ПРОБУЖДЕНИЕ
Вечерело. Желтоватый с багряным отливом солнечный диск лениво опускался в пушистую перину серебристых кучевых облаков, неподвижно застывших над синеющей на самом горизонте темно-синей кромкой Безымянной пущи. Стелясь над свежей душистой травой полупрозрачной дымкой, потянулись, зазмеились едва заметные струйки вечернего тумана - первые предвестники ночной прохлады. Легкая свежесть умиротворяюще овевала лицо.
Весна выдалась нынче не по времени ранняя. Земля пока еще не успела отойти после лютых холодов прошедшей зимы и, хотя уже и покрылась сочной зеленой травой, все еще не прогрелась вглубь. Однако же природа свое брала.
За дальней околицей хутора вовсю стрекотали шустрые зорянки - юркие жизнерадостные пташки, предвещая назавтра хорошую теплую погоду. Знать поутру будет ясно и солнечно. Через несколько таких вот погожих недель вся степь густо покроется буйным цветом разнотравья, а уж тогда основательно примутся за дело пчелы-трудяги, собирая первый урожай пахучего золотистого меда. Начнутся полевые работы. Хуторяне будут с восхода до заката в степи.
Да... наконец-то ушла злющая зима-метелица, угомонилась, залегла до следующего года в спячку где-то далеко на Ледовом острове среди вековечных белых торосов, где и не ступала нога человека. Затаилась до поры - до времени, дожидаясь прихода своего часа. А ведь вовсе и не чаяли пережить минувшие лютые холода да небывалое массовое нашествие белых волков. Думали, уж все - не сдюжим, однако выжили и почти никого не потеряли - немалая в том заслуга Гестама, сумел к зимовке подготовить свой хутор основательно. А соседям с севера не повезло - весь хутор вымерз до последнего человека. Только по весне, когда ушли на север белые волки, дознались про эту беду.
Но, как бы там ни было, а жизнь идет своим чередом. Отгоревали соседи, схоронили всем миром померзших, помянули, как водится, и занялись вновь нахлынувшими по весне заботами.
А забот было невпроворот. Самое время полевых работ подоспело, да и прохудившиеся кое-где крыши подновить надобно. А тут еще хозяин - Гестам вдруг надумал новую городьбу вокруг хутора ставить, - дескать: в этом году Бог смилостивился - беда стороной прошла, а как в следующую зиму будет, пока еще не известно. Оно и понятно - береженого Бог бережет. Мужики-хуторяне группами по пять - шесть человек на несколько дней уезжают в пущу, а обратно привозят на длинных телегах большие бревна. Те, что покрепче да потолще, на новый частокол пойдут, а трухлявые да кривоватые для будущей зимы на дрова сгодятся - не придется на тепле экономить, как в прошедшие холода.
Еще раз, вдохнув напоследок полной грудью пьянящий терпкий воздух степи, Ольма с явным сожалением поднялась с бревна, на котором сидела, зябко поежилась и направилась к воротам хутора. Пора уже было идти к раненому.
Две недели тому назад, рано поутру вместе с двумя спутниками-гвардейцами из Форвана вдруг объявился Одноглазый - знакомец Аргнара. Они привезли на хутор какого-то раненного воина. Кто он был такой и откуда - неизвестно. На все расспросы Одноглазый отвечал очень туманно и уклончиво, то ли сам толком не знал, то ли скрывал что-то. Сказал лишь, что привез раненого сюда по личной просьбе Странника. Где сейчас сам Аргнар и что с ним, он тоже не знал или не хотел говорить. Во всем этом была какая-то загадочность, это Ольма почувствовала сразу, но толку от Одноглазого никакого не добилась. Оставив привезенного раненого и сославшись на какие-то срочные дела, он вместе со своими товарищами спешно в тот же день и уехал.
Войдя на пустое подворье хутора, Ольма направилась, было, к своей избе, но тут ее окликнула Нерейда:
- Эй, Ольма! Где это ты пропадала?
- В степь ходила на вечернюю зорьку...
- А я уж тебя обыскалась! Коровка-то у меня что-то прихворала. Может, глянешь, в чем дело?
Знахарка кивнула головой и пошла вслед за женой хозяина хутора в хлев. Там в стойле жалобно мычала рябая корова, косясь на людей выпуклыми глупыми глазами. Ольма присела возле нее на корточки и внимательно осмотрела вымя. Розовые соски были набрякшими и потрескавшимися.
- Ну, что там? - не утерпела Нерейда.
- Да ничего особо страшного. - успокоила ее Ольма. - Видать обветрило на сквозняке... Надобно теплым ромашковым отваром обмыть, а потом козьим жиром смазать пару раз.
- А как долго это у нее будет? Мне ведь коровку нужно еще выдоить. Вона, погляди-ка - вымя как молоком налилось, чуть не треснет! Не ровен час - перегорит молоко, что я потом делать буду без кормилицы?!
Ольма успокаивающе усмехнулась.
- Не волнуйся, сейчас выдоим мы твою молочницу.
Она подставила чистое ведро и легонько притронулась к вымени. Корова болезненно вздрогнула и снова беспокойно замычала. Ольма начала что-то тихонько нашептывать, осторожно оглаживая вымя. Постепенно корова успокоилась и притихла, скосив на знахарку влажный взгляд. Вскоре тугие струи пенистого парного молока щедро потекли в ведро. Нерейда с восхищением поглядела на Ольму.
- Ну, ты и мастерица! - обрадовано воскликнула она. - Коровка-то моя стоит - не шелохнется! Может, и не нужно ей ничего делать - все теперь само собой пройдет?
- Нет, - уверенно покачала головой знахарка. - Я ведь ей просто боль заговорила, чтобы можно было выдоить, а отваром обмыть и жиром смазать все одно надобно!
- Надо, значит надо, - согласилась Нерейда. - Тебе, конечно, видней...
Внезапно она озорно усмехнулась и спросила:
- Вот мне интересно, а ежели, к примеру, ты мужика какого приголубишь, так из него потом, небось, веревки вить можно будет?!
- Не знаю я, не пробовала... - попыталась отшутиться смущенная знахарка, краснея и опуская глаза.
- А ты попробуй, глядишь - и получится!
Нерейда залилась добродушным грудным смехом, еще больше смутив этим Ольму, а затем по-доброму приобняла ее за плечи и ласково добавила:
- Не обижайся, шучу я. А мужики, они ведь и впрямь от бабьей ласки млеют - это я уж точно знаю, поверь!
Хозяйка еще раз поблагодарила знахарку, провела до дверей из хлева, а затем вернулась к своей корове и заходилась возле нее хлопотать, что-то приговаривая вполголоса.
Выйдя во двор, Ольма увидела бабку Тору, которая, как-то очень недовольно поджав губы, поджидала ее у самых дверей. Сверкнув на молодую женщину сердитыми глазами из-под насупленных бровей, старуха без обиняков заявила:
- Была я у твоего больного. Посмотрела на него, как ты просила... Темный он, как есть темный!
- Как, темный? - не поняла Ольма. - Что ты имеешь ввиду, бабушка?
- Во-первых, никакая я тебе не бабушка! Тоже мне, родственница сыскалась... Сколько раз тебе повторять надо: все меня Торой кличут, и ты так зови! А во-вторых, темный означает, что душа у него полностью затемнена! Не смогла я ничегошеньки в ней разглядеть. Пусто там, ну как в черном колодце! Само тело живое, а живой сути в нем нет ни капельки. Не пойму я, вроде бы он силам тьмы служит или служил раньше, только нынче нет у него с ними связи... однако же, и света в его душе тоже нет... Боязно мне за тебя, девка. Ох, боязно!
Ольма ошарашено смотрела на старуху, не зная, что и ответить. Она была напугана и растерянна.
- Что же мне делать с ним? - наконец сдавленно произнесла она. - Подскажи, Тора?!
- Не знаю я, это тебе самой решать. Только сдается мне, добра от него не будет. Ежели придет в себя, может еще таким лиходеем стать, что упаси Бог!
Знахарка задумчиво покачала головой.
- Болен он тяжко. Нельзя человеку, который в таком состоянии находится, в помощи отказывать... А насчет тьмы... Может быть, ты все же ошибаешься? Может, показалось тебе?
- Я, как на твоего хворого взглянула, сразу вспомнила тот сон, что мне минулой осенью привиделся. Есть какая-то странная связь между тем сном и твоим подопечным.
- Как же быть? Ведь Аргнар за него просил...
- В том-то и дело! Тут я что-то не пойму: твой-то сам вроде бы свету служит, конечно, ежели я не ошибаюсь, а сюда прислал этого... Как его хоть зовут-то, знаешь?
- Не ведомо мне о нем ничегошеньки.
- То-то я и говорю: темный он, как есть темный! - уверенно подытожила бабка Тора. - Я бы на твоем месте подальше от него держалась, а то ведь потом, упаси Бог, беды не оберешься!
- Спасибо тебе, Тора, на добром слове, - тихо молвила Ольма. - Только все одно я должна помочь хворому, человек ведь он!
Старуха недовольно нахмурилась, пожевала морщинистые губы, глядя на знахарку исподлобья, а затем изрекла:
- Ну, как знаешь! Я тебя предупредила, а дальше сама решай!
Больше не говоря ни слова, она резко повернулась и заковыляла к своему дому. При этом Тора что-то раздраженно бормотала себе под нос, но что именно - Ольма не расслышала. Проводив старуху взглядом, она отправилась к себе.
В уютной комнате было тихо и тепло. По углам сгустились вечерние тени, и лишь в центре, у стола еще было светло от заходящего солнца, пробивающегося между занавесок. Но и этот свет быстро мерк на глазах. На постели бледным пятном белело лицо больного.
Ольма плотно задвинула занавески на окне и достала с угловой полки огарок толстой свечи. Язычок оранжевого пламени с радостным потрескиванием охватил фитиль, очерчивая на широком столе колеблющийся круг света. За его границами сумерки сгустились еще больше. Казалось, там, в темноте появились какие-то серые призрачные тени, обступив безмолвным сонмищем ложе находящегося в беспамятстве воина. Они тянулись к нему тощими бесформенными руками, словно хотели его куда-то забрать.
Молодая женщина тряхнула головой, отгоняя пугающее наваждение. Поставив свечу на тумбочку в изголовье кровати, она низко склонилась над больным, пытливо вглядываясь в безжизненные черты его обескровленного лица. Если бы не тихое, едва приметное дыхание, можно было бы подумать, что он уже давным-давно мертв. Бледная до желтизны кожа, будто пергамент обтягивала резко очерченные скулы. Глаза, прикрытые потемневшими веками, словно провалились глубоко в глазницы. Заострившийся подбородок и впалые щеки покрылись жесткой щетиной, кое-где пробитой ранней серебристой сединой. На шее острым бугорком выпирал неподвижный кадык.
"Бедненький... - невольно подумала Ольма, с жалостью разглядывая незнакомца. - Что же с ним случилось?"
Она легонько положила ладонь на лоб раненого и попыталась мысленно дотянуться до его сознания. Но, странное дело, душа воина отсутствовала в теле, лишь слабый сероватый шлейф свидетельствовал о том, что связь между телом и душой еще не оборвалась полностью. Ольма закрыла глаза, сосредоточилась и осторожно последовала за этим шлейфом. Постепенно слабый свет, пробивающийся сквозь сомкнутые веки знахарки, померк, ее дыхание успокоилось, стало ровным, и перед внутренним взором распахнулись ворота, ведущие... Куда? Она и сама толком не знала. Вокруг было черным - черно. Ни один луч света не проникал в это сплошное царство мрака.
Ольма медленно брела в абсолютной пустоте. Она ощущала под ногами какую-то зыбкую опору, но ничего не видела. Ей казалось, что вокруг копошатся неведомые и ужасные создания, которые жадно тянутся к ее душе, чтобы увлечь, затащить в омут безвозвратной пучины небытия. Ольме было очень страшно, но она все равно шла, повинуясь какому-то неосознанному зову.
Где-то там, далеко впереди мигнула едва приметная
| Помогли сайту Реклама Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2024
18+