истерику. Только бы не завизжать.
Мужчина на грязном цементном полу разразился новыми проклятьями, но Арсений перебил его:
- Если ты не закроешь свой рот, я прострелю тебе и вторую ногу. Я вообще специализируюсь по коленкам. Это мой конек, - мертвым взглядом он посмотрел на Арина. - Итак, один звук, и ты станешь счастливым обладателем комплекта двух пуль по цене одной.
Мужчина заткнулся, пелена боли заволокла его зрачки, он сжал зубы, чтобы не кричать в голос. В уголке губы выступила пена, розовая из-за прокушенного языка.
- Арин, ты самоубийца? – спросил Арсений чужым голосом, буравя его ненавидящим взглядом.
- Нет, я насильник, - с трудом прохрипел мужчина сквозь зубы. - Ты знаешь.
- Нет, ты тупой самоубийца. Ты посягнул на самое святое для меня, - Света увидела, что руки Арсения дрожат. - Ты понял уже, что дороже этого человека у меня никого в целом свете быть не может, и, тем не менее, ты поднял на нее свою лапу, ты открыл свой поганый рот, ты напугал ее, ты оскорбил ее. – Он подошел к Арину и наклонился над ним. - Ты понимаешь, что если ее кто-то обидит, я же никого не пощажу. Если надо будет, я уничтожу целый город за нее одну. Да я, не задумываясь, без сожаления изведу всю человеческую расу, только бы наказать подонков, задевших мою девушку. – Он снова вскочил, не в силах находиться на одном месте от избытка эмоций в данную минуту. - И тем не менее ты решил дерзнуть, и причинить ей зло. Поэтому я говорю тебе – Арин, ты больше не жилец на этом свете.
Арсений уже повернулся к девушке, которая стояла, не шевелясь и не мигая. Широко раскрытыми глазами она смотрела, и ничего не видела.
- Света, я не хочу снова тебя ужасать, - тихо проговорил он. - Я очень боюсь снова напугать тебя. Но пойми, этот человек не оставит в покое ни тебя, ни меня. Мне придется ждать пули в спину в какой-нибудь темной подворотне, а тебя ждут мучения другого характера перед смертью. Я знаю этого человека. Поверь, так и будет, если я оставлю его в живых, - его глаза умоляли ее поверить.
Раненый мужчина вдруг громко захохотал развязным вульгарным смехом.
- Эй, - он обратился к Свете с нецензурной бранью, - так и будет, твой папочка не врет. Тебе не жить, если я выживу, – он застонал от приступа боли. - Я привык доводить свое дело до конца. До того самого конца, - и он снова расхохотался смехом душевнобольного. Он в кровь искусал губы. Но стенать и орать от боли не решался, зная, что Арс слов на ветер не бросает.
- И поэтому, - перебил его Арсений, - ты понимаешь, что я не могу отпустить его. Поверь мне, это действительно вопрос жизни и смерти. Две жизни за одну. Света, пойми, у меня нет другого выхода. Бешеных собак надо отстреливать, - он умолял ее, он взывал к ней, он упрашивал ее.
- Да, верно, он дело говорит, - снова засмеялся мужчина, и закашлялся, по подбородку побежала красноватая слюна. Лоб покрыла испарина, один глаз слезился, вся штанина на правой ноге намокла от обильно текущей крови. – Тебе не жить, сучка. Он дело говорит. Он знает, что я не шучу.
- Света, пойми, - снова заговорил Арсений, игнорируя его реплики. – Я разбираюсь в этой жизни, и я умею читать по глазам и по губам. Если про тех придурков в парке можно было еще поспорить, что у них на самом деле было на уме, то здесь все предельно ясно – или я его, или он нас, пойми и поверь мне. Сомнений быть не должно, и моя рука не дрогнет. Я знаю, что поступаю правильно. И я никогда не пускаю оружие в ход просто так. ПОВЕРЬ.
- Да, дурочка, этот парень все понимает. Просто он оказался проворнее. Это он должен был валяться и выть с раздробленной ногой, а я давно уже должен был застегивать ширинку, стоя над тобой и видя, как ты подыхаешь в луже крови.
- Заткнись, - предупредил его Арсений. – Это последнее предупреждение, - жестко оборвал он Арина.
Света дрожала, переводя взгляд растерянных и напуганных глаз с одного мужчины на другого.
- Света, успокойся, - Арсений хотел подойти к ней, положить ей руки на плечи, но он боялся спугнуть ее, спровоцировать истерику. Его душа рвалась к ней, его глаза упрашивали ее понять его действия. - Я вижу, ты устала, ты дрожишь, ты напугана. Иди отсюда к выходу, и подожди меня там, на улице, хорошо? Я скоро тебя догоню и отвезу домой. Тебе нужен покой и чашка горячего чая. А может быть и что-то покрепче. Дай мне несколько минут, и я тебя догоню. Беги отсюда быстрее, и закрой свои ушки. Не стоит тебе лишний раз переживать. Пусть я монстр, пусть я буду чудовищем в твоих глазах, но зато я сохраню тебе жизнь. И себе заодно. Итак, летс гоу! Время пошло!
Света все еще не решалась пошевелиться.
А мужчина на полу словно понял, что Арсений при ней не станет ничего делать, чтобы не напугать ее, и вовсю стал издеваться над девушкой. Он ругался самыми последними словами, и называл ее так оскорбительно и постыдно, что она зарделась, и жар прилил к щекам с такой силой, будто температура в помещении подскочила на неимоверно высокую отметку. Он все говорил и говорил, что он с ней сделает. Ее сердце колотилось с бешеной силой и казалось, что сейчас оно проломит ребра и выскочит наружу, упадет на грязный пол и там и погибнет. Она больше не могла этого выносить, а Арсений спокойно и отстраненно стоял и смотрел на нее, ожидая, когда она сдвинется с места.
Когда раненый назвал ее как-то особенно обидно, так, что даже Арсений поморщился и скривился, прикусив губу и из последних сил сдерживаясь в присутствии девушки, она рванула с места с такой скоростью, что могла бы смести Арсения и подмять его под себя, вздумай он встать у нее на пути. Она хлопнула дверью, а вдогонку ей понеслись новые проклятья Арина и его дикий смех.
Она бежала так быстро, как могла, учитывая, что силы почти покинули ее. Только бы не услышать этот страшный звук, звук выстрела. Ее сердце разрывалось при мысли, что сейчас там у нее за спиной погибнет человек, каким бы бесчеловечным он не был. И именно ее присутствие в той комнате сохраняло ему жизнь, в то же время, продлевая агонию боли. Ну кто они с Арсением такие, чтобы вершить суд над подонками! Они не боги, и не им брать на себя такую ответственность. Омерзение и жалость одновременно захлестывали ее при мысли об этом мужчине, но она без остановки неслась вперед, мысленно благодаря Арсения за то, что он дает ей время отбежать достаточно далеко, чтобы не услышать выстрела.
Вот она и на подземной парковке. Не останавливаясь, она побежала к воротам, ведущим на улицу под небольшим углом, и тут же бросилась на фонарный столб, у самого входа, повиснув на нем без сил. Горячие слезы струились по лицу и она, не сдерживаясь, зарыдала в голос.
Ей было страшно. Не за себя, а за того, кто сейчас, наверное, уже принял смерть. Боже, это сумасшедший мир! И именно Арсений открыл ей его. Он словно морское чудовище, которое поднялось из мрачных глубин, чтобы увлечь ее с собой на самое дно, в мрак и ужас этой жестокой реальности, этой невозможной правды жизни. Она жила спокойно... ладно, она может, и не жила вовсе, но ей было уютно в своем мире грез и мечтаний. Она не знала, что вокруг творится зло, что гибнут люди, а теперь они умирают практически у нее на глазах. И виноват в этом Арсений!
Она все плакала. Перед глазами встала та картина с трупами на траве в парке. И вдруг она словно услышала слова этого смертника о том, что Арсений разбирается в людях. Луговой безошибочно понял, что на уме у этого ублюдка, знал, на что он способен, и не мог поступить по-другому. Почему же она решила, что в парке он не просчитал этих людей? Он также понял все, он знает их, он живет в этом мире, и понимает его скрытые механизмы, читает по глазам и губам, как он и сказал. Он защитил ее. Он не просто совершил убийство из жажды убивать. Нет, он просто защищал ее жизнь. Он казнил преступников.
Она похолодела: ведь тогда в ее квартире, когда впервые он встретил ее – он же мог спокойно ее пристрелить. Но опять же, понимая по глазам и читая в душе, он не смог нажать на курок просто так. Он сохранил ей жизнь! А если этим ворам и насильникам вынес смертный приговор – значит, так и должно было быть! Подумать только, если на то дело в далеком сентябре в ее темную тихую квартиру послали другого человека, да хоть того же Бертуччо, он бы спокойно убрал ее как ненужного свидетеля, и рука бы не дрогнула! Берт не стал бы читать в ее сердце. Сделал бы свое дело и ушел. А Арсений засветился, опростоволосился, раскрыл себя, и тем не менее, рискнул и сохранил ей жизнь, хотя действовал без маски! А она-то обвиняла его в бессмысленных убийствах! Как она могла! Как, должно быть, больно и оскорбительно ему слушать такие обвинения в свой адрес. И это вместо благодарности!
Новые рыдания сотрясли ее, но это были слезы стыда и сожаления. За причинение лишней боли тому, кто просто охранял ее покой, кто оберегал ее жизнь. Она никогда не старалась понять его, не утруждала себя изучением мотивов его поступков, ни разу не попыталась оправдать его.
Она услышала шаги и быстро обернулась. Навстречу ей с парковки выходил Арсений, бледный, молчаливый, усталый, но глаза его горели. Он что, ждет, что она снова будет его обвинять? Морально приготовился выслушивать ее обвинения и оскорбления? Конечно, так всегда и было.
- Отпусти фонарь, он не упадет, - попытался пошутить он.
Усталость слышалась в его тихом голосе. Усталость и безнадежность. Ну вот, он опять потерял ее, надолго оттолкнув от себя.
Света тут же послушно отпустила руки и бросилась навстречу к нему, врезавшись в него и заставив покачнуться. Она прижалась к нему тесно и близко, словно хотела спрятаться в нем.
- В чем подвох? – растерянно спросил Арсений, не решаясь обнять ее в ответ.
- Арсений, милый, дорогой, прости меня, пожалуйста, прости за все, - с жаром заговорила Света и стала целовать его, прикасаясь горячими губами к его глазам, щекам, задевая губы.
Он невольно пытался поймать ее губы и ответить на поцелуи, но они были мимолетны, и в другую секунду она уже целовала его подбородок, и снова щеки, скулы, его шрам. Руками она убирала с его лица волосы, которые трепал вечерний ветер, и целовала, целовала, целовала. И плакала, и что-то шептала.
- Света, что случилось? - проговорил Арсений, безуспешно пытавшийся поцеловать ее в губы. У нее новый приступ?
- Арсений, спасибо тебе, что ты сейчас меня спас.
- Что??? - отстранившись, он недоверчиво посмотрел на нее. - Ты серьезно? И ты не будешь сжигать меня на костре своего святого осуждения?
- Нет, я буду благодарить тебя, дорогой. Прости меня, что я не сказала тебе спасибо тогда в парке, когда ты защитил мою честь и спас мне жизнь, - и новая россыпь поцелуев обожгла кожу и душу мужчины, покрыв мурашками его руки.
- Вот это да, - проговорил мужчина, обескураженный и все еще не верящий ей.
- Арсений, спасибо, что ты пощадил меня в ту первую ночь, когда мог убить, но пожалел, - прошептала Света, целуя его висок, ухо, и снова шрам. – Ты мог убить, но не сделал этого. Я знаю, я верю, что ты не убиваешь без причины. Ты не слепое оружие в руках судьбы. Ты знаешь, что делаешь, и делаешь это когда нужно. Не мне судить тебя. Мое дело благодарить тебя за то, что я все еще жива, - говорила Света, торопливо целуя его и гладя его волосы.
Арсений, наконец, отмер, он решился сцепить свои руки на ее талии. А в следующую секунду уже неистово гладил ее спину, ее плечи,
