Скоро меня казнят. Я знаю точно - когда и как. Знаю, что это будет медленная казнь, и смерть моя будет мучительной. За что, за какие грехи я буду расплачиваться? Только за то, что оказался между двух огней, между двумя древними народами: Темными и Светлыми эльфами.
Уже несколько сотен лет между нами идет жестокая вражда, Темные и Светлые уничтожают друг друга всеми возможными способами. Из-за этой беспощадной войны опустело много эльфийских городов, целые провинции стоят заброшенными. В некогда величественных замках селятся зловещие призраки, да оборотни рыщут по опустевшим поселкам.
Темные и Светлые. Все различие между ними в том, что светлые приветствуют восходящее солнце, благодаря его за то, что оно пришло в мир дарить всему живому свет и тепло. А Темные провожают солнце, восхваляя его на закате за щедро пролитые на мир тепло и свет. Даже общее божество не может примерить их между собой. Внешние отличия тоже не настолько сильны, что бы воевать из-за этого. Единственная более- менее значительная разница в том, что темные предпочитают селиться на равнинах, светлые - в горах. Во всем мире нет непримиримее врагов, чем они. Свою ненависть они воспитывают еще с детства. Даже поговорки противопоставляют два народа друг другу: "Хочешь услышать ложь, спроси светлого"," Темный соврет не дорого возьмет", "Лучше жить под одной крышей с шелудивым псом, чем со светлым", и так далее, и тому подобное. А еще во многих более-менее знатных семьях есть такой обычай - подарить своему отпрыску живую игрушку эльфа с другим цветом глаз, сломленного до этого самыми искусными палачами, доведенного до состояния, когда несчастный боится собственной тени, а более всего боится огорчить своего малолетнего хозяина. И выполняет буквально все его прихоти и приказы, какими бы гнусными или ужасными они ни были. Волею судьбы мне довелось стать такой игрушкой.
Я родился в самом прекрасном и благодатном месте нашей долины, в большом селении Сара- Кулак, расположенном неподалеку от Эскор, столицы нашего государства. Каменные и деревянные дома в нашей местности - большая редкость. Храмы Солнца да королевский дворец были построены из камня. Все остальное строилось из высушенных солнцем глиняных кирпичей. Сверху дома штукатурились, а дальше - у кого насколько хватало фантазии. Кто расписывал стены фигурками животных, кто рисовал цветы и деревья, а были такие, кто выкладывал узоры из разноцветных камешков. Но одно было у всех общим: обязательно над входом рисовали Солнце. Верили, что его изображение отгоняет беды от домов и их обитателей. Правда, в Эскоре все по- другому. Нет, солнце над входом в дом -это у всех есть. Городские жители, в отличие от нас, свои дома не раскрашивают, он их гладко штукатурят и белят. Крыши, как и у нас, покрыты черепицей - красной или желтой. Дворец построен из розового камня, его в незапамятные времена, привезли из самых Рубиновых гор. Он стоит на возвышенности, посреди города. Вокруг дворца разбит огромный сад. И когда смотришь на дворец, кажется, будто он парит на зеленом облаке, над всеми зданиями.
Мама моя Налия – искусная белошвейка. Про неё говорили, что Богиня Савира, подарила ей свою иглу. Мамина работа всегда пользовалась большим спросом. Сколько себя помню, она почти все свое свободное время что –то шила. Мне нравилось смотреть как, она работает. Её тонкие пальцы крепко держат острую иголку. Кажется, мама её не выпускала ни на секунду, просто водила ею по ткани, а готовые вещи сами собой выходили из её рук. Часто она напевала за работой, у неё был очень красивый голос. Мне казалось, что мама знает все песни на свете. Она могла петь очень долго и ни разу не повториться. Вспоминаю себя совсем маленьким: она сидит возле окна, чтобы было светлее работать, на ней любимое платье из изумрудно - зеленой ткани. Красивые густые волосы заплетены в две толстых косы, одна ниспадант на грудь, другая перекинута на спину. Я рядом на полу играю деревянными фигурками, которые вырезал для меня отец. Мама шьет и изредка поглядывает в мою сторону. Когда её взгляд касается меня, на её губах появляется ласковая улыбка. Я прошу её спеть песенку, и она охотно начинает петь. Убаюканный любимым голосом я незаметно засыпаю. Маленьким я очень любил её слушать. Потом, став старше, я реже оставался с ней наедине, убегая из дома по своим ребячьим делам. Сколько бы я отдал сейчас, что бы хоть краем уха услышать мамин голос.
Отец Малран служил в дворцовом гарнизоне. В его подчинении было две сотни конных лучников. По роду своей службы он очень часто бывал в патрульных разъездах и от этого редко появлялся дома. Когда он приходил, я почти всегда спал. Но если у него было несколько свободных дней, то мы не разлучались ни на минуту. В свое свободное от службы время отец переделывал всю тяжелую домашнюю работу. Помню его сильные руки, как ловко он ими чистил коня, рубил дрова, или мастерил что-нибудь. Став старше, я пытался подражать ему во всем. Отец всегда относился ко мне как к равному, и если по малости лет у меня что то не получалось, он никогда не спешил исправлять мои огрехи. А подзывал меня к себе и очень терпеливо объяснял и показывал, как нужно что-то делать. В детстве, мне казалось, что нет такой работы, с которой отец не справился бы. Но основной своей работой он всегда считал армейскую службу. Вернувшись из патрульных разъездов, иногда он рассказывал, что видел в разоренных деревнях. И если его отряду удавалось догнать тех, чьи руки были повинны в содеянном, то он не щадил их. В последнее время редко это были светлые эльфы. Гораздо чаще набеги совершались разбойничьими шайками, которых плодило наше неспокойное время. Если для чего-то хорошего люди разных племен и народов очень редко объединялись, то в таких ватагах можно было встретить кого угодно.
Как –то отцу пришлось вступить в бой с одной такой шайкой. Он со своими людьми поехал на конную ферму выбрать лошадей для новобранцев. Основная часть отряда осталась на ферме, с тем, чтобы с утра сопровождать гуртовщиков. В казарму с отцом поехало около десяти лучников. Причина, по которой разбойники напали на отряд, так и осталась неизвестной, может, они за что-то мстили, может решили показать свою удаль. Силы оказались очень неравными. Разбойников насчитывалось около сорока человек, среди которых были не только светлые, но и темные эльфы, а также лесные люди и несколько дикарей да-дерга. Его тогда серьезно ранили. Один из дикарей тяжелым камнем из пращи раздробил отцу колено. Он чудом сумел не упасть с лошади и продолжить бой. Отряду с трудом удалось отбиться от нападавших. Почти все были ранены, но отцу повезло меньше всех. Ему пришлось долго лечить колено, но безуспешно - нога перестала сгибаться, и его перевели в казарму обучать новобранцев.
Через наше селение протекает спокойная река, которая и дала ему название Сара-Кулак. Эта река делит поселок на две неравные части, большая часть примыкает к стенам Эскора. Здесь расположены жилые дома с садами и огородами. Вторая, меньшая часть, заречная: здесь были казармы, кузницы и множество всевозможных мастерских - шорные, бондарни, красильни.
За селением река делала резкий поворот, образовывая с одной стороны широкую песчаную отмель, с другого берега - высокий обрыв, изрытый стрижиными норками, как сыр. После сильных дождей река разливалась по отмели и приносила с собой небольшие самоцветы. За крупными нужно было нырять на самое дно. Самым искусным ныряльщикам иногда везло: на дне можно было найти достаточно крупные самоцветы. Но это было такой редкостью, что подобные находки становились легендами среди ребятни, обрастая новыми подробностями и вырастая в размерах в десятки раз. Говорят, что наша река берет начало в Рубиновых горах, правда, месторождения драгоценных камней истощились задолго до моего рождения. Но наши находки говорили о том, что еще не все сокровища открылись эльфам.
Как - то раз я нашел камень удивительного ярко синего цвета. Своей формой он напоминал цветок лотоса. Находка была уникальной, не знаю почему, я не стал её никому показывать. Может быть просто потому, что такое было большой редкостью, и я не захотел ни в ком возбуждать зависти своей удачей. А может это просто мальчишеское желание обладать одному таким сокровищем.
По соседству с нами жила пожилая пара с внучкой, Айрэ, я был частым гостем в их доме. На дом родителей Айрэ напали либо светлые эльфы, либо разбойники, но второе вероятнее. Они убили её родителей и старшего брата. Только потому, что она успела спрятаться в собачьей будке, ей посчастливилось уцелеть. А узнать, кто все- таки это сделал мы так и не смогли. Трагедия не прошла для неё бесследно, после гибели родных, Айрэ перестала говорить. Бабушка с дедом приютили её у себя. Не один раз они ходили с ней к разным знахарям, но никто так и не сумел вернуть ей речь. Когда-то все эльфы умели колдовать, лечить неглубокие раны, и такие болезни как простуда или обычный насморк. С чем то более серьезным шли к волшебникам или знахарям. Но с начала вражды, все меньше и меньше оставалось волшебства у нашего народа. Сначала знахари и целители бережно хранили крупицы хрупких знаний и умений, а потом и они утратили их. Во время набегов, прежде всего, уничтожались именно они, зачастую волшебников сжигали прямо вместе с их домами, целыми семьями.
Из-за немоты у Айрэ было мало друзей, некоторые сторонились её. На мой взгляд, с ней не всякий мальчишка мог сравниться. Плавала она лучше многих из нас, в стрельбе из лука она почти любого могла заткнуть за пояс. Немота её компенсировалась очень выразительной мимикой, она умела одним взглядом показать, что ей нужно. Иногда, мне казалось, что боги чего-то напутали, и отличному парню дали девичье тело. Правда, потом, годам к четырнадцати, у Айрэ появилась не свойственная ей раньше мягкость, она перестала напоминать дикого котенка. Она стала похожа степную кошку, такую же мягкую и грациозную с друзьями и смертоносную для врагов. Потом, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я как и все мальчишки моего возраста, переселился в казарму. Именно тогда, я подарил свой бесценный самоцвет Айрэ. Насколько я знаю, она его тоже не стала никому показывать. Нас же кроме детской дружбы стала связывать еще и общая тайна. Я всегда относился к Айрэ как к сестре, которую всегда хотел иметь, она относилась ко мне как к брату.
То, что одним из инструкторов в казарме, был мой отец, не делало мою жизнь легче. Он по-родственному гонял и требовал от меня больше чем от остальных. Часто я оставался на дополнительные дежурства, какими он награждал меня за какие-то мелкие провинности, на которые обычно не обращают даже внимания. Подъемы всегда были с первым лучом солнца, если не успел выспаться из-за наряда, твоя проблема, но друзей подводить не имеешь права. Сначала было очень трудно, от постоянных недосыпов голова была тяжелой как чугунный котелок, и такой же гулкой. Потом я научился спать в любом положении, даже стоя. Постепенно я втянулся в казарменную жизнь, и она уже не казалась мне такой тяжелой, как в начале. Только по маме я очень
