Мусульманка

один из которых – глава местного подполья Али Бараев…ранены трое
милиционеров…преследование остальных продолжается…подробности в наших следующих информационных выпусках…» - монотонно, как о чем-то давно наскучившем, бубнила телевизионная дикторша. « Вчера Государственная Дума приняла решение о…».
- Когда ж эти черные успокоятся? – вздохнула Людмила Макаровна и, искоса взглянув на дочь, замерла: Зина, побледнев лицом, как загипнотизированная, невидяще смотрела на экран.
- Ты чего, доча? – встревожилась мать.                                                                                                          
- Дядя Али…только что показали… - выдохнула Зина. – Он                  ведь Мансуру вместо отца…
- Это который бородатый, в папахе? А я и не узнал…Да, дела! – только и смог сказать Иван Петрович. Он тоже смотрел сейчас телевизор, тоже хотел выдать свой едкий комментарий, но не успел.
– Он же сюда, на свадьбу, приезжал! Помню, веселый такой, все песни пел! Бандит, значит? Да не простой, а глава! И пел как Магомаев!                                                           - У него солдаты отца убили, и мать с дочерью. Фарида у них красивая была, и умная. Хотела в институт поступать, в педагогический, чтобы учительницей…А их зачистили…С вертолета, ракетой…Вот дядя Али и стал русским мстить.
- Хм… - неприятно поморщился Иван Петрович. – Вот и домстился. Плетью обуха не перешибешь!
      - Зато поступил как мужчина… - тихо, но твердо ответила Зина.
- Вот и славненько! Вот и договорились! – играя каменеющими скулами, согласился Иван, разворачиваясь к дочери. – «Стал русским мстить». Ты прежде чем говорить, репой-то своей хоть немножко думай! «Русским»! А ты кто, не русская? Им, значит, сочувствуешь, а нашим? Это чего же получается, а? Растили русскую девку, растили – а она, оказывается, не наша! Мусульманка! Аллах Акбар! Очень приятно! Спасибо, доча!
- А я так думаю, что мужика этого можно понять, - задумчиво пробормотал Вовка. – Вот, например, если бы вас здесь всех какой-нибудь…замочил, то я тоже за автомат бы взялся. Святое дело – отомстить.
- Вы эти свои политические разговоры себе в … засуньте, - строго приказал Иван Петрович. – И чтоб нигде больше не трепаться! А то менты или прокурорские долго разбираться не будут. Враз зацокают. Им-то поди хреново галочку себе в отчет поставить – террористовых родственников споймали целое осиное гнездо! Понюхаете тогда чем параша пахнет!
-Да ладно тебе, дед, какие из нас террористы! – легкомысленно отмахнулся было Вовка, но эту его легкомысленность Иван Петрович совсем не поддержал.
- Вот когда зацокают, тогда и поймешь! Когда отмолотят от
души, тогда и узнаешь прав я или нет. А то распустили языки-то!
- Да я…
- Все! Я сказал!
- Зин, а твой-то… где? – вдруг подала голос Светка. Она сейчас дома лишь наскоками появлялась, жила с молодым человеком, Васей звать, и учились вместе в «политехе». Иван Петрович сначала хотел этому мордатому Васе евоную морду пощупать, за то, что свел со двора Светку без всякой росписи. Но тут уже сама Света, солнышко в                                                                                    
окошке, всеобщая семейная любимица, так вцепилась в дорогого папашку, что любо- дорого посмотреть! Что, дескать, пусть только попробует до ее Васеньки хоть дочикнуться -  сразу узнает свою дочурку во всей ее скромной девической красе. Тем более, что он-то, ее ненаглядный Васенька, как раз чистокровный русак, и папашка с мамашкой у него из города Михайлова Рязанской области. Да вы только один раз на его вечно ухмыляющуюся морду посмотрите и сразу поймете - наш, косопузый, во те крест! Никаких национальных сомнений! Ну, куда тут деваться, чего делать? Остается одно – никуда не деваться и ничего не делать. Только плюнуть в бессильной ярости на такое вот крайне легкомысленное падение нравов (и ведь прям в открытую живут! Никого не стесняются! Как будто нарочно! Страмота же! А им по хрену. И хрен этот теперь называется «гражданский брак». Очень приятно.). А вы, папа, сопите, значит, себе в тряпочку. Не вашего это ума дело! И вообще, лучше гор могут быть только горы, на которую никто еще не залезал, кроме моего любимого Васеньки! Понятно или повторить открытым текстом?
- А, Зин? Может, тоже…аллах Акбар?
Зина неуверенно пожала плечами: да нет, дома. Мансур – он мирный, точно дома, где ж ему еще быть? Или по коммерческим делам где…
- Чего ты нам мозги-то паришь? – вдруг ляпнул Вовочка, бесхитростная душа. -  Коммерцией занимается, ха-ха три раза!  Тоже наверняка бандитствует!  В горах его коммерция! С автоматом!
-Да не дергайся ты, Зинк! Никто тебя сдавать не собирается! – и хохотнул, балабон. – Мы своих не сдаем! Мы сами бандиты!
- И-е-е-ех…- только и сказал Иван Петрович, вертя пальцем у виска. Да и чего говорить этому сыночку ненаглядному? Нет ума – считай калека. Ладно дома, тут пусть  скалится, дома можно, дома не сдадут. Лишь бы  нигде на стороне не ляпнул, вот в чем дело-то! Ведь запишут в сочувствующие, отмывайся потом, доказывай что ты не верблюд.

- Нет, вот теперь ты мне, Степаныч, объясни, что это за народ такой, эти черные? – сказал Иван Петрович, отставляя на тумбочку кружку с пивом. Была суббота, банный день, святое дело. Компания сложилась давно и прочно: Иван Петрович с сыновьями (сегодня Вовки не было, неожиданно нарисовался богатый калым, надо было одному богатенькому буратине движок на «бээмвухе» перебрать, буратина грозился долларами осчастливить), братаны Мишка и Серега Коновалы, Санька и Витька Крыловы, и Степаныч, иванпетровичев давнишний друг-приятель по кличке Фантомас.                                                                                                                  
Фантомасовая кличка  подходила Степанычу на все сто, потому как страшен он был невероятно: голая, без единого волоска черепушка, ни ресниц, ни бровей, уши скукорженные, загнутые в трубочки, размазанный по щекам нос, ненормально изломанные губы-ниточки и физиономия вся сплошь в багровых рубцах. Кто его не знал – падал замертво от такого фильма ужасов. Кто был знаком – уважал безмерно за ум, справедливость, спокойствие и трудолюбие. А то, что Степаныч был страшнее ядерной войны, так это не по дурости случилось – по несчастью. Он по профессии был буровым мастером, работал на нефтяных месторождениях, вот и попал однажды в девяносто седьмом году в командировку в Чечню. И недели не проработал – боевики теракт на промысле устроили, подорвали буровую. Ну а что такое пожар на нефтяном месторождении, это кто своими глазами не видел, никогда , даже при самой буйном воображении себе не представит. Это страсть господня, когда горит и земля, и небо, и все, что может гореть и гореть по всем законам химии никак не может. Вот Степаныч как раз и попал в эту самую преисподню адову, да, видать, мало еще на земле нагрешил – Господь не принял. Так что пришел на рабочую смену простым русским мужиком Петром Степановичем Филимоновым  - а вынесли его оттуда уже французским Фантомасом в исполнении всенародно любимого артиста Жана Марэ. Потом полгода в Подольске, в областном ожоговом центре, не счесть сколько кожных пересадок получил, да не все получилось как хотелось. По выписке – персональная благодарность от правительства российского, медаль на обгорелую грудь и, главное, очень неплохая пенсия, позволяющая вполне обходиться без дополнительного приработка.
- Ну, ты, Ваньша, и спросил… - хмыкнул популярный кинозлодей
и своими губами-ниточками улыбку ироничную обозначил. – Какие именно?
- На Кавказе которые.
- Это ты про Зинкиного, что ли? – догадался Степаныч (действительно умный мужик. Сразу сообразил!). – Так он то ли ингуш, то ли «чех», а может даже и из Дагестана.
- Этот… - Петрович щелкнул пальцами, вспоминая название, услышанное вчера по телевизору. – Мартан, во!
- Ачхой-Мартан? – уточнил Степаныч. – Это Чечня. Предгорья.
- Бывал? – спросил Колька.
- Не. Мы - севернее. С мужиками оттуда работал.
- И как мужики? Злые?
Степаныч заскрипел-засмеялся.
- А чего им злиться-то? На кого?                                                                                                        
- Здрасьте! На кого… На нас, конечно. На оккупантов.
- Это ты, что ли, оккупант-то?
       - При чем тут я? – растерялся Колька. -  Я вообще говорю. Про нас. Про русских.
- А-а-а… - вроде бы понял Степаныч и в подтверждение, что понял, головой качнул. – Как же вам, мужики, все эти телевизоры мозги зас..ли, я прямо удивляюсь! Смотрите всякую муть и, главное, верите. Прям дети, чесслово.
- Ага, - съязвил Мишка Коновал. – А ты не смотришь. Тебе можно. Ты и без телевизора умный. Не чета нам, дуракам.
- Хорош катить! – на правах старшего рявкнул Иван Петрович. – Петро Степанович, продолжите, пожалуйста, свой ответ на поставленный обществом любопытный всем вопрос.
- А чего сказать? Народ как народ. Ни плохой, ни хороший. Как везде.
- Значит, ты, Степаныч, не согласен с нашими великими классиками? – подал голос Серега. Он – умный. Он в Ленинграде академию культуры закончил. Его на всех этих культурах-литературах просто так, без соли и хрена, не сожрешь.
-Это ты про кого?
-Да взять того же Михаила Юрьевича, великого нашего Лермонтова. Он же собственноручно написал: « По камням струится Терек, плещет мутный вал. Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал». Злой, понятно? И что вы, Петр Степаныч, на это скажете?
- Лермонтов – фигура творческая, - ответил тот, ничего не подозревая. -  Для него главное – удачный образ, а не факт. Как и для любого литератора.
-То есть, вы хотите сказать, что Лермонтов горцев мог и не знать? – вел какую-то очень тонкую  и непонятную окружающим партию Серега. Народ сидел, раскрыв рты. Ну, Серега, ну, голова! Вот это воткнул! Великое дело - академия!
-Вполне мог, - не ожидая подвоха, согласился Степаныч, и уж тут  Серега не упустил момент.
-Конечно, он мог горцев и не знать! Конечно! Прошел весь Кавказ, от Тамани до Каспийского моря, и мог не знать! Был командиром у казачьих разведчиков, ходил по чеченским тылам -  и мог не знать! Прелестно, Степаныч! Руку!
- Да-а-а… - восхищенно покачал головой Иван Петрович. – Как он тебя? Одной левой!
- Так я не господь Бог! – рассмеялся Степаныч, ничуть не смутившись. – Я и не утверждаю, что мое мнение – это все, бесспорная истина. Да, и у них козлов хватает. Но и нормальных много. Как везде.
- Козлов, надеюсь, все-таки больше? – принял его вежливый тон другой Коновал, язвила-Мишка.
-      -  Больше, меньше…Кто их считал-то? У нас в России, к примеру, козлов тоже хватает.
-Кого-то конкретно имеете в виду? (Мишка  по примеру брата тоже решил по-культурному, баз матерщины, дожать собеседника. Хотя и не был академиком.).
- Запросто, - пожал плечами Степаныч. – Да участковый наш, например. Который спиртоносов крышует. Или Салтычиха, комендантша общежитская. Сколько она, крыса, тех же черных с рынка в общагу заводскую за жирный бакшиш определила? Так что, возвращаясь к нашему вопросу, поневоле напрашивается следующий вывод: не бывает народов ни плохих, ни хороших. Такое, во всяком случае, мое мнение.
- И все равно морды им чистить надо, - вступил в разговор Витька. – Хоть тем же, с рынка. Для профилактики. Чтоб со своим уставом в наш монастырь не лезли. Не нахальничали чтоб. И чтоб девок наших не это самое. А не нравится– дуй назад, в свою Чернож..ию! Нечего тут размножаться!
- А я вот про Францию читал (это уже Санька