Лично.
Он погиб, когда мне был год с небольшим.
Поэтому встретиться с ним я физически не мог. Да и географически – тоже. Слишком огромна была территория той страны, которая называлась тогда нашей Родиной – СССР.
Пожалуй, до конца восьмидесятых годов я даже не слышал этого имени – Паруйр Севак.
2.
В городке, где я живу, есть небольшая церковь, построенная в конце XVII века, памятник архитектуры федерального значения. В советские времена она пустовала. В середине 80-х здание немного подновили, и в храме организовали нечто вроде филиала районной библиотеки – читальный зал с небольшим фондом книг, который разместили в алтарной части. Этот читальный зал существовал недолго. Года через три его закрыли, книги перевезли обратно в библиотеку, но часть их оставили… да и забыли. Некоторые из книг вообще оказались под открытым небом, на улице.
Помню, была ранняя осень, я зашёл в городской сад, в конце которого находится эта церковь, увидел разбросанные по земле книги. Некоторые уже пострадали от дождей, но какие-то ещё можно было спасти. Среди них был и томик «Поэты Армении», изданный в 1979 году в малой серии «Библиотеки поэта». Переплёт у книги отсутствовал, последняя страница были испачкана землей, но в целом состояние было неплохое и, оглядев книгу, я понял, что реставрировать её можно. В книгу вошли произведения армянской поэзии за пятнадцать веков её существования. Заключали книгу пятьдесят страниц поэзии Паруйра Севака.
Так я встретился с ним впервые.
3.
Следующие встречи носили характер незримого присутствия: студентом я смотрел «Цвет граната» Сергея Параджанова («Саят-Нова» – таково авторское название фильма; так называлось и исследование Паруйра Севака, за которое он получил степень доктора филологических наук); читал монографию А. Шавердяна «Комитас и армянская музыкальная культура» (жизни и творчеству Комитаса посвящена поэма Паруйра Севака «Несмолкающая колокольня», которую, кстати, на русский язык перевёл не кто иной, как Гарольд Эль-Регистан – соавтор текста «Гимна СССР»); купил вышедшую в 1993 году книгу Франца Верфеля «Сорок дней Муса-дага» (а геноцид армян в 1915 году – одна из важнейших тем в творчестве Паруйра Севака) – так или иначе какие-то невидимые, а на самом деле – вполне отчётливые переклички – существовали.
Наконец, несколько месяцев тому назад ко мне попала небольшая книжечка стихотворений, напечатанная в одном из областных издательств. Листая её, я обнаружил и несколько переводов из Паруйра Севака. О книге этой и её авторе речь впереди, а пока – что же это был за поэт, что за человек это был – Паруйр Севак?
4.
Паруйр Севак – гордость и боль армянской поэзии.
Имя его в одном ряду с именами Саят-Новы и Чаренца, Туманяна и Кучака, Исаакяна и Терьяна.
Казалось бы – птица удачи поймана была Паруйром Казаряном (такова настоящая фамилия поэта) ещё в юности: выходец из маленького армянского села, где он родился в 1924-ом году, уже в двадцать четыре года Паруйр Севак выпустил первый сборник стихов, в 1945 году поступил в аспирантуру АН Армении, в 1955 году получил второе высшее образование, закончив Литературный институт им. Горького. В сорок два года он становится секретарём правления Союза писателей Армении, через год – доктором филологических наук и лауреатом Государственной премии Армянской ССР, ещё через год – депутатом Верховного Совета Армянской ССР...
Нет, не всё было так безоблачно и успешно. Были и расставания с любимыми людьми (первый брак поэта распался спустя несколько лет после женитьбы). Была, наверное, и обида, что, несмотря на все внешние атрибуты официального признания, книги его, хотя и выходили достаточно регулярно, но подвергались цензуре; что Государственную премию СССР присудили не автору поэмы «Несмолкающая колокольня», а художнику, создавшему для неё иллюстрации; был и алкоголь в жизни Паруйра Севака...
Эпоха СССР, в которой мы жили, была противоречива. Тотально пропитанная идеологией «усреднения», она всё-таки не могла противостоять таланту, если этот талант был признан народом. Партократия пыталась создать хотя бы видимость того, что на фоне общей серой массы имеют место и другие оттенки. Но если контраст становился уж слишком силён, она, опомнившись, производила ретуширование.
Поэзия Севака – поэзия яркая, сильная, нестандартная – с трудом поддавалась ретушированию. Это – «человеческая поэзия». Сборник, вышедший в 1963 году, так и назывался – «Человек на ладони».
5.
17 июня 1971 года, возвращаясь домой из родной деревни, Паруйр Севак с женой Ниной Менагаришвили попали в автокатастрофу и погибли.
История эта, как зачастую бывает в подобных случаях, опутана тайнами и неясностями. Не очень понятно уже и то, что власти приняли решение о захоронении Паруйра Севака в родной деревне, а не в ереванском Пантеоне, где покоятся Комитас и Терьян, Уильям Сароян и Арам Хачатурян, Сергей Параджанов и Мартирос Сарьян, Александр Ширванзаде и Аветик Исаакян, и где по праву могло быть место и Паруйра Севака. Власти ссылались на волю покойного.
Что сделано, то сделано… Кто знает – может быть, в том, что после смерти Паруйр Севак «как сын долгожданный издали возратился домой» – его удача? И вольно или невольно почитателям таланта Паруйра Севака, желающим отдать дань его памяти, придётся поступить так, как советовал Гёте: «Чтобы узнать поэта, надо поехать на его родину»...
6.
Поэтам не всегда свойственно «оплёвывать друг друга». Хотя это едкое замечание Дмитрия Кедрина и становится иногда верным, всё же поэты редко существуют в изоляции друг от друга, редко относятся друг к другу с равнодушием или неприязнью. Поэты (в настоящем смысле этого слова) умеют слышать другу друга. По большей части поэты друг другу взаимно интересны или по-хорошему небезразличны.
Появившись на армянском языке, мощные и необычные стихи Паруйра Севака не могли не привлечь к себе внимание коллег. Севака переводили. Переводили лучшие поэты и переводчики, среди которых Владимир Микушевич, Олег Чухонцев, Юнна Мориц, Давид Самойлов. Переводы Севака публиковались. Правда, при жизни вышло не так уж много его книг на русском языке. Да и на армянском языке собрание сочинений Паруйра Севака вышло только после его смерти. Шесть томов…
7.
Я приближаюсь к окончанию моего вступления, к сообщению о той последней встрече, которая произошла у меня с Паруйром Севаком совсем недавно. Я обещал рассказать о небольшой книге и исполняю это обещание. Книга, о которой идёт речь – сборник поэзии Владимира Гнеушева «Дорога на перевал». Книга вышла в Ставропольском книжном издательстве в 1977 году. Кроме оригинальных стихов автора (чтобы дать представление об авторе, приведу только одно из его стихотворений:
Туманный день сегодня в Загедане.
Отсвечивают тусклостью снега.
Как призраки, колышутся в тумане
забытые хозяином стога.
За речкой лес пустынен и недвижен,
не слышно в нём ни птицы, ни зверья.
В такие дни я разницы не вижу
меж бытием и мглой небытия.
И если бы не грохот самолёта,
что пролетел сейчас над головой,
пропал бы я в ущелья и в болота,
в сырой туман, в нетронутый покой…),
в книгу включены и переводы, сделанные Владимиром Григорьевичем Гнеушевым. Три поэта – латыш Ояр Вациетис, армянин Паруйр Севак и болгарский поэт Дмитрий Михайлов – их посчитал нужным включить Владимир Гнеушев в свою книгу. Почему? Думаю, ответ на это вопрос – в близости поэзии самого автора к творчеству переведённых им поэтов. Не столько стилистической, сколько – возрастной и тематической.
Переводы стихотворений Паруйра Севака показались мне очень соответствующими тому кругу образов и тем, которые характерны для армянского поэта. Разумеется, я могу судить об этом на основании знакомства с творчеством Паруйра Севака лишь по другим русскоязычным переводам (в частности из того томика «Армянская поэзия», о котором я говорил в самом начале). Книга Владимира Гнеушева, изданная в 1977 году, в настоящее время труднодоступна, поэтому именно его переводы я и решил привести.
Итак – слово Поэту:
Паруйр СЕВАК
БУДИЛЬНИК
Я!..
(Собственно, что же я такое? –
всего лишь будильник,
заводимый руками вашими,
по желанию вашему.
И, когда это надо вам,
чтобы вы не проспали,
я бужу вас
отчаянным криком сердца!
И тогда вы
спросонья,
невидящим взмахом руки
по башке моей бьёте,
чтобы я замолчал...)
И ТОЛЬКО?
Прыгая через ущелья,
с утесов падая,
он калечится так,
как могло бы калечиться
наше с тобой существо.
И, чуть слышно стеная,
чуть видно прихрамывая,
поднимает он пыль на дорогах…
– А мы говорим о нём:
«Ветер» –
и только.
А вот этот застенчив,
как будто бы он человек.
И всегда и везде,
чтобы спрятать свою наготу,
он из трав и кустарников
Тайны смерти нет.
Алкоголь. Но как-то неловко было это афишировать. Я неоднократно спрашивал его сына от первого брака о смерти, он и сам пил и указывал на бокал.
Похоронили его так, как он и желал. Не надо думать, что Пантеон - мечта. Жизнь мечта, а Пантеон или нет, усопший этого не видит, и не суть это важно.
Приведу боллее наглядный пример. У Армении было 4 династии царей, и нет ни одно могилы царя. Войны все стирали.
Есть только одно слабое место в произведении "Несмолкаемая колокольня"
Вдруг турки признают геноцид, что тогда?
Хотя это из области фантастики. Ибо признав геноцид надо платить деньги, те деньги, что были конфискованы и т.д.
А эта сумма с процентами за сто лет, больше стоимости самой Турции.
Но, возвращаясь к Паруйру Рафаэловичу, нельзя не отметить его гениальность.
Да, он был великим поэтом, но, вино, женщины и курение - страшные спутницы, которые рано или поздно похитят гений и уведут в свой мир теней.
Мир и покой душе ВЕЛИКОГО ПОЭТА.