Посох Адама.

Нас учат в спец.комендатуре ненавидеть установленные порядки, стойко сносить социальную несправедливость,  подаренную нам с параграфами Конституции теми небожителями, которые пекутся  обо всех несправедливо осужденных.
  «Взял бы пылмёт и всех – та-та-та!» «Одна радость – если слышу, что где-то завалили мусора из спец. комендатуры». «Точно, если легавый, то уже - сволочь! Порядочных людей в ментовке не держат!»
  «Слышали, что Рошка по 103 раскрутился?»
  « Правда? Только ведь откинулся?»
  « Следака, говорят, пришил».
  « Тогда, ладно. То подумал: охрендел парень, только глотнул воли и – на тебе!»
  Разговор на минуту стихает и, передохнув, с новой силой набирает обороты.
  «Захожу домой, а мать одетая. Это – среди ночи-то? Не понял, только вошёл, мне руки закрутили за спину,  локоть аж к самому затылку стянули! Сперва забрали, потом дело завели. Год - на тюрьме, 3 месяца - в карцере. Отощал. В оконцовке придумали мне андроповскую, 89 часть 3. С конфискацией. Конфисковали тарелку, две ложки, да три использованные проложки. Кровососы!»
  До вечерней десятичасовой проверки только и разговоров, что о мордобитии и о   ненависти ко всем краснопогонникам. «Ущемлённый статьёю УК, я живу под фамилией ЗК».
  А потом, когда в бледной ночи проступят первые зародыши звёзд  на обочине Млечного Пути, точно придорожные фонари, и забьются, залепечут листья над остывающей землёй и раскроются объятия лесов, выскользнет ночной филин и, учуяв родное тепло, принесённое через шесть областей, забьётся и начнёт рвать крылья о тугую стену ветра.
  Вдоль телеграфной линии, теряющейся  на горизонте юго-запада, полетит, задрожит комок его тела. И подхватят, впитают в себя током колышки телеграфных столбов то ли плач, то ли крик, решившейся на долгий перелёт, птицы.
  Между тем, я войду в сон или наоборот, проснусь, а сон отойдёт за угол, где за решётчатым окном с завистью будет наблюдать за моей ускользающей тенью Адам, постепенно оборачиваясь в крохотного, кривоногого божка Бэса.
  Я влечу в реальность, памятную как сон – один и тот же, но с незначительными вариациями. И нет желаннее этой реальности, и нет сладостнее этого сна.
  Я кидаюсь в сторону от асфальтированной трассы и парю над укатанной  «Чахоткой» и четырёхдверным кобелём морковного цвета полевой дорогой. Приближается и растёт на глазах Розовый Зал. Лёгкий ветер нежно трогает меня, течёт, утекает, тянет за собой в воронку сельского дворика. Здесь начиналась ты, моя любимая, Здесь начиналась наша дочка, наша цыганочка. Здесь начиналась семья. И люди здесь – люди, и деревья – деревья, и жизнь – жизнь. От злобы и ненависти, от равнодушия и отчуждённости здесь не надо отмахиваться Посохом. Здесь Посох Адама – обыкновенная  палка из старого, морёного слезами и кровью  дерева. Место ему – в сарае, рядом с угольной кучей.
  Только беседы, вечерние перешёптывания с тобой, моя любовь, очищают. Только они.
  И вдруг, влетая с ветром во двор, я окончательно понимаю, что не было никогда ни Бэса, ни векши, ни пресловутого Адама с ударением в имени на первом слоге, ни Ады, ни Лилит, никого другого в мой жизни не было. А  были вы, мои любимые, мои самые близкие сердцу девочки. Вы были всегда. С того мгновенья, как я родился и начал путешествия по сферам, сопротивляясь и помогая себе упражнениями, чтобы скорее вас отыскать. Обе вы спите на моей руке, ставшей «божественной» от одного вашего прикосновения. Три близких дыхания сливаются в единое тепло и добро. И добро это крушит и распыляет мою окостеневшую злобу и мстительность на весь свет. Были бы вы рядом – я всё стерплю, я сумею стать настоящим отцом и мужем.
  Ночной филин, гонимый теплом, прорвётся сквозь спутанные телефонные провода, подлетит и сторожем усядется на скамью у Розового Зала. Будет взмахивать крыльями, удерживая равновесие, и сверкать моими подмышками. Не гоните его! Он – не хищник, он – вестник моих снов, моих желаний, моей тоски по вас.
  Видите, он подставляет вам голову?  Приласкайте его! От этого он станет ещё добрее и преданнее.
  Я чувствую прикосновение твоей руки, моя любовь. Она замерла в морщинах моего лица…
  Я очнулся и увидел, как телефонистка указательным пальцем потянула на себя рычажок:
  - Заказ двадцатый! Романово, Романово!.. Седьмая кабина! Романово – седьмая кабина!
  - Алло, алло! Наконец-то! Здравствуй, радость моя!  Скажи, а ты когда-нибудь бывала на Иссык-Куле, в Чулпон-Ата?


                                            Глава тринадцатая.
 
  После долгих упрашиваний по телефону и скучных бесед ни о чём, Кристоф согласился встретиться со мной в гостинице Центральная, где я остановился на пару дней.
  Я лежал на заправленной кровати и смотрел в книгу, думая о предстоящем разговоре.
  « Я спрошу его:
  - Что же ты поступил не по-человечески?
  Он ответит:
  - Я поступил правильно!
  - Как же правильно, когда ты использовал меня на всю катушку, а затем кинул?
  Он скажет:
  - На поле играют 22 футболиста, а выигрывают всегда немцы. Надо было дружить со мной, а не заниматься самодеятельностью.
  «Самодеятельность» - слово ему незнакомое. Поэтому он скажет:
  - … а не заниматься хернёй.
  Хотя правильней было бы употребить третье слово:  более грубое - по значению, но привычное - по звучанию.
  - Теперь ты можешь позволить себе заниматься благотворительностью и рисковать, вкладывая деньги в сомнительные проекты? – спрошу я ехидно.
  Он скажет:
  - У меня много друзей, особенно в Германии. Они не позволят, чтобы меня обманули.
  - А я тебя обманывал?
  - Намеревался.
  - Намерение – это ещё не «кидалово». Не обман – по-вашему.
  Здесь он тоже не растеряется и найдёт, что ответить. Ну, предположим:
  - У нас в Германии намерение обмануть ничем не отличается от намеренного обмана!
  Вот в таких уколах и саркастических щипках будет проходить наша беседа».

  Покидая старушку векшу, я был полностью уверен, что никому другому она не доверит тайну Посоха Адама. Но, вероятно, был слишком самонадеянным.
  Чем этот  махровый немец очаровал старушку? Какие ей сулил блага, что она согласилась обменять информацию о месте нахождения Посоха на мой дневник?
  Пока я межевался, рассусоливал, пока я готовился к экспедиции, пока я спрашивал и дожидался разрешения от жены, которую я безумно люблю и советуюсь с ней по всякой мелочи, на поездку, Кристоф в Гамбурге уже получал от экспертов второе подтверждение о подлинности Посоха.
  По тому, как в дальнейшем начали происходить странные события, приведшие к падению, краху и полному его поглощению другой финансовой структурой, я догадался, что Кристоф заложил Посох в одно из отделений Дрезднер Банка.
  Посох не терпел, чтобы им торговали. Выгода от Его продажи в любой форме (залог, кредит, обмен на акции, векселя…)  становилась утерянной выгодой. Старушка предупреждала. Кристоф, видимо, неправильно перевёл или не поверил.
  Я старался не думать о Посохе.
  - Ты сильно расстроился? - часто приставала жена: - Считаешь, я виновата, что вовремя не отпустила тебя в экспедицию?
  - О чём ты говоришь, родная, любимая моя? Может быть, ты спасла мне жизнь? Деньги надо зарабатывать, а не гоняться за лёгкой наживой. Весь мир гоняется за ней. Много конкурентов - много жертв.
  - Правильно говоришь. Красиво. А что на самом деле у тебя в голове?
  А в голове у меня тряслись извилины от страха за то, что не смогу задушить в себе обиду и зависть, и наживу, в результате, апоплексический удар. Бог лишит языка и разума кровоизлиянием в мозг, и я так и не смогу отомстить своему обидчику.
  Благодаря мне, мне! бизнес у Кристофа процветал. Он занялся инвестициями, его имя было на хорошем счету у западных банкиров. Женился на русской  фотомодели, купил недвижимость в Испании, приобрёл яхту и парк раритетных автомобилей. Всё успел за один год. Иногда расслаблялся в Эмиратах, выставляя на закрытые скачки любимого, бегового верблюда по кличке Олег, который никогда не приходил к финишу первым, но большую часть беговой дистанции вёл за собой остальных верблюдов, задавая им темп скачки.
  Узнавая из жёлтой прессы о том, как жирует мой старый приятель, я доводил себя поочерёдно до «предынфарктного» и до «предынсультного» состояния, и всё больше терял надежду когда-нибудь встретиться с Кристофом  один на один.
  Что он мне сможет сказать? « А выигрывают всегда немцы?»
  Да и нужна ли ему встреча с побеждённым?
  «Он не хотел, чтобы были побеждённые друзья. Так получилось.

  В длинном бежевом плаще, теребя в руках шляпу, он ворвался в гостиничный номер и улыбнулся мне. Хорошее начало: не «здрасьте», не «насрать»!
  - Шикарно выглядишь, - поприветствовал я Кристофа, переместившись в кресло.
  - Спасибо, я себе нравлюсь.
  - Кофе будешь? – намекнул я на долгую беседу.
  Он вздёрнул руку и посмотрел на часы. Времени на друзей у Кристофа всегда не доставало, беспощадно время транжирилось на переговоры с деловыми партнёрами.
  - Привет тебе передавала  наша общая знакомая, старая векша, - соврал я.
  - Спасибо. Я недавно был у неё на могиле. Плохо, дом у неё остался в запустении.
  - На какой могиле? - лихорадочно соображал я: «Настаивать на том, что она жива, здорова, Кристоф опять всё  перепутал, или позорно предстать, уличённым во лжи?» - Умерла, так умерла. Бог с ней!
  Вдвойне было обидно, что имя моей «собственности», ( а на старушку я имел больше собственнических прав, чем кто-либо другой),  использовали случайные иностранцы против меня даже после её смерти.
  - Я раньше её чуть не умер, - признался Кристоф, увидев мою недовольную физиономию. – Знаешь, куда она отправила меня?
  - На скамейку с крохотным проводником по имени Бэс?
  - Нет.
  - В чистилище?
  - Хуже. Я не знаю, но я там чуть не умер и маленько сошёл с ума. Плохо там. Ох, как плохо! Но мы выдержали.
  - Кто это – вы?
  - Мы – это ты и я, - он вынул из внутреннего кармана плаща, свёрнутые в рулон, листы бумаги; положил на стол и бережно разгладил их.
  - Что это? Подробная схема запасных выходов из Чистилища при пожаре?
  - Это контракт. Как сказать – о совместной деятельности? Всё честно! Сейчас Он (Посох) на последней проверке у экспертов. После заключения экспертной комиссии мы будем в равных долях продавцами. За минусом маклерских – полтора процента. Я пользовался услугами маклеров. Ещё юристу платил, ещё экспертам…
  - Подожди, Кристоф, я сейчас разрыдаюсь! Какие эксперты, какой контракт? Ты же нормальный мошенник, ты же вор? Но ты умный вор! И то, что ты мошенник и вор, знаю только я. Зачем тебе ещё с кем-то делиться? Я и так никому не скажу, что задета моя национальная гордость. Да и никто никогда не верил в мифический Посох. Короче, украл – значит твоё. Ты победил.
  Думалось, что он угадал, приняв мои слова за шутку. Какой русский Ванька (читай: арабский верблюд Олег) откажется от подобного подарка? А такой жадный верблюд, как я, наверняка и национальную гордость запросто поменяет на материальные блага, точно первородство – на чечевичную похлёбку.
  Уж кому ещё знать лучше, как не Кристофу, что на поиски Посоха меня подтолкнула идея о первичности русской культуры, которая сформировалась задолго до европейской, вскормила, воспитала варваров Европы и заслуженно получила от них сыновнее презрение. Кристоф не раз слышал