Наш человек в Вашингтоне

Почему и сахар – белый-белый --
Должен делать чёрный негр?

В. Маяковский,
Блэк энд уайт


Мы их всегда любили. Когда смотрели александровский «Цирк». Когда переживали за Патриса Лумумбу. И позже, когда уже переживали собственно Патриса Лумумбу. Когда заступались за Анджелу Дэвис и отчисляли  свой однодневный заработок, чтобы обеспечить ей  бигуди, без которых появляться на заседаниях американского суда  было просто немыслимо. И никто не знал, сколько они там, в Америке, стоят, и все волновались: хватит ли денег. И лучшие представители  передового класса предлагали на всякий случай перечислить ещё один дневной заработок. И успокаивались только тогда, когда по ТВ или в газете «Правда» видели  фото, свидетельствующее о том, что с шевелюрой у неё пока всё в порядке. Но тут же случалось что-нибудь ещё. Например, убивали Мартина Лютера Кинга, и мы снова отчисляли однодневный заработок, чтобы скинуться ему на венок. Мы прилежно переписывали слова и разучивали жалостливые песни вроде «Опускается вечер, чёрный как я» или «Мы тоже люди, мы тоже любим, хоть кожа чёрная у нас…» Или, на худой конец, «Любить тебя легко и просто…»  Потому как любить их русскому человеку было действительно легко,  просто и естественно – прямо  как сплясать «барыню».  Чтобы полюбить белого  Серёжу, Петра или Васю,  порядочная девушка, комсомолка, должна была убедиться, что он не тунеядствует, а работает. Причём, желательно не где-нибудь, а на общественно значимом предприятии тяжёлой промышленности, чёрной (цветной) металлургии или – лучше – по линии министерства среднего машиностроения. Но и этого было  недостаточно. Для возбуждения в душе нашей девушки искреннего и прочного чувства советский парень должен был ещё и состоять активным членом чего-нибудь, выступать на партийных (комсомольских) собраниях с принципиальных позиций, участвовать в добровольной народной дружине или уж, как минимум, вести здоровый образ жизни, не слушать вражеские «голоса» и  заниматься спортом. Просто страшно подумать, сколько всего разного требовалось от парня, чтобы лучшая в мире советская девушка могла его полюбить! Совсем другое дело они. Принадлежность к негроидной расе сама по себе служила гарантией самых лучших человеческих и гражданских качеств. Для наших правильно воспитанных комсомолок разумелось само собой , что под кожей цвета смазного ялового сапога непременно  гнездятся  кипенно белые мысли, чувства и намерения (в самом деле: а где же им ещё и гнездиться!)   И если бы наше руководство почаще раскошеливалось на проведение международных мероприятий вроде фестиваля 1957 года, то к нашим дням  популяция  доморощенных негроидов достигла бы таких размеров, что мы могли бы вполне достойно выглядеть в глазах заокеанского гегемона. Но…  Приходится признать, что этот потенциал укрепления  международных позиций страны мы использовали крайне недостаточно.
Любой правильно воспитанный советский парень испытывал   чувство глубокого удовлетворения, если его девушка  удостаивалась чести быть приглашённой на танец   представителем   несправедливо угнетаемой «там» расы. А если отдельно взятый молодой человек находил не вполне уместной зарубежную манеру приглашения, напрямую  заимствованную из культуры перетягивания каната, или высказывал возражения против того, чтобы чёрный партнёр во время танца исследовал качества ягодиц упомянутой девушки,  он приглашался в специально отведённое место.  И там хорошо осведомлённые люди в штатском разъясняли парнишке принципы достойного поведения  в высококультурном советском обществе.  После таких объяснений, идеологически выдержанных и  весьма доходчивых, эстетически недоподкованный комсомолец чаще всего письменно умолял родную власть поверить, что он вовсе не является проводником уголовно наказуемых у нас  идей махрового расизма. И уже до конца жизни считал за высокую честь не только приглашения на танец, а и, если случится,  рождение в его семье чёрного ребёнка. Ну, чем не «Цирк»!
Их у нас обожали везде. Проходя, например, по территории какого-нибудь российского элеватора и задав женщинам, в поте лица своего закидывающим в вагоны золотистое зерно, вопрос: кому отгружаем, весьма часто можно было услышать тёплое и сердечное:
-- Черножопым!
В этом  ласковом определении, на которые так богат и  щедр наш народ, отражается уже не какая-нибудь там сухая официальная  дружественность, а глубокая, граничащая с интимом, любовь. В самом деле: ведь оно как правило даётся людьми, никогда не имевшими близких отношений с теми, к кому  относится, и посему не обладающими бесспорным доказательством верности  этого утверждения.  Ведь широко известно, что, скажем, у шимпанзе  эта часть тела окрашена в совсем уж неожиданный интенсивно красный цвет.  И если при этом учесть, что учёные, приверженцы дарвинизма, до сих пор сбиваются с ног в поисках недостающего звена,  то следует признать, что  такое звание является не только доброжелательным, но и в высшей степени оптимистическим.
Справедливости ради, стоит заметить, что и в нашей среде находились отдельные представители, не охваченные присущей большинству пламенной любовью. Бывало, что когда наши высокие руководители находились в очередной поездке по самым жарким местам планеты, а общественное мнение, пользуясь этим, расслаблялось, снижая свой контроль, эти отдельные начинали позволять себе высказывания вроде: «Вот мы их кормим, кормим, а какой нам от этого прок?» И, не услышав исчерпывающего  ответа, с расстройства хватали полстакана и запевали интернационалистическую песню «Ай-я-яй-я-яй-яй, убили негра, убили!» А сознательные члены общества тут же с энтузиазмом подхватывали: «Ни за что ни про что, суки, замочили!» -- и каверзный вопрос в очередной раз отодвигался на самый задний план.
И мы продолжали их любить. Любить настоящей любовью, которая не задаёт себе вопроса: «За что?» А просто любит. За то, что они вот такие: чёрненькие, блестященькие.  За то, что они есть. Ведь только задумайтесь: какое счастье, что они у нас, на этой Земле, есть! И вас мгновенно охватит известное с детства сладкое ощущение.
Но в то же время в самых высоких сферах, несомненно, знали и такой секрет, который серой массе знать не полагалось. Они-то имели самые точные сведения о том, что наши старания и наша бескорыстная, самоотверженная любовь непременно когда-нибудь принесут-таки свои вполне ощутимые плоды.

И вот -- такие времена пришли. Первой ласточкой, несомненно, была Она. Очаровательная и несравненная.  Господи, как же мы измучились, ожидая, когда же, наконец, наши самые-самые, до слёз и копоти любимые, обожаемые недостающие звенья начнут, наконец, влиять на эту чёртову Америку, которая веками их истязала, продавала за фальшивые доллары, водила по улицам на верёвке и линчевала по каждому поводу и без повода. О, божественная! Мы любовались ею как царицей Савскою. Надо сказать, что  за всё время своего пребывания на людях она, подобно известной царице, так и не осмелилась обнародовать свои уникальные ножки. Отсюда все мужчины мира могли сделать вывод, что они мало чем отличаются от ножек той самой царицы. Но оставим это. Лучше взглянем на её совершенный носик. Она, конечно, не читала. Но мы-то при взгляде на неё никак не можем не вспомнить русского писателя Гаршина и его гениальную «Лягушку-путешественницу». Я даже подозреваю, что, излагая жизнеописание своей героини, Всеволод Михайлович проявил свойственную многим деятелям искусства способность к предвидению. В самом деле: чем не путешественница? Я уж не говорю о лягушке…
Путешествуя по миру за счёт американских налогоплательщиков, она принесла немалую пользу всем остальным – кроме США! – странам, за что они должны быть ей перманентно благодарны. Чего стоит только одно её высказывание о том, что принадлежность богатств Сибири и Арктики  одной стране – России – есть «большая несправедливость»! Если бы она не отметила этот факт, то разве Россия почесалась бы ещё каких-нибудь 50…100 лет и начала бы развивать свои структуры, призванные к тому, чтобы освоить и безусловно удержать эти территории? Да Боже упаси! Когда это Россия решалась на такие действия без прямых указаний иностранных друзей! Я, конечно, не обладаю полномочиями Президента. Но я бы наградил эту несчастную в личной жизни золушку медалью «За заслуги перед Отечеством» -- ну, хотя бы 4-й степени – за то, что она вовремя обратила внимание наших властей на существующую – и прогрессирующую – проблему. А в чём, как вы думаете, причина  такого всепобеждающего желания сделать нам доброе дело? Всё очень просто. Её же на родине в примерочные в супермаркетах не пускали, а заставляли примерять платья где-то в грязных складских помещениях. Ей там цирк запрещали посещать! (Непонятно, почему именно цирк)  А тут она – гляди себе! – человек. И целой великой стране может  чего-то там указывать. И грозить ей своим плохо отмытым негритянским пальцем! Вот она и решила потрафить этой стране за то, что та не только всегда боролась  за права таких, как она, но и сейчас выслушивает её тирады с самым серьёзным видом.
Нет худшего угнетателя, чем вчерашний раб. Это общеизвестно, и т.н. «просвещённый»  запад широко этим пользуется.
Но это были лишь цветочки.
Главное пришло нежданно-негаданно. Это когда зажравшиеся янки сошли уже с ума окончательно и решили, что им всё дозволено. Даже поставить пресловутое промежуточное звено на пост президента. Это звено росло себе на Гавайях, женилось на таком же и было бы полностью счастливо, если бы его просто  оставили в покое.  Но янки решили по-другому. Они сочли, что достигли уже такого уровня, что могут поставить во главе своего государства любое человекообразное существо и заставить весь остальной мир воспринимать его  как нечто вполне серьёзное.  Мир, мол, и не такое сожрёт! И всё бы шло нормально, если бы не Россия. От позиции России янки взбесились совершенно и стали откидывать совсем уже невообразимые фортели. Они издержали какие-то несуразные деньги, например, на Украину. Если бы они перед этим посоветовались с нами, то мы смогли бы подсказать им гораздо лучшее применение этим деньгам. Но они предпочли Украину. И в этом сказались кондовая американская тупость и совершенное незнание ситуации. Уж кто как не Россия знает, что хохлам хоть какие деньги отвали – прожрут, и только!
Но главное сделали, конечно, не они. Главное сделал Он – наш самый-самый человек в Вашингтоне. Уже с первых шагов, когда его возлюбленная  от полноты чувств заключила в страстные африканские объятия чопорную английскую королеву, мы сразу поняли: пришли наши люди. И хоть он несколько позже и прервал с ней супружеские отношения, для нас это не изменило ничего. Мы всё равно знали: у руля самого несносного государства наконец-то оказался по всем признакам наш человек. Во-первых. … Скажем так: до сих пор не сомневаемся, что эта часть тела не окрашена у него в интенсивный красный цвет. Во-вторых, демократичный (позволим себе напомнить инцидент с английской королевой)  А в-третьих…
В-третьих, мы имеем все основания считать, что если бы не он…
Да. Если бы не он.
Если бы не он, то не видать бы нам