Мусульманка

свою очередь Зинка, хотя и видно было, что не особенно-то и расположена откровенничать, вежливо здоровалась, интересовалась соседскими проблемами  и вообще житьем-бытием, но насчет себя отвечала коротко, нехотя, в долгие разговоры не вступала: «да», «нет», «спасибо», «все нормально», и вообще сторонилась. Что, понятно, разжигало к ней еще больший интерес. Это, знаете, была в свое время такая телевизионная передача «В мире непознанного» (нет-нет, совсем не про любовь. Про нее-то как раз все познано-опознано и даже испробовано, Спасибо множественным печатным изданиям и порнографическим телевизионным передачам. Просветили уродов откуда дети берутся и вообще по части разных изощрённых поз, которые нужны нам, пролетариям, как медузе пряник). Эту глубоко ученую передачу вел какой-то очень важно надувавший шарообразные щеки тип в очках и импотентским взглядом, и был он до того ученый, до того премудрый, что понять его не было никакой, даже самой приблизительной возможности. Но, как ни странно, передачу эту смотрели, и она даже  пользовалась большой народной популярностью, но вовсе не из-за этого мерзопакостного очкарика, а по причине вот этой самой абсолютной непонятности, бык ее забодай! Это, знаете, как  с кроссвордами: разгадывать все любят, независимо от уровня грамотности и интеллектуального развития. Иной и в неприличном слове из трех букв три  ошибки делает – а все равно лезет, всё равно изгиляется, ученость свою липовую желает продемонстрировать.
Так и с Зинкой. И вроде бы вот она, с виду простая и знакомая, и говорит-отвечает спокойно и по-русски, а то, что не молотит языком как помелом, так это, может, оттого что отвыкла. Может там, в ихнем ауле, бабам положено сопеть себе в тряпочку и репродуктор свой включать только в крайних случаях. Так что ее экзотическое немногословие было народу понятно. И в то же время – нет. Как это так? Ну, ладно, там, среди вечно заснеженных вершин и диких абреков с кровавыми кинжалами в кровожадных же зубах, может лучше и скрытничать. Там сама жизнь к тому заставляет, а то мяукнешь чего не то – враз уши отрежут. Но сейчас-то ты, Зина, дома! Чего сейчас-то таиться? Никто на твои уши покушаться не будет, не бойся! У нас и ножиков-то нету, чтобы покушаться, а какие есть, те насмерть тупые, как наши мужики, которые эти самые ножики и наточить уже толком не умеют. Они вообще ничего не могут, не умеют. В одном только непревзойдённые гроссмейстеры – водку жрать с утра до ночи и песни глупые, нажравшись, орать. Про «поле, русское поле, я твой тонкий колосок». Или другую, не менее любимую: «И снится нам не рокот космодрома, а трава, которая у дома». Это они имеют в виду траву, в которой летом они, колоски, спят, когда обожрутся. И скажите, пожалуйста, как с такими вот  джигитами бороться за повышение в стране рождаемости и появления детишков вообще? Это ведь коллективный труд, в одиночку бабе здесь хоть тресни, не справиться. Так что поневоле хоть в горы засобираешься, хоть в знойную пустыню, хоть на этот самый космодром с колосками в солдатских погонах.                                                                                                          

Да и в родной родительской семье к такому зинкиному  не совсем понятному поведению разные члены семьи относились по- разному.
- Не трожьте ее! – сказал как отрезал Иван Петрович, муж, отец и глава дома. – Никто не неволил за этого…замуж выходить. А  не послушалась добрых советов, выскочила - значит все, ша, теперь тащи и не скули!
- Был ты чурбан бесчувственный, таким и остался! – тут же в ответ набрасывалась на него супруга, Людмила Макаровна. – «Не трожьте»! Да кто ее трогает-то? А все одно – нехорошо как-то получается, не по людски. Живем прям как чужие! – и лезла в кофточный карман за сморкательным платком. – Нет чтобы поговорить с матерью, поплакать, посоветоваться, душу облегчить. Я же вижу, что тяжесть какая-то у нее на душе! Что, не права? Ведь это же умом можно тронуться, так в себе замыкаться! А девочки? Тоже все в мать! Лишний раз глаза не поднимут, слова не скажут! Прямо как старушки! Нет, ну что ж это делается! Лучше бы и на самом деле в девках засыхала или на стороне кого завела, все  было бы понятнее!
- Все сказала? – вежливо поинтересовался Иван Петрович.
- Все!
- Дура!
- Не дурей тебя! Ща как врежу поварешкой!
- А я согласен с предыдущим оратором, - вступил в дипломатическую дискуссию Колька, сыночек и зинкин братишка. – Одобряю! Мои аплодисменты!
- Чего это ты одобряешь? – подозрительно прищурилась его молодая супруга Маруся. Они поженились вот уже два года назад и с тех пор никак не расстанутся, несмотря на периодически возникающие желания с обеих сторон.
- А насчет лишнего слова, - пояснил Колька. – Насчет этого у них, у мусульман, не как у нас. У них строго. Чуть разболтался больше положенного – сразу язык на стол!
- Ох, ох, ох! – и Маруся вызывающе уперла свои мощные руки в свои тоже нехилые боки. – И откуда вы, Николай Иванович, знаете про такие подробности? Ведь надо же – язык! На стол! Намекаешь, что ли, гад?
- А по телевизору показывали! Так что если бы ты, Манюня, не за меня, а за джигита какого замуж вышла, то твой, который без костей, был бы уже давно отчекрыжен! По самое по небалуйся!
- Дурак!
- …а я терплю. Так что радуйтесь, дурехи, что в России живете, а не в горных вершинах! Потому что русский мужик – он для бабы                                                                                              
самый безвредный, самый без жалов. Нет, конечно, и его можно до ливера достать, но опять же для этого надо очень постараться. О-чен-но!
- А если бы еще и водку не жрал, то ему вообще бы цены не было!
- Это спорный вопрос. Смотрите в корень, мадам: через чего пьем-то? Опять же через вас, золотая ты моя Манюня!
- Ну, правильно! У вас всегда и во всем бабы виноваты!
- А кто же еще? Вот, например, я утром проснулся. Лежу. Чешу. Что ты должна делать? Ты должна тоже немедленно проснуться, или даже вперед меня, и ласково спросить: чего ты, любимый, желаешь?
- Я и без вопроса знаю чего! Тут надо быстрее на работу торопиться, минуточки ни одной лишней нету, а ты все: « Марусь-Марусь, Марусь-Марусь! Давай и все!». Тьфу, жеребец! Зла не хватает! Ещё ночнушку новую разорвал, гад! А она, между прочим, денег стоит!
-…может быть, желаешь кофию в постелю? Это я моментом, только свистни!
- Ага! Щас! Разбежалась! Кофию ему! Вдоль всей морды!
- …а я тоже так вежливо отвечаю: нет, не хочу кофию! Меня от его блюёть! Я бы сейчас, например, с удовольствием заглотил бокал шампузятины! С ононасом!
- Ага! Стакан самогонки! Без закуски!
- … а ты мне отвечаешь нежно: сей секунд, милый! А чем будешь закусывать? Я на все согласная!
- Хватит! Балабон!
- …и вот тогда у меня, джигита, на целый день образовывается самое замечательное настроение. Да! Но только в действительности вместо кофию с шампузой ты, Манюня, еще и зенки свои толком не продравши, начинаешь безобразно орать. И мне сразу же расхочивается и кофию, и шампузы с ананасами, а только есть желание схватить кинжал и тоже орать в ответ. И о каком тут прекрасном настроении может идти речь? Я уже не говорю об ударной производительности труда. Вот от такой обидной несправедливости и позволяем себе с горя.
- Я же говорю – балабон! И когда это я на тебя утром орала-то?
- Это не принципиально, Манюня, утром или вечером, орала или не орала. Принципиально то, что у них, в горах, женщины на мужей не орут вообще. Это им даже в голову прийти не может – безобразно орать на любимого.                                                                                                      
- Ох ты, любимый нашелся! Про это тоже по телевизору показывали?
-…и вообще, Манюня, ты, как почти относительно умная женщина, должна для себя серьезно решить: твое орево етично, етить твою разъетить, или неетично?
- Полайся, полайся! Ща вон тряпкой половой как умою!
- Вот я и говорю – неетично! «Тряпкой», «умою»! Нет, надо было мне все-таки на мусульманке жениться! На какой-нибудь джигитке! Она бы утром вставала и мне ноги  мыла!
-  Чего ж их утром-то мыть? Надо на ночь, чтобы простыню не пачкать.
- А она бы мне и на ночь тоже мыла!
- Ага! И в обед! И ходил бы ты, как дурак, целый день с вымытыми ногами!
- Нет, теперь точно вижу: зря я на тебе женился! Ты-то уж ноги точно не помоешь!
- Щас! Разбежалась прям! С какой это стати?
- Вот я и говорю! А если когда и оботрешь их, то только перед моим последним в жизни путем. Когда потащут вперёд пятками.
- Разнылся, разнылся, бедненький- несчастненький! У-тю-тюшеньки! Пожалейте его, убогого!
- И нету в тебе, Манюня, никакой женской душевности, а одно только насмешичанье. Это плохо, Манюня. Горные мужчины на тебя очень бы даже обиделись.                                                                                                           - А мне на их, горных, чхать! У меня свой козел есть! Да и  какая от нас душевность? Мы ноги никому по утрам не моем! Потому как некогда. Потому как утром надо тебя, оглоеда, разбудить, накормить и на работу отправить. И самой тоже на работу, пропади она пропадом, лететь. А после работы – по магазинам, а не как ты – в пивнушку!
- Ты чего катишь-то, Манюня? Какая пивнушка? Когда я в ней был последний раз?
- Ну не пивнушка, не пивнушка. Телевизор. Пришел, поел, и завалился на диван футбол свой поганый смотреть. Джигиты, небось,
футбол целыми днями не смотрят! У них, небось, по дому дел невпроворот!
- Правильно! Нормальный мужчина должен не под забором валяться, а на диване. А насчет футбола, это надо у Зинки спросить. Зинк, твой мужик футбол смотрит?                                                                                                            
- Смотрит, - тихо сказала Зина, застенчиво улыбнулась и пошла во двор. Иван Петрович проводил ее долгим внимательным взглядом.
- Нет, сглазили девку! – сплюнул он. – Прямо не наша стала, не русская! А внучки где?
- В огороде. Картошку полют.
- А кроме них полоть некому? – взъярился Иван. – Нахалки! Они чего у нас тут, каторжные? То полоть, то поливать, то окучивать -  и всё они! А вы и рады на них всю работу спихнуть! Нет, я вам устрою! Всем вам устрою праздник труда и разговенья!
- Их, между прочим, никто и не заставляет! – не осталась в долгу Маруся. – Они сами! По собственному желанию! Может у них там, в горах, так и положено – не спросясь самовольничать!

Вот так и жили, в постоянных дискуссиях, выяснениях кто больше прав и сравнениях нравов и обычаев разных народов мира. Обычное дело для обычной российской семьи. У нас ведь как были, так и остались, два главных, даже принципиальных для русской нации вопроса: кто виноват и куда деваться? И теперь этими всероссийскими запорами страдают не только наши российские интеллигенты, эта самая, пожалуй, вредная и никчемная часть российского общества.(Это еще Вова Ленин так про интеллигентов сказал. Как сейчас выяснилось и пропагандируется по ТВ, незаконнорожденный дворянин, а, значит, и сам из этих самых интеллигентов.) На эти темы сейчас философствуют и рабочие с крестьянами, и коммерсанты- бандюки с бандюками- коммерсантами, и «нищие» офицеры с «богатыми» солдатами. Да и ладно, чего не потрепаться,  если больше делать нечего. Треп – это безвредно. Главное, чтобы не было войны.

« В горно-лесистой местности…в пяти километрах от населенного пункта Ачхой- Мартан…частями спецназа и эмвэдэ блокирована группа бандитов…ожесточенная перестрелка…погибли три бандита,