Картина Часть 6 Глава 4

Арсений, а я …. грязная? – Света замерла в ожидании ответа.
Мужчина прикоснулся к ее щеке.
- Ты самая чистая, кого я только когда-либо встречал, - сказал он и потянулся к ее губам.
- Нет, постой, чистая я была до связи с тобой… разве можно теперь говорить о …
- Что? Ты понимаешь, что говоришь? – Арсений свел брови, но его любовь к ней в эту минуту мешала ему принять сердитый вид. - Я не испачкал тебя, не осквернил, не искорежил. Я только приоткрыл дверь, чтобы ты смогла высвободить до конца всю свою сущность. Разве я сделал что-то плохое с тобой? Я тебя обидел? Оскорбил и унизил? - Он внимательно смотрел ей в глаза и ждал ответа.
- Ну, я не то хотела сказать, - она смутилась под пристальным взглядом. Боже, она сказала что-то не то? – Нет, ты дал мне столько…
- Повторяю, девочка, услышь и поверь мне, - он наклонился к ней и поцеловал ее кончик носа. - Всегда верь мне. Я не буду говорить тебе ложь и пустое. Лишь только то, во что сам верю. Секс – не грязь. Секс – не порок. Секс – не мерзость. Поняла? Ты – чистая, святая, прекрасная и желанная. И чем больше ты меня хочешь, - на секунду он замер, пытаясь осознать смысл этого явления, - тем счастливее я становлюсь, понимаешь? – его серые глаза потемнели и стали наполняться туманом. - Я хочу, чтобы ты также сходила по мне с ума, как и я по тебе. И тогда мы будем на равных, - он улыбнулся странной улыбкой. – Я люблю тебя, и я постоянно хочу тебя, - тоска мелькнула в глазах, но лишь на мгновение.  
Он научился сдерживать свои порывы, подавлять свое желание, прятать глубоко внутри разочарование и научился ждать, ждать, ждать,
Света замерла, она во все глаза серьезно смотрела на любимого мужчину.
- Ты столько мучился, а я не могла тебе помочь, - сказала она, постигая то, в каком состоянии жил ее возлюбленный.
В глазах мужчины полыхнула далекая молния, отсвет прежних гроз, которые остались позади, навсегда в прошлом, как он страстно надеялся.
- Боже, и ты жил с этим, Арсений? Ты испытывал ТАКОЕ, а я тебя отвергала, обижала и высмеивала? Как ты с этим справлялся? С болью, с жаждой, со страстью… Я ушла к другому, когда ты так просил меня помочь тебе, посмотреть на тебя, услышать и понять… Боже, я была так жестока… Тебе так хотелось счастья, уважения, простой нежности, но вместо этого… я вынуждала тебя быть жестоким со мной, и ты еще меня терпел и щадил мои чувства! Как ты выносил эту жажду?
- Пил, убивал, мучил себя, других, тебя… - глухо сказал Арсений, глядя в сторону. В его глазах было столько боли, привычно сдерживаемой. Он умел держать в узде свои чувства, скрывать их, загонять глубоко внутрь, а как болит душа – люди могут и не увидеть, а увидев, не понять.
- Только теперь я представляю, каково тебе было! Если бы я сегодня услышала отказ от тебя и насмешку, я, наверное, бросилась бы под машину… - в ее глазах заблестели слезы. – С этим жить невозможно! С никому не нужной страстью, не нужной одному единственному, кто ее и вызывает….
Арсений провел рукой по волосам и улыбнулся ей вымученной улыбкой. Ну что ж, теперь она хоть немного начала его понимать. Он был счастлив.
- Прости, - прошептала девушка.
- Тебе не за что извиняться. Пришло время, и ты полюбила меня. Мне стоило терпеть и ждать. Теперь и ты горишь как я, - он улыбнулся.
- Что, так будет теперь всегда? – Света даже испугалась. Как она будет жить? Как она будет говорить с людьми, держать себя в обществе?
- Дурочка, это же хорошо, - тихо засмеялся Арсений. – Любой мужчина был бы счастлив видеть такое к себе отношение, такое желание.
- Но почему у меня так… через край? – Света серьезно была расстроена.
Арсений посмотрел на нее внимательным взглядом, и придвинулся вплотную, прижавшись животом к ее бедру.
- Я скажу тебе, девочка, в чем дело. Я объясню, почему все так.
Он просунул руку ей под шею и переложил ее голову себе на грудь.
- Дело в том, что у женщины есть незаживающая рана, - Арсений многозначительно и как-то необычно посмотрел на Свету, прикоснувшись к сокровенному месту, вызвав дрожь и волнение. Она вдруг поняла, что с этим мужчиной может больше ничего не стесняться, не стыдиться. Испарялись остатки неуверенности и нерешительности. Он освобождал ее. Он был предельно честен, прям и откровенен. Боже, как легко! Какая свобода и невесомость!
Арсений же продолжал, глядя ей в глаза:
- И женщина всегда страдает, она испытывает мучение, когда нет возможности заглушить муки этой раны. Всю жизнь женщины вынуждены страдать. А с мужчинами вообще все плохо.
- Как так? – она не удержалась, провела пальцем по его губам, он едва успел чмокнуть подушечку ее пальца.
- У них почти онкология, - Арсений сузил серые глаза.
- Оу…
- Опухоль. Она причиняет мужчине чудовищные мучения. Если бы ты знала, как ему бывает больно. Как он рвется освободиться от оков этих мук… И что он может предпринять, чтобы снять это напряжение, избавиться от этой боли? Только женщина может помочь, снять приступ боли и принести облегчение. Временное, конечно, но если она всегда рядом, то он будет спасен от агонии. Так же и он помогает ей избавиться от ее мук – ее рана получает успокоение, когда в ней мужчина. Понимаешь? Они не могут друг без друга, потому что им сразу становится больно. Им нельзя разлучаться, потому что боль и страдание скрутят их, выжмут из них все силы, и сделают несчастными.
Света больше не могла выносить своего счастья, она не могла понять, кто перед ней – это какое-то чудо, это вселенская мудрость. Она тихо заплакала. Слезы закапали ему на грудь, и он с тихим смехом обнял ее. Ну вот он и дома, подумал он. Теперь можно начать жить.


***

В начале их бурных отношений в Свете поселилось сожаление. Она сожалела о потерянном времени. А ведь Арсений уже говорил ей об этом. «Уходят наши лучшие годы», - сказал он ей однажды. В тот день он чуть не застрелился у нее на глазах. Он умолял ее измениться по отношению к нему. Но она, вместо того, чтобы понять, до какого предела он был доведен, упрекала его, бросала обвинения и даже швырнула в него чашку с чаем и выбросила его подарок в камин. Он все стерпел, он смолчал. Можно только догадываться, насколько плохо ему тогда было. Он шел примириться, вымолить хоть немного любви и нежности, а ушел изгнанный, презренный и обвиненный.
Сердце девушки сжималось при этом воспоминании. Да, почти два года она блуждала неизвестно где, обрекая его на такие же скитания. Разница между ними была лишь в том, что он точно знал, чего он хочет, что ему нужно, а она не понимала, чего ей требуется.
И вот новое чувство поселилось в ее душе – страх. Страх потерять его, страх, что эта идиллия закончится. Она хорошо помнила уроки жизни, почерпнутые из классики – счастье не длится вечно. Она боялась всего. Того, то найдется какой-нибудь отморозок, который может убить Арсения, что он может попасть в автокатастрофу, что он просто может заболеть вдруг смертельной болезнью. Каждый день она ждала его как бога, и прощалась с ним словно навсегда. И тоска и беспокойство наполняли ее сердце.
Счастье, страх и сожаление создавали тот коктейль, который она пила изо дня в день, забывая узнавать, какое сегодня число, кто ее родители, и какое время года за окном.  


***

Арсений не позволял ей ходить в одежде, когда она переступала порог его городской квартиры. Он не терпел эти «оковы», эту «дерюгу», которая мешала ему наслаждаться ею, заставляла мучиться и страдать. Он считал, что любой элемент одежды, что-то инородное, разлучает их, мешает им быть вместе.
И Света наслаждалась той свободой, которую он ей предоставлял. Она принимала его восхищение, его обожание. Она видела, что он упивается ею, и каждое их соединение было для него чем-то настолько естественным и единственно правильным, что он тосковал в обычной жизни. Теперь для него главным было только находиться в ней, в другое время он словно впадал в анабиоз.
Он был неутомимым любовником. Его выдумки никогда не иссякали. Света понимала, что ей не нужна никакая «Камасутра», никакая информация о техниках, секретах и тренингах в этой области. Он был изобретателем, новатором, исследователем и путешественником. Он воспринимал ее тело как неизведанную страну, как параллельный мир, в котором желал поселиться навсегда.
Она сходила с ума, а он тихо замечал, что у нее рай между ног. Его рай.
Света обожала тихо лежать с ним, когда тела отдыхали, когда оставалось сил только на сплетение пальцев рук и тихий шепот.
- Расскажи мне о своем прошлом, - однажды попросила Света.
- Что именно ты желаешь знать? – Арсений ближе придвинулся к ней. Ему нужно чувствовать ее близость, иначе он замерзает, леденеет и умирает.
- Ну, про твоих женщин, - Света глянула на него, чтобы увидеть его реакцию.
- Что??? Ты в своем уме? И что ты хочешь об этом знать? – он искренне возмутился, он был рассержен.
- Ну, кто они, сколько их было, как ты к ним относился…
Мог ли он также сходить по ним с ума, был ли он с ними таким же, как с ней?
- Это черт знает что! Зачем тебе это? – он приподнялся и внимательно посмотрел на нее. Она что, шутит? Она просто решила посмеяться над ним? Ну, он ей устроит.
- Хочу знать! – она притянула его за шею к себе. Ей тоже плохо, когда она к нему не прикасается.
- Это прошлое, Света, пойми. Я давно это все похоронил, и не стоит беспокоить мертвых. Я не гробокопатель, не расхититель гробниц. Там только кости, понимаешь? Вся моя жизнь до тебя – просто гора костей в прогнивших отрепьях, которые когда-то считались признаком респектабельности. Не стоит это ворошить.
- Ладно, все понятно, - легко согласилась девушка.
- Ты обиделась? – серые глаза внимательно изучали ее лицо.
- Еще чего, - Света улыбнулась. - Нет, я все поняла. Ты сказал то, что я и хотела услышать. Ты не думай, я очень умная девочка.
- А ну иди сюда, я скажу тебе, какая ты девочка!


***


Света никогда не придавала большого значения тому, как она одевается. И не обращала особого внимания на то, как одет любой ее собеседник. Даже Арсений. Он видел это по ее глазам. Для нее его пиджак был только пиджаком, а брюки – лишь брюками, даже если они пошиты на заказ в Италии или в Париже ведущим модельным домом. Красивыми, элегантными, но тряпками. Просто материалом. Окружение мужчины требовало от него больших вложений в свой внешний вид и в имидж в общем. Везде его встречали по одежке. И он постоянно замечал, как карие, голубые, серые или зеленые глаза, ярко накрашенные, или аккуратно подведенные, впивались в его одежду, шаря в поисках фирменного лейбла, который дал бы им право восхищаться им. И видел, как округлялись эти глаза, и какой свет зажигался в них, когда они находили искомое.
Для Светы же не существовало ни лейблов, ни фирменных нашивок, ни брендов, ни трендов. Это совершенно не волновало ее. Она сама одевалась просто, не вычурно, и аккуратно, но… совершенно не имела понятия о ведущих дизайнерских домах Парижа или Милана. Ее никак не могла впечатлить рубашка Арсения, которая стоила столько же, сколько ее осенний плащ, и не могли взволновать его бриллиантовые запонки: она даже не знала, что это бриллианты, и могла предположить, что это феонит. Впрочем, ей было все равно.
Вот что он говорил, как себя вел и как относился к ней или к окружающим, это ее интересовало, даже очень, и на основании сделанных выводов и субъективных