Шалава

ожидая совсем другой реакции. Не дождался. Она постояла еще с минуту, потом сняла куртку и села за стол.
    - Ты это специально для меня? Мог и не стараться. Вообще-то я селедку люблю… А еще виноград. А водка у тебя есть?
      Он принес бутылку водки, наполнил две рюмки.
    - У тебя правда сегодня день рождения?
    - Нет.
    -  Я так и знала! Поэтому можно не чокаясь. И не смотри на меня так…
    - Как?
     - Будто хочешь меня съесть. Я тут похаваю, а ты иди пока в душ…
       Вернувшись, он застал ее спящей на диване… Снятые сапожки валялись на полу. Спала она, свернувшись калачиком и по-детски засунув кулачки под щеку. И тихо, будто не дышала. Клюев сел рядом. Долго, безумно долго смотрел на ее кукольное личико, подрагивающие во сне ресницы. На рыжие, разметавшиеся огненным ураганом пряди волос. Потом она вдруг улыбнулась – кому, чему? А у него – комок в горле. И запах ее тела, который невозможно было перебить никакими духами. И новое старое желание – обладать этим телом. Только телом. И не важно, что будет потом…
       Чтобы успокоиться, пересел к столу. Выпил одну рюмку, другую, третью.
    - Не увлекайся, - услышал вдруг за спиной. – Почему ты меня не разбудил? Я скоро…
       Вернулась она в его халате, в который могла бы завернуться дважды.
    -  Хочешь посмотреть? – и распахнулась… Он потянулся за бутылкой, но когда посмотрел на эту мраморную, колдовскую фигурку без ничего, прежнее желание вспенилось неодолимой волной: он хотел этого! Хотел! Какой смысл притворяться и врать самому себе? Звякнуло разбившееся стекло… Сбросив с себя полотенце, он подхватил  ее миниатюрное тело на руки, перенес на кровать и задохнулся: от немыслимого счастья, накатившегося волной, от страсти, от вожделения, от ярости взбунтовавшейся плоти…
     

                                                                                                 5.

       Теперь они встречались каждую неделю.  Дни ожидания были для Клюева мукой. Он дал ей ключ от своей квартиры, надеясь, что она будет заходить просто так, без приглашения. На кухонном столе оставлял небольшую сумму денег «на колготки». Но нет, не зашла ни разу. И даже не звонила. Только в день свидания.
       Теперь уже другие мысли лезли в голову: у ней кто-то есть. Ревность захлестывала, как раньше – почти животная страсть. Все же у них были разные масти, и потому расставание казалось близким и неизбежным.
    - Пойдешь за меня замуж? – спросил он однажды.
    - Еще чего! Мне это не дано.
    - Почему?
    - Ненавижу мужиков. Им нужно только одно – потрахаться.
    - И меня ненавидишь?
    - Не-ет, ты другой. Какой-то беспомощный, что ли. Живешь в своем придуманном мире, боишься оглянуться по сторонам… У тебя есть виноград?
       Она обожала виноград, могла есть его килограммами. И еще – убираться в его квартире. Теперь на каждом свидании она перемывала Клюеву всю грязную посуду. Подметала пол. Потом закуривала сигарету и выходила на балкон. Все это время он завороженно ждал. Затем подходил, обнимал за плечи, дышал в  затылок…
    - Отстань, щекотно! Иди в душ, я сейчас буду…
       После бурной постельной сцены он снова тянулся рукой – к ее маленьким, крепеньким грудкам с торчащими сосками, к завиткам волос, к промежности, которую готов был ласкать бесконечно. Ведь они никогда не целовались – даже в кровати.
    - Ты еще не нае…лся, барсучок? – спрашивала она, насытив его тело до полного изнеможения, до крови. – Потерпи до следующего раза. Винограда хочу…
       И, сидя на кровати, бесстыдно раздвинув ноги с розовой раковинкой меж ними, начинала есть виноград. Отправляя в круглый ротик ягодку за ягодкой. Смакуя и закатывая чертовские глазки с рыжинкой. Не кусая, а давя ягоды языком – тем самым, что мог довести до небесного блаженства. Или вывалять в грязи.
    - Скоро я тебе надоем, и ты бросишь меня.
    - Почему ты так думаешь?
    - Потому что у меня ничего нет. Только тело. А тело рано или поздно надоест. И в жены я не гожусь…
    - Это еще надо посмотреть, кто кого бросит, - пробовал увильнуть он от прямого ответа.
    - Вот увидишь…
      Откуда в этой пигалице было столько взрослой серьезности?  Наверно, от той жизни, в которой уже не осталось ни жалости, ни сострадания.
    - Дашь мне денег?
       Могла и не спрашивать. Конвертик с деньгами  лежал на кухонном столе, и она об этом знала. Доев виноград, по-русалочьи соскользнула с кровати и пошла на кухню. Там она помоет посуду, потом оденется, накрасится, заберет деньги и хлопнет входной дверью.
       Не сказав ни «спасибо», ни «до свиданья».
       А зачем?..

                                                                                           6.

       И вот случилось то, что и должно было случиться: Вика пропала. Прошла неделя, другая… Телефон был заблокирован, а точного адреса, где она живет, Клюев не знал.
       Он не находил себе места. Уволился с работы и теперь целыми днями валялся на диване, уткнувшись взглядом в грязно-серый потолок. Потом собрался и отправился на поиски.
      Что он знал о ней? Ничего, кроме имени, даже фамилии не запомнил, когда смотрел ее паспорт. Она говорила, что учится в «путяге» на повара. Теперь прежняя «путяга» облагородилась и называлась «колледж». Походив по длинным коридорам, Клюев нашел нужную комнату.
       Кураторша группы – пожилая дама с паклевидной прической и тройным подбородком – подняла на него снулые рыбьи глаза и зевнула во весь рот:
    - А вы кто ей будете? - И, не дождавшись ответа: - А фамилия как?
    - Я не знаю фамилии. У меня есть фотография в телефоне…
      Кураторша нехотя поднялась со скрипучего кресла и посмотрела на фото:
    - Нет, молодой человек, у нас такая не учится. А вы кто ей будете-то? «Папик», наверно? Так у нас таких шалав – пруд пруди. Держись-ка ты от них подальше, мил-человек. Кого угодно доведут до греха…
       Еще несколько дней ушло на поиски места жительства. Покружив на машине по кварталу, куда он подвозил рыжую, Клюев понял, что это бесполезная трата времени. Искать надо среди сверстниц, подруг. А были ли у нее подруги? На ум приходил и другой вариант: обзвонить больницы, морги, милицию. Но страшно было услышать «да». Лучше отложить этот вариант. Пусть он будет последним.
       А вот и то, что нужно. Группка молодых девиц – накрашенных, нататуированных, напирсигованных,  с банками тоников в руках, по-галочьи облепивших сразу несколько парковых скамеек.
    - Знаете такую? – показал он фото. – Вика зовут. Рыжая…
    - Не рыжая, а крашеная, - сказала одна из девиц, лениво выпуская изо рта жвачный пузырь. -  Вон в том доме живет, - показала рукой, - в первом подъезде, на пятом этаже.
    - А квартира?
    - Не знаю. Направо, кажется…
       Клюев позвонил.  Дверь долго не открывали. Только после третьего звонка послышалось какое-то шебуршание, дверь отворилась. На пороге стояла женщина средних лет в рваном халате. Грязные сальные волосы, полубезумный взгляд, запах перегара…
    - Чё надо? – спросила хриплым, пропитым голосом.
    - Здесь живет Вика?
    - Жила… - женщина пошатнулась, ухватилась двумя руками за дверной косяк.
    - Что значит – жила?
    - А то и значит… Две недели назад увезли по «скорой». Таблеток нажралась…
    - Каких таблеток?
    - А я знаю? А ты кто будешь-то? Хахель ейный? Что-то она говорила… Слушай, дай стольник. Я верну! Я честно верну…
       С трудом удалось выпытать номер больницы. Дальше он почти не помнил, как добирался. Пожилой доктор с грустными уставшими глазами завел его в кабинет, смущенно поправил очки, предложил воды.
     - Это совершенно невозможно, - сказал через паузу. – Она до сих пор в реанимации, к ней никого не пускают. У нее врожденный порок сердца. Она знала об этом и готовилась… Не жила – доживала… Понимаете?
    - Разве нельзя сделать операцию? – спросил Клюев.
    - А вы представляете, сколько такая операция стоит?
    - Я найду деньги! Я продам квартиру, машину, возьму кредит…
      Доктор посмотрел на него поверх очков и с сомнением покачал головой:
    - У вас… у нас слишком мало времени. Да и везти нужно в профильную клинику.  А в больнице даже нет своего реанимомобиля…
       На ватных ногах, преодолевая стелющийся перед глазами туман, Клюев вышел в коридор и бессильно опустился на скамью. Потом поднялся и пошел к выходу. В глазах все плыло и качалось. И тут его догнал звонкий голос – её голос:
    - Папаша, подождите!
       Он вздрогнул, обернулся. Молоденькая – точь-в-точь его Вика! – медсестричка протянула ему листок бумаги. Хотел сказать «спасибо», но почему-то промолчал. Развернул листок и долго не мог прочитать расплывающиеся строки.
    «Я люблю тебя, барсучок. Извини, что так долго обманывала тебя. Я не виновата в том, что для одних жизнь подарок, а для других короткая поездка. И не вздумай носить на мою могилу цветы. Я их ненавижу…».

                                                     ~*~*~*~*~

       Прошел год. Клюев вернулся на прежнюю работу и все так же проводил время в бесконечном ожидании – кого-то, чего-то… Иногда смотрел в окно. Там, на лавочке у подъезда, его ждала тоненькая, хрупкая полуженщина-полуподросток. У нее озябли руки и покраснел смешной вздернутый носик. Но все так же полыхали огнем рыжие пряди, которые уже не могли никого согреть. "Подожди, рыжая, - думал он, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу. - Подожди, я уже скоро..."