Посох Адама.

от меня и ответную благодарность.
  Что моё, то только моё! И не частью, по контракту о совместном использовании средств после продажи, а целиком!
  «Кристоф, Родину я могу продать, но только с условием, что на вырученные средства смогу выкупить её обратно и прикупить ещё земли».
  - Я плохо понимаю, - удивился Кристоф, - ты отказываешься от денег? От денег  не отказываются! Их оскорблять нельзя!
  - А отсутствие денег – это их месть за нанесённые им оскорбления?
  Кристоф задумался, подвигал плечами, создавая хрустом и шипением плаща тревожную обстановку в номере, и признался:
  - Деньги я люблю! Деньги, они живые! Они живее Ленина! А ваш Ленин живее всех живых!
  - Был, пока портрет его печатали на банкнотах.
  - Вот-вот, я правильно рассуждаю. Деньги - всегда живые.
  - А Посох?
  - А Посох – старая ветка из тамаринового дерева. Дерево такое, тамариновое.
  - Из какого дерева?
  - Ещё раз повторяю: из тамаринового. Экспертиза показала…
  - Постой, но ведь,… - и я  прикусил язык.
  Кристоф ждал от меня подобной реакции. Он не хуже меня знал, что никакое тамариновое дерево в центре Эдема не росло.
  Старушка векша послала его по ложному следу – за второй копией Посоха.  И Кристоф с самого начала знал, что он отыскал не оригинал.
  Однако  раньше в характере законопослушного немца не было устремлений так нагло, по-русски-нахраписто, предъявлять экспертам  дешёвую копию, обманывать и через подставных лиц убеждать их в подлинности артефакта?
  Я вдруг вспомнил заметку из жёлтой прессы и засмеялся:
  - Забыл совершенно! Последняя жена у тебя, Кристоф, русская? Теперь тебе есть  кого слушаться, внимать советам, и богатеть на продаже воздуха.
  Кристоф сказал:
  - С волками жить… Зато, у нас есть средства на дальнейшие поиски, время и новые возможности.
  А у меня – Первая копия Посоха, она хранилась в чулане. И жена Кристофа тонко рассчитала, что в случае разоблачения  немца, можно было бы реабилитироваться моим Посохом. Подкинуть Его в какой-нибудь «Хапоалим Би Эм» или «Барклайс Банк».
  Кристоф – прилежный ученик. Быстро усвоил уроки по российскому предпринимательству, данные ему женой, но не допёр до главного – что с этого момента не мы будем руководствоваться здравым смыслом, не мы будем соперничать друг с другом, стараясь опередить и перехитрить себя, но наши русские жёны. Их соперничество – наша смертельно опасная дружба. Я, например, был абсолютно уверен в стратегических и тактических способностях своей супруги.
  Что касается Кристофа, то мне хотелось представить диалог молодожёнов так:
  - Милая, как тебя там, Брунгильда Ивановна? Посоветуй, что мне делать? Поделиться с Олегом денежкой, или насрать на него и забыть?
  - Иди ты в жопу со своим дележом!
  - Спасибо! И ты иди туда же со своими советами!

  - Мы шли неверной дорогой, товарищ! – сказал Кристоф словами своей супруги. – В этот раз, я думаю, надо использовать знания Финкельштейна и придерживаться «Новой хронологии» Питера Ван Дер Вина, Димона Бимсона и Дэвида Рола. Этот путь самый реальный. На нём мы встретим не ужасы и обман, но долгожданный Посох. Хватит, поиграли в сказки и мифы!
  - С какого времени будем вступать?
  - Думаю, что с самого начала. Почти, с самого начала.
  - Получится?
  - Не получится, используем другие три возможности.
  Затеплилась надежда. В залоге оставалась первая копия. Всё-таки, незначительно, но мы продвинулись в поисках?
  - Подпишешь? – спросил Кристоф, ещё раз бережно разгладив контракт.
  - Всенепременно, дорогой друг!

  Сопротивление (упражнение) пятьдесят первое.
  «С утра – стакан живой воды из Николиных ключей. И вечером – полтора стакана настоя из хоху, корня мандрагоры, лимонника, щепы слонового дерева, головки чеснока, двух зёрен афганского ореха. Накалить ржавый гвоздь докрасна и на секунду опустить в настой. Выпить. После чего, лёжа на спине, проделать  дыхательные упражнения – до момента ощущения холода в пальцах рук, покалывания в ладонях и лёгкого головокружения…»
 
  Я чувствовал, что Бэс находился рядом. Всматривался в меня из укрытия и выжидал, когда я совершенно ослабну и позову его на помощь…
  Сфера была бесконечной: край светлеющего неба касался звёзд. Туман «приседал», густея, и набирался сил перед прыжком  к свету. Из него выплывала голова громадного чудища Хармариса с золотым диском во лбу и пробудившимися на голове аспидами. Греки называли его Великим Сфинксом, египтяне ошибочно принимали  за Бога.
  Из Аджи-Чая – на Восток, через перевал, - в долину Ардабиль спустился Хармарис следом за своим хозяином, Богом ЭА, у которого был надёжным стражем.
  Эа, раскинув руки, и стоя на коленях, встречал рассвет.
  Он находился ко мне спиной.
  Аспид, обнаружив меня, изогнулся и что-то прошипел в ухо Хармарису. Хармарис медленно и неохотно повернул голову в мою сторону. В глазах его мутнело полное безразличие. Так же медленно он отвернулся от меня. Бог Эа продолжал молиться.
  Страха перед чудищем я не испытывал, будто знал его давно в живом  воплощении, а  не каменной копией возле пирамид на плато Гизы.
  Меня осторожно тронули за плечо. Я резко обернулся. Так резко, что хрустнули шейные позвонки. Передо мной стоял мужчина лет сорока, одетый в льняное рубище до пят. В руке он держал Посох. Тот самый, настоящий и долгожданный Посох. Узнать Его мне было легче, чем спутать с подделкой. Я уставился на Посох.
  - Мир тебе, брат, - тихо сказал мужчина. – Отец Небесный спустился к нам вкусить человеческого хлеба. Несу дары ему свои. Как думаешь, брат Авель, примет Он мои дары? Почему молчишь, чего испугался, брат мой, любимый Авель?
  «Кристоф мог и ошибаться, когда убеждал меня в том, что история про Каина и Авеля – глупая выдумка с участием не реальных персонажей», - думал я,  всё больше цепенея при виде брата-агрария.