На дороге вскачь несется повозка. В ней двое. Черноволосый с выразительными большими карими глазами молодой мужчина в одежде рыцарей храма св. Франциска. Одной рукой он просто нахлестывает плетью уставшую от бега лошадь, другой заботливо обнимает закутанное в рогожу молодое создание с белокурым личиком и зелеными глазами. Из под старой рогожи, в форме платка укутавшей девушку, выглядывает золоченый ошейник, плотно сидящий на худой шее. Это показывает на то, что она рабыня.
Дик Бругильбер спешит. Он должен попасть в город в порт, где норманны за плату доставят его со спутницей на земли Саксонии. Там они недосягаемы. Да, он нарушил закон, выкрав рабыню у местного феодала, но у него нет таких денег, чтобы ее выкупить. Хотя он на коленях умолял соседа о продаже ему девушки, клялся быть его вечным рабом, но тот только посмеялся в ответ. Но никто не может безнаказанно издеваться над одним из храбрейшим рыцарем храма церкви Христовой, не раз бывавшим в крестовых походах в Палестине.
И вот феодал заколот мечом, а девушку он выволок под вой и плач остальной прислуги и бросил в повозку. Та чуть живая от страха не сопротивлялась, а когда рыцарь, желая ее успокоить, ласково объяснил, что повезет ее за море на север в далекую Русь, откуда она родом к ее родным, то она успокоилась и с тревогой стала оглядываться назад, боясь, что стражники короля догонят их. Весть об убийстве уже дошла до дворца, Надо было поторопиться.
Уже уплывая с норманнами на их надутой парусами лодке Дик и Лени (Елена) услышали крики королевской рати, разгоняющей толпу на берегу. Но они были уже в безопасности.
Через несколько месяцев после этих событий недалеко от небольшого замка на границе Саксонии и варваров в небольшой деревне на берегу живописного небольшого озера построили свой нехитрый домик двое христиан муж с женой. Постепенно они распахали землю рядом с домом, завели живность и стали кормиться ее дарами. Говор мужчины был чужим незнакомым для этих мест, но женщина говорила на языке племени русичей. Постепенно селяне не видя от них вреда привыкли к новым соседям. Женщина даже в своем домотканом чепце казалась прехорошенькой, несмотря на усталость от постоянной тяжелой работы.
Детей у них не было. Но соседи стали примечать, что когда Дик уезжал в город продавать свой нехитрый урожай, то к ним в домик спешит молодой всадник, сын местного саксонского графа. Когда и как он улестил молодую жену Дика всем было неведомо. Только после его отъезда выбегала она в одной рубашке к озеру и смеялась сумасшедшим счастливым смехом, глядя на полную луну над ним.
Но любовь не может длиться вечно. Убил молодого графа прямо в постели жены, вернувшийся из города некстати Дик. Жену же, рыдающую и молящую о пощаде, он не тронул даже пальцем. Она была на сносях.
В ту же ночь граф, взяв с собой слуг, забил его до смерти, а тело сбросил в озеро. Вдова тогда родила от горя 8-ми месячного сынишку. Граф, решив, что это ребенок сына, дал ей золото и приказал слугам обустроить дом.
Прошли годы. Деревенька опустела, сместилась на пару миль дальше от озера, которое не иначе, как проклятым, все не называли. Подходы к нему заросли дремучим лесом, камышом и травой в человеческий рост. Лишь Бругильберы, потомки тех двоих, продолжали возле него жить. У них уже была великолепная ферма с козами, свиньями, коровами и несколько гектаров хорошо распаханной земли. Но рачительные ее хозяева умерли от холеры.
Шел 1934 г. В деревне ночью зажигается свет керосиновых ламп, над притихшим озером тоже мерцает пара огоньков. Это обитатели дома над ним зажгли вечерние лучины. Их семеро и они так бедны, что не могут купить себе даже керосина для лампы. Анни, вечно кашляющая и сохнущая от болезни и выпитого алкоголя, перебирает фасоль. Дед, отец Анни, лежит на куче тряпья возле печки с неизменной трубкой в руках. Дети сидят возле огня их пятеро. Старшая 17-ти летняя красавица черноволосая Генриетта, Гюнтер и Ганс 12-ти и 13-ти летние мальчики с непослушной копной каштановых волос на голове, на них старые выцветшие рубашки и штаны в заплатках. Рядом с ними я, Сабрина, мне уже 15, но я так худа и грязна, а белокурые волосы спутаны, что на меня ровесники юноши в деревне не обращали ни какого внимания, что меня горько обижало. М малышка Ольга. Ей 5 лет, и она плача потирает кулачками глаза, хочет спать.
С улицы донесся скрип повозки. Дверь открылась, и капли дождя хлынули прямо в комнату вместе с зашедшим в дом мужчиной в шляпе с худощавым угрюмым лицом. Хозяйка дома, встрепенувшись, кинулась, было, на встречу и застыла в тревоге. Гость, как бы упреждая ее вопрос, хмуро поглядев на детей, сказал
- Прости меня, невестка, я принес дурную весть. Генрих заколот ножом вчера на разборках, когда мы отстаивали свое право на территорию.
- Да как же мы будем жить без кормильца, - Анни свирепо вцепившись в дождевик мужчины, взвыла от горя в полный голос, - это ты, негодяй, втянул его в свои дела, кто мне детей теперь подымет?
- Уймись, невестка, - мужчина мягко отстранил ее руки,- да вы бы все равно с голоду померли, если бы я его в долю не взял, земли ведь у вас нет, всю давно за долги забрали.
- Ну, положим, огород возле дома остался, не пропадем, - робко возразила гостю заплаканная красавица Генриетта.
- Да брось ты это, дочка, что с этого огорода уже возьмешь, одно название, хорошо хоть дом не отобрали. Да кому нужна эта чертова рухлядь, еще возле проклятого озера,- с пылом вступила в разговор мать.
- И то верно.
- Ладно, кум, не сердись, снимай плащ, проходи к печке, садись, сейчас я с дочками стол накрою, помянем убиенную душу моего супруга, - при этих словах Анни, всхлипывая, направилась в соседнюю комнату сбирать нехитрую снедь.
Вскоре мы с Генриеттой постелили на стол праздничную скатерть. Мальчики радостно поглядывали на разложенные на столе привезенные мужчиной сладкие яства, печенье, конфеты, консервы. Казалось, что все забыли про скорбную новость, принесенную гостем. Но кто знал доподлинно жизнь обитателей этого дома, поняли бы, что отсутствие хозяина дома было детям как облегчение. Он по приезде домой страшно напивался, а потом бил жену и детей, случайно попавших под руку. Но я и Генриетта соблюдали видимость приличия. Я помнила, что в те дни, когда наш дом знавал лучшие времена, отец брал меня с собой в город на ярмарку, и я каталась вместе с ним на карусели на раскрашенных лошадках. По дороге домой я всегда засыпала, и он бережно нес меня на руках. Но это все, казалось, было в другой жизни. Страшные тиски нищеты сделали его злым, беспощадным пьяницей.
Спать мы с сестрой улеглись на печке, братья на полу на рваных тюфяках. У Ольги была своя кроватка и она и дед давно заснули под наши негромкие разговоры за ужином. После него Анни с гостем ушли в соседнюю комнату, туда, где она обычно уединялась от нас с отцом. Через полчаса мы услышали раскатистый бас гостя, смех матери и скрип старой кровати. Мы с Генриеттой переглянулись.
- Хоть бы стыд имели, это в поминки то отца!
Потом из их комнаты послышался шепот, услышав который, Генриетта, вдруг побелев, подскочила к двери, ведущей в соседнюю комнату, и, приложив ухо к дверям, напряженно вслушивалась.
- Ты чего?- я приподнялась с печки в надежде тоже услышать хоть слово.
- Тс, - Генриетта, обернувшись ко мне, приложила палец к губам.
А за дверью шел следующий разговор.
- Ну, ты знаешь, я тебя с детьми не оставлю, буду присылать или сам привозить деньги из города, но ты мои условия знаешь, я с покойным Генрихом давно все уже обговорил,- вкрадчиво шептал мужской голос.
- Она вроде бы с Андриясом, сыном Валюкаса, встречается, может замуж бы ее взял,- робко возражал ему женский.
- Анни, дорогая, бесприданница никому не нужна, а если возьмут, вечный укор и ей и нам, будет там, на правах домработницы, а то моя жена ее определит в свое заведение к девочкам, будет ходить в шелках да чулках фильдеперсовых, а понравится кому-нибудь из высших военных чинов, к себе заберет, и будет и ей и всем сладкая жизнь.
- Да, она лицом уродилась, словно кукла, а вот вторая, похоже, дурнушка. И в кого она белобрысая такая, не родила б сама, подумала, что подкинули,- засмеялась мать.
- Ну вот, все что надо я услыхала, - Генриетта со злостью стянула с меня одеяло, - но я не позволю им распоряжаться своей судьбой, я не буду работать в бордели у тети Женни, - рассказывала она мне, причем щеки ее горели.
Я только порадовалась после ее слов, что моя скромная персона не привлекла их внимание. Проснувшись глубокой ночью, я обнаружила, что рядом со мной никого нет. Генриетта исчезла, но я знала, где она. Наверное, собрала вещи, как она грозилась в сердцах матушке, да и ушла жить к Андриясу сыну Валюкаса Баниониса, одного из зажиточных хозяев деревни.
Глава 2
Генриетта бежала через густые заросли возле озера, стараясь не задеть о них тяжелый узел с собранными вещами. Моросил мелкий дождь. На ней было старое легонькое пальто да почти новая шаль.
Перед деревней находилась мельница. Девушке стало теплее на сердце, когда она увидела там свет. Значит ее любимый сегодня там. И она выполнит свой с ним уговор. Конечно, придется терпеть притеснения его матери, которая не любила Генриетту и не одобряла ее отношений со своим сыном, но его отец человек добрый, раз он разрешил сыну жениться на бесприданнице.
- Любовь моя, голубка сизокрылая, что случилось? - вышедший из пристройки высокий светловолосый юноша, обняв девушку, вопросительно посмотрел ей в глаза, при этом забирая тяжелый узел у нее из рук.
- Не спрашивай, я тебе все расскажу, я не вернусь к своим, они меня продают, у меня нет больше дома,- плача на плече у юноши проговорила Генриетта.
- Идем к отцу и матери, наверное, настал решительный миг в нашей жизни,- твердо сказал юноша.
- Да, как скажешь, любимый, - Генриетта устало соглашаясь пошла с ним в поселок.
Когда молодые, постучав, вошли в дом, старая Прускене побелела и, отведя мужа в сторону, прошептала:
- Гони ее, шалаву, голь, рвань, отбросок, она сделает нашего мальчика несчастным, потому что ее сумасшедшая семейка рядом, всем известно, чем ее отец и дядьки занимались, а тетка в городе бордель содержит.
- Слушай, жена, почему эта красивая девушка должна отвечать за родительские грехи? Когда она этим летом работала у нас не покладая рук, разве она тебе не нравилась?
- Да, она хорошая батрачка, но невесткой я ее видеть не хочу! - переходя с шепота на крик Прускеке сердито взглянула на поникшую от ее слов Генриетту.
- Как я решил с сыном, так и будет. Проходи, дочка, горница на сегодня ваша. Я договорюсь с ксендзом, он на днях вас обвенчает.
- Вот, вот, ты хоть подумай, ведь они же лютеране, хотя ее родители ни в одну из церквей не ходили, да и дед с бабкой такие же были, еретики, одним словом пьянь, погань, тьфу! - Прускене с ожесточением взялась за скалку, домешивая тесто на столе.
При этих словах молчавшая покорно Генриетта вспыхнула, покраснела, собралась, было возразить, но Андрияс, заметив это, быстро, едва ли не бегом, потащил ее в горницу. Устраиваясь на роскошной кровати с пышными подушками, девушка с обидой прошептала:
