и шагнул к двери дома, но на его пути стала мать и приказала им отнести зерно туда, где они его взяли. Мужики, было, заартачились, побросали на землю мешки. Тогда Ганна, схватив сразу обоих за грудки, так встряхнула, что у них щелкнули зубы. При этом сказала, что если они не отнесут зерно назад добровольно, то она запряжет их вместо лошади в телегу и они повезут не только мешки, но и её. И вот с окраины села, к сельсовету, потянулась странная процессия. Впереди длинновязый Семён с мешком на горбу, за ним, поминутно спотыкаясь и скуля, тащился Петька, а следом, нагнув голову, размеренным шагом шла Ганна, глядя себе под ноги. Семён унаследовал не только облик матери, но ее силу и поэтому нес свою ношу легко, а Петька выбивался из последних сил, мешок поминутно сваливался со спины, ноги подкашивались, а пот с его одутловатого лица катился градом. Через каждые пять шагов он останавливался, подкидывал мешок задом, что не мешало тому опускаться ниже. Наконец его ноги заплелись, не выдержали ношу, и он упал на землю, придавленный мешком. Ганна подошла к мужу, встряхнула его за воротник, двинула кулаком в бок и поставила его на ноги. Он сразу перестал ныть и стоял перед женой с опущенной головой, маленький и жалкий. Это был воскресный день. Один из тех осенних дней, когда природа дарит свое последнее тепло, тишину и радость. Люди, уставшие от полевых работ, наслаждались прекрасной погодой. Старались хорошо отдохнуть, с пользой провести свободное время. Все, от малых и до старых, высыпали на улицу, весело общались друг с другом и поэтому стали невольными зрителями разыгравшейся комедии. Одни смеялись, другие удивленно покачивали головами, не зная как реагировать на эту сцену. Ребятишки увязались за процессией, и шли следом на некотором расстоянии, сопровождая до самого сельсовета. Семен на крыльцо поднялся легко и быстро скрылся за дверью, а отец, едва ступив на первую ступеньку, споткнулся, упал и не пытался больше подняться. Ганна сняла со спины мужа мешок, поднялась на крыльцо, распахнула ударом ноги дверь и с такой силой бросила его внутрь, что опрокинула стол и сбила Митьку вместе со скамьей, на которой тот сидел. Следом за мешком в сельсовет влетела Ганна и, встав перед валявшимся на полу Митькой, грозно его предупредила, что если ее идиоты опять привезут домой зерно, то он, Митька, выбьет своим лбом двери с обратной стороны.
В этот год зима пришла к Михайлову дню. Почти две недели падал снег, покрыв окрестности толстым покровом. Потом ударили крепкие морозы, заковав стужей всю деревенскую жизнь. Уполномоченные перестали приезжать. Митька Жук молчал, не собирал собраний. Даже Петька не ходил по дворам. Мужики говорили, что это не к добру и надо ждать какой-нибудь пакости. И они не ошиблись. В святочный вечер Егор Иванович в избе был один. Сноха Дуня ушла проведать родителей. Яшка убирался во дворе, бабушка Вера на женской половине была чем-то занята с правнучкой Варей. Ничто не предвещало нарушить внешний покой и благополучие, но что-то неладно было на душе у Егора Ивановича. Вроде и войны не предвиделось, власть затаилась и не напоминала о себе, но предчувствие нехорошего, неотвратимого, как призрак витало в воздухе. Это неотвратимое появилось в лице Петьки Лободы. Он уверенно вошел в избу, без спроса сел у стола, не сняв шапки, и уставился своими оловянными глазами на Егора Ивановича, словно спрашивая, будут его кормить или нет? Правда на этот раз, он еще с порога прекрасно понял, что кормить точно не будут, так как хозяин был один и не станет угощать незваного гостя. Поэтому Петька, выждав некоторое время, достал из-за пазухи несколько бумажек, перебрал их пальцами и положил одну из них на стол перед Егором Ивановичем.
- Крышка вам, Егор, пришла! Хватит вам, кулакам, жиреть, теперь мы будем править, а вас, как вошь под ноготь!
Не сразу дошли до Егора Ивановича Петькины слова. Он хотел что-то спросить, но тот уже хлопнул дверью. Егор Иванович взял со стола бумажку, поднес ее к лампе и прочитал, что ему, в порядке самообложения, надлежит на следующий день сдать дополнительно сто пудов зерна, обеспечив доставку на своей поводе. В противном случае, было написано дальше, зерно будет изъято силой. Егор Иванович перевернул бумажку, посмотрел на чистую сторону, покачал головой и в недоумении пошел к матери узнать, что она на это скажет.
- Ну и чего тебе здесь не понятно, Егор? – спросила мать, возвращая ему бумагу. - Тут сказано, что ты должен завтра отвезти в сельсовет сто пудов зерна!
- Я же выплатил сельхозналог, сдал дополнительно сто пудов зерна, а теперь требуют еще сто. Так их у меня нет. Если я попрошу хлеба у Сереги и Никиты, то мы все равно останемся без семян. Что ж нам сидеть на одной картошке, и чем сеять весной?
- Не знаю, что и сказать тебе, Егорка. Нужно узнать, кому еще принесли такие бумажки. Если их разнесли по всем дворам, то это одно дело, если их опять принесли состоятельным мужикам, то дело другое. Может сходить к Митрошке?
- Мне кажется, что отдуваться придется только нам!
- Это почему же?
- Так Петька сказал мне, что мы теперь всех кулаков основательно прижмем к ногтю!
- Ах, вон оно что! У Петьки, правда, мозги набекрень и говорит он постоянно только о чувстве голода. А эти слова, видимо услышал в сельсовете от Митьки. Значит, Жук основательно взялся за вашего брата и делает все для того, чтобы заставить мужиков вступать в колхоз.
- Удивляюсь тому, что у Митьки хоть и не намного больше ума, чем у Петьки, а сумел все село скрутить в бараний рог.
- Да и у вас ума не больше ихнего. Вы думаете, что все это Митькины выдумки? Отнюдь, за его спиной стоят очень умные люди. Он только исполнитель, он марионетка, которую дергают за ниточки. Все вы вклюнулись в землю и не можете поднять от нее своё рыло, чтобы поглядеть, что же делается вокруг. Если бы вы огляделись, то давно бы поняли, что не только Митька, но даже Обком партии сам нечего не выдумывает. Ничего в стране не делается без воли главных руководителей партии. Ведь Совет народных комиссаров не принимал решения о коллективизации крестьян - это было решением партийного съезда. В газете так прямо и написали. Значит, правит страной не правительство, а партия. Так что шутки в сторону. У неё в руках не только партийные органы, но и армия, и НКВД, и милиция. И прав был Сергей, когда предлагал уехать в Москву!
- Легко сказать в Москву, а что бы я там делал?
- Ты, Егорка, всю жизнь строил из себя хлебороба, хотя в сельском хозяйстве ничего не понимаешь. Все, что ты сейчас имеешь, нажито благодаря мне и Сергею. «Что я делал бы в Москве?». Да у тебя же золотые руки, а ты никогда не понимал и сейчас не понимаешь, что это дороже любого богатства. Ты же стал посмешищем для людей. Ты не только не учил своих сыновей ремеслу, но даже не допускал их к верстаку. Ты не только ничего не делал для людей, но и сам нанимал Егора Бендерешу, чтобы тот тебе набил обручи на бочку. Ты сделал великолепную пролетку графу Толстому и в тоже время нанимал плотников поставить курятник. Если бы ты жил в Москве, да делал бы пролетки для лихачей, собирал шкафы, другую мебель, да тебе бы цены не было, перед тобой бы господа снимали шляпы. Но ты своим упрямством и недалеким умом сгубил жизнь себе и своим сыновьям. А теперь согни спину и иди сдавать свой хлеб в сельсовет!
- Так у меня нет такого количества!
- Продай всю скотину, купи у людей зерно и отвези туда, куда покажут. Оставь одну лошадь, корову, десять овец и столько же кур, сделайся середняком или бедняком, авось бог тебя помилует. А теперь иди, Егорка, и думай!
Не успел Егор Иванович вернуться от матери, как в избу вбежал Митрофан.
- Ты знаешь, что принес мне этот ублюдок? – с порога выпалил брат, протягивая Егору Ивановичу бумагу.
-Я получил такую же, - ответил тот.
-Что будем делать, Егор? – усаживаясь на коник, спросил Митрофан, - Может быть посоветоваться с Серёгой?
- Не спеши! Нужно сначала узнать, кто ещё получил эти бумажки? Ты сбегай к Рыбиным, а я к Чульневым!
Но идти некуда не пришлось. В избу ввалились глухой Митрон с двумя сыновьями, потом пришли Чульневы, появился Дымков с сыновьями и братья Хохлы. Когда все расселись и закурили, молчание прервал Иван Хохол:
-Ну, мужики, что будем делать? Я вижу, что Митька решил нас доконать. Не наберу я столько хлеба, если даже отдам семенной фонд. А чем я буду кормить семью, скотину, что будем сеять весной?
- Не только у тебя так, - подал Григорий Чульнев, мужик тихий, степенный, рассудительный, - у всех нас то же самое.
- Где Серёга, Егор Иванович?, - спросил Иван Рыбин, - Может быть, он что посоветует?
-Придушить этого гада Жука, чтобы не смердел на селе, - сказал всегда осторожный Хохол.
- Нет, Иван, не дело ты говоришь. Ну, убьешь ты Митьку, поставят Гришку, а то из района партийного пришлют, а тебя к стенке. Вспомни, как потрошил нас продотряд. Семен Поляков с сыном заартачились было, а кончилось тем, что их шлёпнули во дворе и дело с концом.
- Не знаю, мужики, как вы, - вновь заговорил Хохол, - а я не сдам ни зернышка, хоть десять Митек приходи. А милицию позовут, то я при них оболью зерно керосином, и пусть везут. Ишь, какую моду взяли – хлеб не покупают, а отбирают.
- Может быть, спрятать хлеб или по соседям раздать? – высказал свое мнение Дымков, - Ведь прятали же от продотряда?
- Поляковы тоже прятали, – опять напомнил Егор Иванович. - Хорошо если не найдут, а вдруг? Расстрелять, может быть, не расстреляют, а в тюрьме точно сгноят или всю скотину отберут.
- А что бабушка Вера советует? – спросил Дымков.
- Что советует? – Ответил вопросом на вопрос Егор Иванович. - А советует она, отдать хлеб и, если не хватит, то продать часть скотины, а может быть всю и купить его у людей, добро, что хлеб у них имеется.
- А как же жить без скотины? Ну, уж нет, без нее совсем жизни не будет, – возразил Хохол. – Вы как хотите, но я не дам ни фунта, что хотят со мной пусть делают. Весной засею в обрез, чтобы только хватило до урожая.
Все согласились с Хохлом и решили завтра хлеб не отдавать, а подождать немного и посмотреть, чем все это закончится.
В эту ночь Егор Иванович спал тревожно. Ему снились кошмарные сны. Снился командир продотряда Коробов, который в восемнадцатом году лично расстрелял Семена Полякова с сыном за то, что тот не хотел отдавать последние крохи хлеба. Снился Митька Жук, нагло требовавший четверть самогона и, напившись, плясал среди улицы. Снился Иван Хохол, бегавший по селу с окровавленным топором и, ворвавшись в дом Егора Ивановича, стал крушить все, что попадало под руку. Егор Иванович в испуге закричал и проснулся. Сильно билось сердце, готовое выскочить из груди. Пели третьи петухи, но было еще темно. Он хотел полежать, но давняя привычка вставать с петухами заставила его слезть с печи. От бессонницы у него звенело в ушах, и кружилась голова. Внизу на лавке, спал Яшка с женой. Егор Иванович, держась за дрогу, стал спускаться с печки, но в темноте наступил на растянувшуюся во весь рост свинью, которая мирно спала возле печки, окруженная многочисленным потомством. Огромная свиноматка вскочила на ноги и Егор Иванович,
