Кому была нужна смерть Пушкина?

Геккерна – Верстолку).

Письмо написано на другой день после кончины А.С.Пушкина. Геккерн искусно формулирует выгодную ему версию, подчёркивая благоволение к нему и Дантесу «всего петербургского общества»,

сообщая о благоприятной реакции царя,

сочувствии Строгановых и Нессельроде ( последние упомянуты в письме трижды: одна из влиятельнейших фамилий России была известна адресатам письма и пользовалась их уважением).

Не случайно Геккерн повторяет и напутствие царя умирающему Пушкину – это для того, чтобы выбелить своего педерастического «сына», убившего дикого русского нехристя.

А теперь вспомним реакцию на смерть Пушкина российского императора Николая Павловича Романова:
« Здесь всё тихо, и одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и служит пищей разным глупым толкам. Он умер от раны за дерзкую и глупую картель, им же посланную, но слава Богу, умер христианином».

В ответ на слова Паскевича: «Жаль Пушкина, как литератора, в то время, когда талант его ещё созревал, но человек он был дурной», - русский царь ответил : « Мнение твоё о Пушкине я совершенно разделяю, и про него можно справедливо сказать, что в нём оплакивается будущее, но не прошедшее».

И понятно становится, что как для царя, так и для церкви в целом, Пушкина одинаково важно было похоронить «достойным христианином», дабы не было «глупых толков», а вот в оценке творчества царь с церковью и «демократическая критика» разошлись.

Царь хоть оставлял ему с Паскевичем надежду на будущее… впрочем, что можно ожидать от Цензора, прочитавшего «Медный всадник» и запретившего его печатать то ли по недомыслию, то ли , из страха пред Истиною, что вернее?

«Я говорил пред хладною толпой
Языком Истины свободной,
Но для толпы ничтожной и глухой
Смешон глас сердца благородный.
Везде ярём, секира иль венец,
Везде злодей иль малодушный,
А человек везде тиран иль льстец,
Иль предрассудков раб послушный» (1822 г.)

… «Пушкин – самый трудный поэт для понимания. Легко скользить по поверхности его поэзии… легко скользить и пролететь в пустоту. Вместо наслаждения хмельным тонким ароматом поэзии пушкинской мы часто принимаем его музу безуханной. Пушкин оказывается не только поэтом, но и священным трагическим героем, укрывшим Священство своё под ризою поэзии!» (А.Белый, «Луг зелёный», М.1910, стр.179-180).