночами. Потом сам застыдился невесть откуда взявшейся нежности к дикарке и, заметив, что лицевая краска под мокрыми пальцами расходится, обмакнул их в золу и стал тщательно и очень осторожно снимать обильный макияж. Лета и эту процедуру приняла спокойно и безропотно, учась, сама того не понимая, покорно принимать мужнины руки и мужскую власть. Рой, освоившись и уже не боясь, твёрдыми руками развернул девушку к себе спиной и стал отмывать краску здесь, а ей жестами предложил, стыдясь ещё сделать сам, взяться за фасадную часть с её целомудренными местами. Вдвоём они быстро управились с божественным юным телом, а то, что оно изваяно Всевышним, не подвергалось сомнению, - того, что скрывалось под краской, дьяволу создать не под силу. Не сдержавшись, Рой притянул Лету к себе, легко обнял и поцеловал сначала в мокрый лоб, потом в высохшие от внутреннего жара щёки и, наконец, в непривычные к этому горячие шершавые губы, а она, повинуясь заветам праматери Евы, прикрыла потемневшие глаза, сникла в истоме, принимая глубоко в себя ласку, даримую им. Дрожащей рукой Рой провёл по её гладкой спине от шеи вниз, по выемке на пояснице, коснулся скрытых водой и всё равно тёплых ягодиц, и тогда она встрепенулась, не готовая так быстро сдаться, резко отстранилась верхней частью тела, посмотрела внимательно в его глаза, оценивая искренность чувств, тихо и удовлетворённо рассмеялась глухим грудным смехом, вырвалась из его рук, ловко выскочила из семейной ванны и побежала, оборачиваясь и смеясь призывным звонким смехом.
С разочарованием и досадой Рой посмотрел ей вслед, но принял игру, - а что ещё оставалось? Он неловко выкарабкался из ямы и зарысил за беглянкой, обжигая вымытые подошвы раскалённым плато, которое, казалось, оплывало от жары в море. А та прыгнула в новую купель и ждала, смеясь и гулко хлопая ладонями по воде. Когда же преследователь подбежал, то обеими руками щедро брызнула чистой прохладной влагой, и он, зажмурившись, ничего не видя, прыгнул к ней, пытаясь ухватить, но не тут-то было! Лета уже исчезла, уже была на пути к новой ванне, всё так же зазывно и задорно смеясь, радуясь наставшему, наконец, счастью быть желанной для любимого человека. А тот, хотя и знал, что ему не угнаться за ней, не сдавался, не хотел, не мог принять поражения из мужского самолюбия, упорно перебегая от одной заполненной водой каменной вмятины к другой, уже с некоторой злостью преследуя игрунью, пока Лета не решила усложнить ему задачу и не бросилась в лагуну, прорвалась сквозь бурляще расступающуюся прибрежную воду, переплыла по-лягушачьи глубинный речной поток и встала в воде на другой стороне. Увидела, что Рой почему-то остановился, и замахала ему руками, испугавшись, что переиграла.
Нет, Рой не был на неё в обиде, просто замер, зачарованно глядя на распластанное в изумрудной воде бронзовое тело, извивающееся в прозрачных, вспыхивающих на солнце пузырьках. Он вспомнил многочисленные корабельные байки о загадочных завлекающих прекрасных  наядах, русалках и прочих посейдоновских искусительницах матросских душ, тоскующих по женской ласке. Слушал тогда и удивлялся, с какой готовностью, беззаветно, отдавались на погибель герои сказаний, и вот сам готов броситься, не раздумывая, вслед за одной из них. И только собрался это сделать, как замер, окаменевший, устремив нечаянно брошенный взгляд в море, где отчётливо виделся тусклый серо-белый высоко поднятый треугольный спинной плавник акулы, резавший поперёк невысокие набегавшие волны. Морскую хищницу, оказавшуюся недалеко от залива, вероятно, привлёк громкий шум воды, поднятый радостной и беззаботной наядой, и она, уверенная в том, что найдёт в шуме ничего не подозревающий и уверенный в безопасности косяк резвящейся рыбы, медленно и осторожно пересекла мелководный шельфовый барьер и выплывала по глубокой воде затопленного русла реки в залив, устремляясь на дразнящие подводные звуки и необычный запах жертвы, готовясь в любой момент к разящему броску.
Что делать? Мысли в голове Роя вспыхивали и гасли, мешая сосредоточиться, а там, в синей полосе всё так же по-детски прыгала, хлопала по воде и призывно махала рукой Лета, всё так же прямо и медленно продвигалась к ней та, незваная, для которой красота была чем-то второстепенным. Скоро должна наступить развязка.
Не быть этому! Рой и сам не понял, как очутился в воде, гоня грудью бурун, словно быстроходный корвет, идущий под всеми парусами на абордаж, и держа высоко поднятые над водой руки с зажатыми в одной из них – здоровенным камнем, а в другой – лёгким гибким копьецом-тростиночкой Леты, не понял и не знал, зачем он вообще бездумно рвётся к тем двоим, повязанным вдруг одной судьбой, что он сможет сделать. Все лишние мысли ушли, осталась главная: успеть помешать свершиться злу. Тугая резина воды упиралась в грудь, охватывала бока, предательски мешая движению, разжигая злость, ярость, ненависть к легко скользящей впятеро большей его туше. Он рвался сквозь упрямившуюся воду, не видя ужаса в глазах Леты, застывшей при виде угрожающего облика, не видел и не чувствовал воды и воздуха, неба и земли, своего тела, вздыбленных рук, а видел только ненавистный плавник и скрытую под водой и уже хорошо различимую почти неподвижную серо-серебристую огромную рыбину, легко продвигающуюся сквозь прозрачную плотную толщу, тогда как ему каждый шаг, каждое движение давались с трудом. Только бы успеть, всё остальное потом, всё остальное не важно.
И он успел, почти успел.
В образовавшемся равностороннем треугольнике, где они с Летой занимали углы основания по обе стороны тёмно-синей донной прогалины, акула медленно, опасаясь непривычного мелководья, но не в силах отказаться от добычи, сокращала высоту, оказавшись вдруг на одинаковом расстоянии от двух одинаково пахнущих жертв. Это её смутило, она приостановилась, выбирая одну из них, и Рой помог ей, бросив камень, который не долетел до тупой морды пару десятков шагов, но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание нападавшей, и она, больше не раздумывая, неумолимо двинулась к неведомо откуда взявшемуся камикадзе, переворачиваясь в последнем движении на бок, чтобы надёжнее ухватить того, кто бросил не просто камень, а наглый вызов ей, властительнице здешней акватории. Замерев, не в силах оторвать глаз от надвигающейся смерти, Рой не видел, как Лета, тоже, наконец, заметившая акулу, отчаянно колошматя руками и ногами, - только мелькали в воде розово-жёлтые подошвы и ладони – устремилась к спасительному берегу, далеко отклонив голову назад, как преследуемая степным хищником лань. Он не видел и как она выбралась на безопасную мелкую воду, а видел только нацеленную на него огромную перевёрнутую тушу с отвратительной пастью убийцы и один круглый глаз, холодно разглядывающий сквозь прозрачную синь то, что ей надо разодрать, окрасив всё вокруг упоительно дурманящей кровью, заглотать быстро и без разбора, полагаясь на выносливость своего жёсткого всё переваривающего желудка, и уйти в море. Остался один завершающий рывок. Но прежде Рой в отчаянье от своего бессилия успел вонзить деревянную иглу-копьё в огромный нос, будто она могла остановить смертельный ход хищницы. И сразу же ощутил, что выброшен из воды мощнейшим пинком и летит в потоке, забившем глаза, уши, нос, рот, беспомощно размахивая руками и ногами в инстинктивной попытке принять положение, близкое к вертикальному. Не успел и плюхнулся обратно в воду спиной, погрузился на неглубокое дно, наглотался горько-солёной влаги и кое-как, шатаясь, встал, очутившись на другой стороне глубинного жёлоба, мокрый, взъерошенный, испуганный и обалдевший. Ещё не совсем придя в себя, трудно побрёл к берегу, чувствуя пятками, лодыжками, спиной, задницей, каждой частью оглушённого тела скорую боль от беспощадных догоняющих челюстей и подвывая от жалости к себе, от страха и обиды на всех и на Бога в первую очередь, спотыкаясь и падая, захлёбываясь и отплёвываясь, размазывая на лице солёные слёзы, выбредал живым трупом к протянутым рукам Леты, ожидающей на широком выступе скалы. Когда вода опустилась ниже пояса, он, не соображая, что теперь-то уж нечего бояться, бросился бежать, нелепо поднимая закостеневшие ноги и вздымая тучи брызг, пока единым махом, будто и не было боли и смертельной усталости, вскочил на уступ и оглянулся: акулы не было.
Вздрагивающая волнообразной крупной нервной дрожью Лета припала лицом к груди вновь обретённого любимого человека, засопела в так нравящиеся ей завитки мокрых волос, обхватила за шею, прижалась всем телом, привычно передавая роднящее тепло, и затихла, а Рой ответно обнял её за плечи, ещё раз тревожно оглянулся на залив, - остроугольного высокого плавника не было – успокоенно вздохнул и поцеловал несостоявшуюся пока жену в голову, потом ниже – в шею и тоже затих. Если бы ему ещё совсем