вежливость также может стать преградой между близкими людьми, так как вежливость холодна и неискренна. И, по моему мнению, вежливые люди – это лживые люди, что-то скрывающие, и что самое противное, эта их вежливость-враньё слишком очевидна, и они её не всегда и скрывают. Кто знает, какой ужасный и нехороший человек скрывается под маской вежливости. Давайте будем открытыми и честными друг с другом, долой лживую вежливость, которая встаёт непреодолимой стеной между людьми! Но, если кроме вежливости, в вас останется только грубость и хамство, то лучше будьте вежливыми, и пусть окружающие видят в вас тех, кто вы есть на самом деле, а не тех, кем вы хотите казаться.
***
Сквер захотел увидеть меня через два дня. Я возвращался на автобусе с курсов, как вдруг увидел за окном знакомые очертания, Автобус остановился. Многие водители автобусов, видимо, считают, что объявлять остановки необязательно.
Я вдохнул полной грудью. Воздуха чище я не встречал даже в моём родном городе. Я вошёл в сквер, сердце волнующе стучало, как будто я шёл на свидание. Появление сквера на моём пути означало то, что я принят в «скверный клуб». Я шёл по тропинке возле скамеек, высматривая знакомых, но ни Николая Сергеевича, ни Карина, ни даже Романа не было видно. Не люблю заводить новых знакомств, как-то неловко себя ощущаю, потому что не знаю, хотят ли со мной знакомиться; лучше, когда первые шаги делают другие люди, я вижу, что они со мной хотят пообщаться, и чувствую себя более раскованным, но сегодня, видимо, мне придётся первому заговаривать с членами нашего клуба. Почему-то сегодня меня тянуло на общение, да и хотелось более подробно узнать о замечательных людях и нелюдях, посещающих сквер. Я глазами выбирал себе «жертву». Удивительно, что в этом сквере не было тех нахальных особей, которые, может, даже и сами не замечая, выделываются, называя себя «нормальными пацанами», применяют этот термин к другим таким же уродам и ведут себя крайне вызывающе и противно. Я не могу их терпеть, но они везде, и только здесь в сквере я таких пока не встречал. Я к людям, вообще-то не очень требователен: главное, чтобы они не «гнули пальцы» и относились ко мне хорошо.
И вот я на одной из скамеек заметил научного сотрудника, который сидел в одиночестве и отдыхал после трудового дня. Я, слегка колеблясь, двинулся в его сторону. Сотрудник РАН взглянул на меня сквозь круглые очки, он и сам был довольно округлой формы, и встал мне навстречу.
-- Здравствуйте, молодой человек, -- научный сотрудник протянул мне ладонь, кисть и пальцы оказались на удивление тонкими, рукопожатие было довольно мягким и я тоже ослабил своё.
-- Виктор, -- представился я, усилием воли заставив себя не шаркнуть ножкой.
-- Михаил Платонович Гарин. – Назвал он себя, и я пожалел, что сказал ему всего лишь своё имя. – Я вижу, вы хотите побеседовать, не так ли?
-- Да, если вас это не затруднит.
-- Никоим образом, присаживаетесь. Общение с разными людьми расширяет кругозор.
Мы сели.
-- Вы ведь, кажется, обычный человек? – Спросил Михаил Платонович.
-- Да, вполне.
-- Простите, я надеюсь, не оскорбил вас тем, что назвал обычным человеком, каждый человек по-своему необычен, но просто здесь много людей, которые и не люди вовсе.
-- Нисколько не оскорбили, я понял, что вы имели ввиду – сам два дня назад познакомился с Карином.
Михаил Платонович покивал. Я достал сигареты и предложил сотруднику РАН.
-- Нет-нет, я не курю, но вы, пожалуйста, если хотите. – Отказался учёный.
Я закурил. Как и в первый раз в сквере я почувствовал небывалое умиротворение. Здесь спокойно и в тоже время столько удивительного и фантастичного.
-- И что, много здесь необычных людей? – Спросил я.
-- Самое большое скопление, но вы, наверное, имеете в виду нелюдей? Их тоже достаточно. Оборотень Вера, к примеру, она активист движения, целью которого является занесение в Красную книгу оборотней, вампиров, домовых и прочих переходных звеньев от животных к человеку.
-- А разве люди произошли не от обезьян? – Выдохнул я вопрос вместе с сигаретным дымком.
-- Не все, молодой человек, не все. Впрочем, современные представители так называемой нежити – это, скорее всего, побочные ветви рода Homo. Вера является представительницей вида Homo Vervolfus. Она и себя называет не Вервольф, а Верафольф.
-- Забавно.
-- Кстати, Виктор, если вы считаете, что мы с вами принадлежим к виду Homo Sapiens, вы, как и бОльшая часть прогрессивного человечества, глубоко заблуждаетесь. Я встречал здесь настоящего Homo Sapiens, мы с вами и близко с ним не стоим. Я даже разработал новую классификацию, которую, конечно же, в Академии Наук осмеяли, по которой большинство людей, в том числе и мы с вами, принадлежим к виду Homo Vulgaris, потому что до Sapiens нам ох как далеко.
-- Неужели в этом городе такое скопление чудес? – Обратился я за разъяснениями к Михаилу Платонову.
-- Спешу заметить, -- отозвался мой собеседник, -- что скопление чудес наблюдается не в городе, а в сквере, который является местом посещений как просто людей, так и просто не людей. Хочу сказать, что по собранным мною сведениям, не все нелюди посещают наш сквер, и не всех сквер принимает.
-- Послушайте, -- мне давно не давала покоя одна мысль, -- а в Академии Наук знают об этом сквере?
Академик втянул носом воздух:
-- Вы не представляете, какое количество времени я потратил, пытаясь выбить субсидии на исследования нашего сквера и на его некоторых посетителей. Несколько лет назад я начал борьбу с остолопами у власти в РАН, я доказывал, показывал снимки, приводил свидетелей, но меня не слушали. Только однажды, видно, чтоб отвязаться, сюда направили московских уфологов. Те никакой сквер не нашли и, подписав резолюцию, умчались искать свои летающие тарелки, о которых им мог всё рассказать Карин, если бы те проявили терпение и настойчивость в поисках. После этого любые начинания в этом направлении пресекались в корне. А ведь я, молодой человек, до этого был на хорошем счету, теперь доверять мне серьёзные исследования считается дурным тоном. Я фактически уже не занимаюсь наукой. Но я плюнул на неё, я теперь лично провожу описательные исследования, пишу книгу о сквере, о тех феноменах, которые сюда наведываются, о людях и даже о деревьях. Вы не поверите, Виктор, здесь даже деревья не совсем обычные. Я даже начинаю подозревать, что в некоторых из них души дриад, а дриады маскируются под обычных людей. Так что я вам, молодой человек, Виктор, не советую рвать листья и ветки и тем более вырезать что-нибудь на коре деревьев. У меня, правда, ещё нет подтверждения, а только гипотеза, но я в последнее время много наблюдаю и, похоже, скоро получу достоверные факты.
-- И как столько народу сюда помещается? – Изумился я.
-- Этот сквер больше, чем вы думаете, молодой человек. – Михаил Платонович никак не мог определиться, называть меня Виктором или молодым человеком. – Он открывается вам по мере вашего пребывания в нём. Для вас пока сквер небольшой, но с течением времени вы убедитесь, что сквер огромен. Люди и другие существа живут обычной жизнью за пределами сквера, но здесь они отдыхают телом и душой, здесь райский уголок, где им не нужно никем притворяться.
Действительно, Михаил Платонович был прав: в сквере я понимал и принимал то, что в другом месте мною было бы осмеяно.
-- Здесь, Виктор, все разные и неповторимые, даже среди людей, но всех членов нашего неофициального и не совсем клуба объединяет какая-то общая черта, которая и служит «членским билетом». Что это за черта, я никак не могу понять, но я уверен, что со временем я это узнаю.
Тут я увидел Николая Сергеевича, который, озираясь, шёл по тропинке. Он тоже меня заметил и, обрадовавшись, направился к нам.
-- Привет, Михаил Платонович, привет, Виктор! Я так и знал, что ты ещё к нам заглянешь.
-- Почему? – Поинтересовался я.
-- Ну, сквер не мог бросить такого хорошего человека.
Я, кажется, покраснел от комплимента.
-- А мы с женой уже ходили в детский дом, -- говоря, Николай Сергеевич так и светился, -- оказывается, нужно столько бумаг для этого – ужас!
Мы с Михаилом Платонович расплылись в улыбке – радость Николая Сергеевича передалась и нам.
-- Эх! Жалко Романа сегодня нет, ты, Михаил Платонович, задал бы ему жару.
-- А! Прекратите, Николай Сергеевич, Романа уже ни в чём не переубедить. Он по уши купается в чудесах, но с таким ярым упорством их отрицает, что даже я иногда начинаю в них сомневаться.
-- Ну что? По пиву? – Предложил Николай Сергеевич.
-- С удовольствием, -- согласился Михаил Платонович.
-- Виктор?
-- В обязательном порядке, но сегодня угощаю я – в честь своего принятия в вашу общину.
-- Возражений нет, -- заявил Николай Сергеевич, -- единогласно.
И я побежал за пивом к знакомому лотку. На травке за импровизированной скатертью, заставленной закусками, фруктами и выпивкой, сидела компания юношей и девушек численностью в пять человек. Удивительно открытые и добрые лица, будто бы они сошли со страниц романов о фантастических утопиях.
-- Присоединяйтесь к нам! – Позвала меня, смеясь, одна из девушек.
Я улыбнулся, всегда приятно беседовать с симпатичной дамой:
-- С удовольствием, но я с друзьями.
-- И друзей зовите, -- отозвался юноша.
-- Хорошо! – Я помахал рукой Михаилу Платоновичу и Николаю Сергеевичу. – Идите сюда! Нас приглашают!
Я не ожидал такой прыти от моих новых знакомых, они как будто ждали приглашения.
-- А я пока за пивом, -- отпросился я у молодёжи и рысью направился к лотку.
Когда я вернулся, Михаил Платонович и Николай Сергеевич уже занимали места у скатерти, кружок ещё раздвинулся, впуская меня. Я умудрился притащить десять бутылок пива, чем вызвал бурю восторга у окружения. Мы стали, смеясь, знакомиться. Вани, Пети, Маши, Нины и Милы смеялись и шутили. Я постоянно вставлял свои шуточки в разговор, чем вызывал неизменный смех. К Михаилу Платоновичу и Николаю Сергеевичу относились с уважением и слегка с иронией, меня приняли за своего и отпускали шуточки и в мой адрес. Ваня абсолютно беспочвенно ревновал Машу ко мне. Я, конечно, Маше понравился, но не как потенциальный жених, а как новый человек в компании, на которого первое время всегда больше обращают внимание, чем на старых друзей. Кто меня всех больше удивил, так это Михаил Платонович. Знал я его без году полчаса, но у меня уже сложилось о нём определённое мнение как о человеке серьёзном и слегка чопорном. А он принялся травить анекдоты, причём весьма смелые, от которых мы покатывались со смеху, а девушки иногда краснели. Николай Сергеевич молчал, но с удовольствием всех слушал.
Спустя некоторое время мы с Ваней отошли в туалет. Пиво развязало мой язык. Я остановил его:
-- Ты куришь?
Он кивнул.
-- Давай постоим здесь, покурим, -- предложил я ему.
-- Я суюсь не в своё дело, -- начал я, когда мы задымили,-- поэтому, если не захочешь говорить, сразу же останови меня. Кажется, ты не равнодушен к Маше?
Ваня тут же напрягся:
-- А что?
-- Не пойми меня неправильно. Поверь, у меня на неё никаких планов нет. Я хочу поговорить не о ней, а о тебе. Ты её любишь?
Ваня устало взглянул на меня:
-- Неужели это так заметно?
Я покивал. Он вздохнул:
-- Никак не могу выбрать подходящий момент поговорить с ней. Да и решиться не могу. И чем дальше, тем труднее. Она относится ко мне хорошо, как к другу и желает всего самого
