-3-
А Мария Сергеевна принимала в это позднее для простых смертных время дорогих гостей. Пришли толстушка Анна с большими серыми очами, широко распахнутыми, будто в вечном изумлении от всего происходящего вокруг и мимо неё, и чернявая худышка Вера с прищуренными от постоянной недоверчивости ко всему тёмными глазами. Они не были задушевными подругами Марии, а просто – наиболее близкими и терпимыми сослуживицами по театру, к тому же – тоже одинокими. И пригласила она их не столько для того, чтобы побаловать дорогущими деликатесами, сколько похвастать сказочным знакомством с магом и волшебником, необычно встретившимся, оставившим царские подарки и незаметно исчезнувшим, как будто его и не было. Как в доброй сценической сказке или в сказочном кино. Сейчас подруги – или не подруги – завистливо разглядывали фиолетовый кристалл, пытаясь сообразить, сколько он может стоить и сколько из него можно понаделать роскошных перстней и серёжек, и нисколечко не верили, что он достался Машке задарма.
Накромсав рыбу тонкими пластинами, приготовив дюжину бутербродов с маслом и икрой – специально для этого приглядела и купила жёлтый горчичный хлеб – и выставив бутылку «Муската», гостеприимная хозяйка громко позвала:
- Цып, цып, цы-ы-п!
Из комнаты немедленно донеслось:
- Ко, ко, ко-о-о! – и в кухню поспешно влетели театральные цыпочки. – О-о-о! Блеск! – завопили дуэтом и, захлопав в ладоши, поспешили на насест. Конечно, дальневосточные, редкие для их кармана, деликатесы вызвали голодный восторг, но обеих больше интересовал щедрый незнакомец и всё, что случилось между ним и Марией. Когда в темпе заглотили по паре сандвичей и запили по полбокала сладкого вина, и когда можно было одной начать честный рассказ, а двум другим жадно внимать и критически оценивать его правдивость, вреднющая Верка чуть было всё не испортила:
- Вообще-то, - тявкнула от гложущей зависти, - «Мускат» в приличных домах солёным не закусывают.
- В чём же дело? – немедленно отреагировала плебеистая хозяйка. – Или пей, или ешь. Салфетку под рыло дать?
Верка заелозила на табурете тощим задом.
- Да что ты! Я так, без намёков, - и с удовольствием наблюдала за разозлившейся ущученной зазнавалой, которой невесть за что и подфартило.
- Маша, а какой он? – спросила Аня с простецкой душой, не отравленной завистью, и в ожидании уставилась на счастливицу широко открытыми глазами, готовая с жадностью обсосать малейшие детали чужого мимолётного счастья.
- Какой? – усмехнулась Мария Сергеевна, очень даже понимая любопытство и той, и другой, не утешенных мужским вниманием. – Огромный! – начала вспоминать и для себя. – Высокий… пожалуй, под два метра.
- Класс! – обрадовалась впечатлительная толстушка, а поперечная Верка саркастически фыркнула:
- Ну, конечно, тебе нравится у мужиков между ног болтаться.
- А тебе… - попробовала окрыситься Аня, но у неё ничего не получилось.
Мария Сергеевна, не обратив внимания на блиц-перепалку, продолжала характеристику незнакомца:
- Ступни у него никак не меньше… 45-го или даже 46-го размера.
- А этот самый… какого размера? – с намёком ехидно поинтересовалась Верка. Ей нравилось всех злить и особенно наблюдать, как выплёскивается ответная злость.
- Это ты у нас любительница измерять… этот самый, - язвительно отпарировала рассказчица.
- А чё особенного-то? – наигранно спросила ехидна. – У любого мужика важны два размера: этого самого и кошелька. Остальные достоинства я со временем привью ему сама… по мере надобности.
- Я смотрю – требования у тебя к некоторым мужским достоинствам явно завышенные, иначе бы не куковала одна, - подкузьмила хозяйка.
- Да у меня этих сомов… - возмутилась кукушка, - пачками на кукане следом ходят!
Анна коротко хохотнула:
- Ты бы прежде наживку приличную отрастила, - показала и она остро заточенные зубки, - а то ни задницы, ни титек нет. Разве что карася какого дохлого закуканила.
- А ты! – ещё больше взвилась рыбачка. – Что-то я не вижу, чтобы к твоим жирным телесам хотя бы мойвы липли.
- И никаким не жирным, - чуть не плача возразила Аня, для которой полнота, кстати сказать, вполне здоровая и привлекательная, была непреодолимым житейским бедствием, а всё потому, что очень любила она вкусно поесть и больше одного дня на диете не выдерживала. – Просто у меня конституция такая.
- Хватит! – оборвала обмен любезностями хозяйка. – Обе хороши! Задрипанные актрисочки!
- А ты! – окрысилась тощая из них.
- И я, - согласилась, глубоко вздохнув, Мария Сергеевна, - не лучше. – Налила всем вина и грубо предложила: - Жрите, тусклые звёзды коммерческого театрального искусства!
Анну не надо было приглашать дважды. Она первой привычно выцедила налитое пойло и осторожно надкусила очередной бутерброд. Чуть прожевав, спросила:
- Маша, что ты всё про ноги да… про этот самый. А лицо-то у него какое, как выглядит?
- А никак! – лицо Маши озарила лёгкая улыбка. Она вспомнила свой первоначальный испуг в машине.
- Как, никак? – удивилась простодушная Аня.
- А так! – рассмеялась Мария Сергеевна над той собой. – Всё волосами заросло.
- Ну и образина! – не могла не вставить злую реплику Верка.
- Сама ты образина! – обиделась за хорошего знакомого Мария Сергеевна. – Хоть и не обросла.
- Маша, да ты не отвлекайся на неё, - нетерпеливо попросила любознательная толстушка, - пусть со зла гнусавит. И что, весь-весь зарос? Начисто?
- Почти, - подтвердила удачливая хозяйка. – Лоб и голову закрывает пышнейшая белобрысая шевелюра, спускаясь крупными завитками до самых плечищ…
- Умопомрачительно! – восхитилась Анна, привычная к столичным недомужикам с проплешинами. – Как у шоу-попов, да?
- Половину щёк и уши закрывают роскошные бакенбарды, побольше, чем у городничего в «Ревизоре», подбородок спрятан в бороде, курчавящейся на концах, а губы не видны под запорожскими усищами…
- Как же целоваться-то? – встряла сексуальная Верка, мерно жующая рыбу без хлеба. – Небось, волосьев полный рот набрала? – спросила, нагло и безразлично поглядывая на заливающуюся рассказчицу.
- Верка! – пригрозила та. – Доиграешься, мать твою так!
А заноза, не торопясь дососав хребет, переключилась на другую жертву:
- Анка, закрой хлебало, а то от вожделения уже нереститься начала, - обратила злое внимание на выпавшие из приоткрытого рта сомлевшей толстушки, ясно представившей затянутый поцелуй в усищи, две икринки. Самка с недоумением посмотрела на неё до предела расширенными глазами, машинально подобрала икринки и равнодушно сунула в пасть.
- У него и грудь вся в шерсти, - приврала зачем-то Мария Сергеевна, а неугомонная Верка тут как тут:
- А ниже?
- Заткнись! – закричала вялая Анюта, но злюка и не думала затыкаться.
- Ты не очень-то расписывай, - озабоченно обратилась к Маше, - а то доведёшь девушку до оргазма.
А девушка с негодованием отмахнулась от неё и опять:
- Маш, а Маш, а глаза-то у него какие? Голубые, наверное?
Мария Сергеевна улыбнулась и примирительно разлила всем остатки солнечного зелья.
- Глаза? – повторила задумчиво. – Да как тебе сказать? Вроде и голубые, да не совсем. Может быть, и серые, но с голубизной, только очень-очень чистые, почти прозрачные, и такие, что когда смотрит на тебя, то кажется, что всю втягивает.
Анна опять раззявила рот.
И тут не вовремя запел мобильник, лежащий на подоконнике. Мария Сергеевна как-то уж очень быстро и нервно, словно ждала звонка, схватила телефон.
- Да! – отозвалась. Там с внятным придыханием спросили:
- Вы? – и она, не раздумывая, сухим чиновничьим голосом ответила:
- Перезвоните через… два часа, - и отключилась, так же нервно положив мобильник на старое место. Ей очень не хотелось, чтобы разговор услышали сороки и разнесли по театру, изрядно разбавив сплетней. И ещё очень не хотелось, чтобы таинственный экзотический незнакомец превратился в обычного тайно смывшегося знакомца.
- Он? – выдохнула Аня.
- Да нет, - отвела глаза в сторону Мария Сергеевна. – Так… - и наскоро придумала: - Учительница одна… всё просит организовать театральный кружок, - врала, непроизвольно скатывая кусочек хлеба в упругий шарик. Внимательно следившая за ней Верка не сомневалась, что звонил он. – «Было у них, всё было с этим неандертальцем», - убеждённо подумала она. – «Купилась недотрога!» - Да что мы всё о нём да о нём! – вспыхнула, покраснев от лжи, недотрога. – Был и сплыл! Что у нас своих, более интересных проблем нету? Кстати, - овладев собой, посмотрела невинными глазами на гостей, - как вам новая пьеса?
Верка поморщилась:
- Пошлятина на мещанском киселе!
- Значит, опять провалимся? – Анюта утёрла тыльной стороной ладони замаслившиеся губы. – Я и так задолжала за комнату.
- С Ё-Лизой в главной роли точно завалимся, - присоединилась к неутешительному выводу и Верка. Все трое замолчали, заранее переживая очередной крах.
- Как бы нам её сковырнуть? – высказала Мария Сергеевна тайную мечту не только троих, но и большинства актёров труппы, ставшей заложником неуёмной плотской страсти режиссёра.
- Не удастся, - отвергла приятную мечту рассудительная и практичная Верка. – Ковырять придётся и Аркашу – они срослись насмерть!
Аркаша, или Аркадий Михайлович, был главным режиссёром театра, а Ё-Лизой звали за глаза пассию режиссёра, в рождении названную Елизаветой и переназванную по-театральному – Элизабет. Анка горестно подперла пухлой ладонью выпуклую щеку с ямочкой.
- Аркадия Михайловича жалко, - протянула задумчиво. – Он – дядька хороший.
- Хороший! – презрительно фыркнула злюка. – От таких хороших и добреньких больше всего и страдают порядочные люди. Он для себя хороший, а тебе глаза и уши елеем мажет. – Помолчав и сжигая злобу, добавила, однако, объективно: - Хотя, режиссёр-то он, конечно, толковый. Но нам-то от этого не легче! – И опять замолчала, уткнувшись в тупик.
- Хорошо бы Ё-Лиза забеременела, - подбросила новую мечту находчивая Мария Сергеевна, - глядишь, через полгодика и сама сковырнулась бы.
- Не выйдет, - отмела Верка и эту мечту. – Думаю, она держит Аркашу в чёрном теле, и сама бережётся пуще египетской жрицы – смерть как боится потерять место примы. Бездарь бездарью, а мыслит себя в числе лучших драм-актрис нашего времени, а все неудачи сваливает на серую труппу и неблагодарного зрителя. – Смачно хлопнула себя по лбу, - Есть! Осенило! – и захохотала, закинув голову. – Для Аньки работёнка.
- Ага! Как что сомнительное, с душком, так сразу и для Аньки, - обидчиво произнесла толстушка, навострив, однако, маленькие чувствительные ушки.
- Не боись, - успокоила тощая подруга, - как раз по твоим эпизодическим ролям – будет для тебя тренировка, - и, враз посерьёзнев, поделилась осенившей мыслью: - Он-то ведь парень из горячего племени, наверняка еле сдерживается, а мы его ещё больше разгорячим, поможем прорвать секс-блокаду, пусть вставит ей это самое куда надо, когда она не успеет обезопаситься. Раз! Ё-Лиза – на сносях! – и снова задорно засмеялась.
Мария Сергеевна, поморщившись, не поддержала её энтузиазма.
- Как-то… не очень… - протянула раздумчиво, осмысливая иезуитскую идею, - не очень хорошо.
Инициаторша флангового сковыривания труппной богини помрачнела.
- Ещё как хорошо! – уверила всех и себя. – И ему будет хорошо, и ей