правильные вопросы, потому что они обнажают горькую правду, если на них отвечать. Страх – сила отчаяния, лжи и любого порока. Именно он взывает к смерти, перерастая в безумие, потому, что по своей темной природе боится ее, но связан с нею нераздельно, поэтому и не может без нее. Страх питает собою смерть, но он же питает и любое другое зло, подчиняя его смерти. Отсюда следует неутешительный вывод для ищущих в смерти спасение, что зло и есть смерть, а смерть – зло.
Так что же может нас успокоить и подарить облегчение и радость? Ответ один – жизнь. Однако жизнь больше и прекрасней банального существования, она бесконечна в своем проявлении, но всегда полна радости и любви.
Смерть же понятие более низкое и гнусное, нежели многие привыкли думать. Она несет в себе видимость уничтожения всякой добродетели, сея в сердцах страх и неверие, превращая людей в рабов фанатизма, облачая истину в очень яркие, пестрые, многообещающие, но гнилые религиозные одежды.
Всякий религиозный человек боится кары Господней, не понимая, что его уже карает страх, благодаря упрямому невежеству, подводя к смертельной бездне.
Не бойтесь полноценно жить,
Тогда сумеете творить,
Творя, вы будете любить,
Любя Творца боготворить.
- Сейчас ночное время здесь царит, но недалече утренний рассвет. – Наставник продолжал. – И он, поверь, тебя уж не отпустит равнодушным.
«Чего-чего, а равнодушия во мне давно и след простыл. Откуда это все взялось? В моей душе горит какой-то свет, и он меня роднит с этим краем необыкновенным. А разум мой принять никак не может увиденное, для него огромная заключена в том сложность. Сердце между ними бьется и говорит всегда только одно: люблю! Люблю! И все наружу рвется, не понимая, глупое, что захлебнется, а, впрочем, ведь оно право!»
Послышались шаги за спинами друзей. К ним приближался человек в одежде скромной. Наставник повернулся и улыбнулся, вдруг провозгласив:
- Любезный, дорогой мой друг! Вот мы с тобой и встретились вновь. Позволь тебе представить, мой добрый ученик, а это, - он указал на незнакомца, - мой учитель верный.
Монах был снова удивлен безмерно.
Наставник-ученик обнялся с человеком, которого назвал учителем своим. Тот горячо его в свои объятья принял, немного пожурив:
- Как долго ждать меня ты заставляешь. Есть все-таки предел и ожиданью, из-за него я от терпения отвык. Чего так долго?
- Милый мой учитель! Как мог сюда к тебе спешил. Но просто так здесь не окажешься, сам знаешь. Вот, собственно, я весь перед тобой.
- Всевышний, радость-то какая! Наконец, покой свой взор ко мне поворотил. Теперь не отпущу я вас до следующего восхода. Хотелось бы, конечно, задержать поболе, но, вижу, не судьба. Однако, все к лучшему, что в мире происходит. Теперь извольте, проходите в гости. Вижу вы устали очень.
- Не стоит слишком беспокоиться…
- Что значит слишком? А ну, не возражать. Смотри-ка заговорщики какие.
Друзья покорно промолчали.
В тиши ночной шаги шуршали – три человека поспешали под кров на отдых боковой.
Горячий ароматный чай умиротворил и успокоил двух друзей, вручив их осторожно в руки целительного сна. Без памяти друзья проспали оставшуюся ночь, проснувшись лишь тогда, ког другом ответил:
- Нет это не сон, но поверить, знаю, сложно. Все же это явь. Хотя не всем дано ее увидеть и понять.
В городе не видно было ни души, но кое-где в окнах горел слабый свет, указывающий на не видимую, но существующую жизнь в нем. Одной из особенностей этого места являлась потребность в уединении, поэтому жители общались между собой редко, стараясь, не беспокоить друг друга, в особенности по пустякам. Нет, люди в этом крае не были пугливыми или даже дикими, ни в коем случае. Просто, они очень ценили данную им способность наслаждаться великолепием своего города в одиночестве среди покоя и тишины наедине с Создателем. Вечность служила ценностью этого мира, однако обладать ею никто не стремился, наоборот, все здесь прекрасно понимали, каким богатством она может одарить, если обратиться к ней с уважительным желанием самопознания. Вопросы жалкого существования не волновали тут никого, и суете, как можно было уже догадаться, места также не нашлось.
Можно, конечно, предположить, будь у нас такие условия, и мы тоже могли бы жить достойно. Но, к сожалению, а может к счастью, внешних условий всегда оказывается мало, необходимо быть готовым к жизни, чтобы оценить ее сполна. А если кому-то не нравится его собственная жизнь, проблема, прежде всего, в самом человеке. Нужно, либо менять свое мировоззрение, либо саму жизнь. Находятся и такие, которые умудряются разменять ее на смерть, думая, наверняка, что сделали правильный выбор. Однако, многие идут на отчаяние от безысходности, но это ошибка, поверьте на слово. Человек сильнее отчаяния, он сильнее безысходности.
Согласен, смерть может привлекать, суля освобождение от мучений, обещать облегчение. Но когда такое было правдой? Если сейчас нам тяжело, возможно, как нам кажется, невыносимо тяжко, это не означает, что мы должны сдаваться, и попустительствовать своим слабостям. Никакая слабость не приносит облегчения, в особенности же смерть. Поэтому не стоит заблуждаться в правильности выбранных предпочтений. Просто необходимо четко представлять чего хотим, и ясно осознавать, что мы делаем и для чего.
Не надо бояться задавать себе вопросы, а уж тем более бояться на них отвечать.
Многое в нашем мире можно отнести под определение «бред». Чаще всего этот бред несет в себе залог внешнего благополучия, но он, как и смерть, обманывает нас самым наглым образом.
Нам страшно задавать себе правильные вопросы, потому что они обнажают горькую правду, если на них отвечать. Страх – сила отчаяния, лжи и любого порока. Именно он взывает к смерти, перерастая в безумие, потому, что по своей темной природе боится ее, но связан с нею нераздельно, поэтому и не может без нее. Страх питает собою смерть, но он же питает и любое другое зло, подчиняя его смерти. Отсюда следует неутешительный вывод для ищущих в смерти спасение, что зло и есть смерть, а смерть – зло.
Так что же может нас успокоить и подарить облегчение и радость? Ответ один – жизнь. Однако жизнь больше и прекрасней банального существования, она бесконечна в своем проявлении, но всегда полна радости и любви.
Смерть же понятие более низкое и гнусное, нежели многие привыкли думать. Она несет в себе видимость уничтожения всякой добродетели, сея в сердцах страх и неверие, превращая людей в рабов фанатизма, облачая истину в очень яркие, пестрые, многообещающие, но гнилые религиозные одежды.
Всякий религиозный человек боится кары Господней, не понимая, что его уже карает страх, благодаря упрямому невежеству, подводя к смертельной бездне.
Не бойтесь полноценно жить,
Тогда сумеете творить,
Творя, вы будете любить,
Любя Творца боготворить.
- Сейчас ночное время здесь царит, но недалече утренний рассвет. – Наставник продолжал. – И он, поверь, тебя уж не отпустит равнодушным.
«Чего-чего, а равнодушия во мне давно и след простыл. Откуда это все взялось? В моей душе горит какой-то свет, и он меня роднит с этим краем необыкновенным. А разум мой принять никак не может увиденное, для него огромная заключена в том сложность. Сердце между ними бьется и говорит всегда только одно: люблю! Люблю! И все наружу рвется, не понимая, глупое, что захлебнется, а, впрочем, ведь оно право!»
Послышались шаги за спинами друзей. К ним приближался человек в одежде скромной. Наставник повернулся и улыбнулся, вдруг провозгласив:
- Любезный, дорогой мой друг! Вот мы с тобой и встретились вновь. Позволь тебе представить, мой добрый ученик, а это, - он указал на незнакомца, - мой учитель верный.
Монах был снова удивлен безмерно.
Наставник-ученик обнялся с человеком, которого назвал учителем своим. Тот горячо его в свои объятья принял, немного пожурив:
- Как долго ждать меня ты заставляешь. Есть все-таки предел и ожиданью, из-за него я от терпения отвык. Чего так долго?
- Милый мой учитель! Как мог сюда к тебе спешил. Но просто так здесь не окажешься, сам знаешь. Вот, собственно, я весь перед тобой.
- Всевышний, радость-то какая! Наконец, покой свой взор ко мне поворотил. Теперь не отпущу я вас до следующего восхода. Хотелось бы, конечно, задержать поболе, но, вижу, не судьба. Однако, все к лучшему, что в мире происходит. Теперь извольте, проходите в гости. Вижу вы устали очень.
- Не стоит слишком беспокоиться…
- Что значит слишком? А ну, не возражать. Смотри-ка заговорщики какие.
Друзья покорно промолчали.
В тиши ночной шаги шуршали – три человека поспешали под кров на отдых боковой.
Горячий ароматный чай умиротворил и успокоил двух друзей, вручив их осторожно в руки целительного сна. Без памяти друзья проспали оставшуюся ночь, проснувшись лишь тогда, когда утреннее время передавало все права в дневное власти проявленье.
Хозяин добрый справился о пробуждении странников:
- Как после сна вы ощущаете себя?
И улыбнулся солнечной улыбкой.
Наставник так ему решил ответить:
- Здраво спалось. Верно, монах?
На что кивнул безропотный послушник, показывая утвердительный ответ.
И снова на лице хозяина улыбка заиграла, он бесконечно радовался своим гостям.
- Добро моей душе, что славно вы опочивали. Теперь мой долг вас пригласить к столу. Давайте, умывайтесь и идемте. Сегодня на редкость замечательно прекрасный день!
Когда, свои глаза водой омывши, взглянул в окно наш молчаливый друг, его взгляд сквозь ошеломленье проникся радостью, вступившей в грудь. Два зеркала души безмолвно отразили это чувство.
Монах с недавних пор не поддавался глупо восхищенью, он все прекрасное воспринимал, как оно есть, без фальши дикого распутства. Он зрел в суть и понимал, что все прекрасное, которое на самом деле, а не придуманное ради злых затей, должно в сердцах людей сиять в первостепенной, важной мере и находиться в сильной вере, чтобы по-настоящему мог Божий образ жить в подобии Своем. А посему он взращивал цветник в своем неравнодушном сердце из тех чудес, которые обогащали его на жизненном пути. Превратности судьбы монаха не смущали, они его на мудрость посвящали, к которой, постоянно постигая ее, он обреченно шел.
Сейчас пред ним предстало дневное небо океана, но что особенно пленяло, так это моря одеяло на месте, где царил Сатурн, в пространстве Космоса сияя в ночное время, уступая в часы дневные свои владения бесконечные воде.
Чрез толщу влаги пробивались лучи светила в вышине и освещали чудный город и волны моря, что ласково шумели на песке.
Наставник с нескрываемым волнением в голосе произнес:
- Не знал, любезный друг мой, что способен ты на созерцание такого чуда с пониманием глубоким. Однако удивил меня приятно. Ты оказывается весьма способный ученик.
Спокойный взгляд монаха величаво с достоинством разгадку подтвердил учителя. Свой взор проникновенный наставнику он в душу запустил. Но осторожно, бескорыстно, поэтому себе не навредил. Он знал, в учителе его есть сила, которая способна сокрушить любое зло. Эта мудрость могла секреты многие открыть. В его душе он сам себя увидел и кое-что еще, что миру этому не принадлежит и от людей сокрыто. От этой тайны сокровенной исходил какой-то чистый белоснежный свет. Глаза
