получился, и через полтора года они мирно разошлись. Кристина подарила Сергею два или три танкера для самостоятельной жизни. Он оказался неплохим предпринимателем, и дела его быстро пошли в гору. Постоянное местожительство он определил для себя в Лондоне, где женился на бывшей близкой подруге английского военного министра и родил с ней дочь. Кристина также ещё раз вышла замуж и родила дочь Афину..
Дальнейшая судьба Кристин Онассис печальна и трагична. Она умерла в Буанос Айресе по неизвестной причине.
Сергей Каузов прослеживался прессой, в том числе и российской до 2000 года. Он достаточно разбогател. Имеет виллу в Швейцарии, где живут его мать и дочери ( Советская и Английская ), а также имеет поместье на одном из островов Карибского моря ( Информация из российских СМИ)
2.
После нескольких лет напряжённой работы НИИ была разработана и внедрена в серийное производство система спецконтроля летательных аппаратов второго поколения. Бортовой комплекс уже стоял в ракетах и летал в плановом порядке. На земле на полигонах заменялась наземная аппаратура первого поколения. Особые проблемы в переоснащении возникли в морском комплексе тихоокеанской океанографической экспедиции. В соединение входили 6 кораблей: Чажма и Чумикан водоизмещением по 12500 тонн и Чукотка, Спасск, Сибирь, Сахалин - по 6000 тонн. Чажма и Чумикан были построены по одному проекту. Остальные корабли были разношёрстные, и точно не украшали ни тихоокеанский военно – морской флот, ни СССР в целом. Пересекали эти корабли Тихий океан вдоль и поперёк и то, что не погибли в океанских штормах, то это заслуга наших капитанов и поддержка всевышнего. Уже после восемьдесят шестого года на Дальзаводе начальник СКа на «Спасске», капитан – лейтенант, говорил тоскливо Сугробину за ночным ужином после вахты: «И чего командиры думают. И так осадка по главную палубу, а они ещё сотню тонн железа навешивают. Утонем, как только за остров Русский выйдем. Я жене перед каждым походом письма – завещания оставляю».
Пристрелочная поездка Сугробина и Суматохина позволила сделать теоретический макет морского комплекса и вывод, что корабли можно оснастить новым комплексом силами НИИ. Сугробин с Суматохиным совершили несколько поездок в КБ Камова4 и Ухтомский вертолётный завод. С разработчиками Ка – 25 согласовали порядок разработки документации на доработку шести машин вертолётного авиаотряда в Петропавловске – Камчатском. В процессе рассмотрения возможностей нового поколения аппаратуры на собравшейся комиссии было решено исключить из комплекса ретрансляторы и задействовать вертолёты как самостоятельные измерительные пункты, что увеличивало надёжность приёма информации в два раза. Вертолёт, предназначенный для подвески однотонной торпеды, должен был нести аппаратуру на четыре канала такой же массы в салоне. И весьма неудобную антенну для летательных аппаратов с наружной стороны корпуса вертолёта. В это же время правительство приняло решение о строительстве двух современных кораблей для ОГЭ. И первый уже стоял на верфях Адмиралтейского завода в Ленинграде. Двадцати пяти тысячник обещал стать гордостью советских ВМФ и превосходить американские корабли по своим возможностям. Кораблю было присвоено имя «Маршал Неделин». Для него КБ Камова был сделан заказ на создание специального вертолёта, и многие, многие миллионы полновесных советских рублей были затрачены на выполнение этого проекта. Рустайлин и Сугробин, взявшие на себя разработку конструкторской документации на подгонку вертолётов и кораблей к новым задачам, сохранили государству столько денег, что можно было закладывать третий корабль. И это не говоря уже о сокращении сроков введения комплекса в действие ранее на пять – шесть лет.5 Но кто это тогда оценивал. Всё разумелось как само собой совершающееся по принципу: «Русский ум изобретёт к зависти Европы…».6
Сугробина совершенно не смущала непрофильная работа. Уже при рекогносцировке он прикинул варианты доработки помещений кораблей, и салона вертолёта. После консультаций с разработчиками вертолёта у него ушли сомнения в правильности своих решений. В конечном итоге специалисты с завода – изготовителя вертолётов из г. Улан – Удэ втроём, за три месяца в аэродромных условиях, доработали шесть машин, приписанных к ОГЭ, по чертежам, выполненным в отделе Сугробина, получив за службу свою штатную зарплату и командировочные рубли.
Подготовленные материалы для проекта оснащения были отправлены для утверждения в министерство обороны. Рустайлин на начало года готовил рабочую экспедицию для разработки проекта на месте. Но как бывает, что-то не совпадало, что-то не было согласовано в высших инстанциях и время сдвинулось. Наступило лето, и Сугробин собрался в первый семейный отпуск вместе с Леной и Алкой, которая должна была осенью пойти в десятый класс, и ей полезно было поднакопить силёнок для выпускного года. Напряжённости особой в её учёбе Сугробин не предвидел, но Чёрное море для всех здоровье и радость.
И семья собирала чемоданы в отпуск. Они собрались ехать "дикарями" в Крым, в Алупку, где была какая-то база от ВТО.7 Сугробин заказал купейные билеты на поезд Горький-Симферополь и неторопливо готовился отдыхать...
Неприятное всегда неожиданно. Сугробин сидел один в кабинете. Рабочий день кончался через полчаса, когда раздался звонок телефона, внутреннего, фамильного.
- Шеф, должно быть что-то забыл, - подумал он и взял трубку. Точно. Звонил Рустайлин.
- Лёня, срочно дай фамилию ведущего конструктора для Камчатки. Приказ о твоём отзыве из отпуска я уже подписал, завтра вся команда едет за пропусками в четвёртый отдел МВД. Сразу покупаем билеты на ближайший самолёт и вылетаем.
- Не очень ты меня обрадовал, - сказал Леонид. - Что Елене сказать.
- Скажи, что Родина, требует…
- Родина часто требует, да награждать забывает, - протянул Сугробин. - Лена размечталась гулять со мной в приморских парках и пить массандровские вина.И вообще, это мой первый семейный отпуск. Ты что, развести меня хочешь!
- Ладно скулить, - сказал Георгий Емельянович.- Команду возглавляю я сам. И к сентябрю согласованные с ТОГЭ и судостроителями чертежи размещения должны быть на утверждении в Москве у заказника. Фамилию жду в приёмной у директора.
Отпуск и южное море накрылись. Лена померкла. Она не предполагала таких виражей в работе Леонида. На неё неожиданно переложились все проблемы по устройству и содержанию себя и дочери в «диких» крымских условиях.
- Я так хотела отдохнуть в семье, - протянула Алочка. – Я ведь и не знаю, как это отдыхать в семье.
- Твоя мама вышла замуж за человека, который наполовину принадлежит Родине. И Родина призвала его именно сейчас. И я даже не могу сказать примерное время возвращения. У твоей мамы есть близкие друзья? Тогда они не дадут ей пожелтеть от слёз в разлуке. Это ведь пока первая неожиданность со мной. Впереди много разлук и коротких и невообразимо длительных.
- Я люблю тебя, - сказала Лена. - И вышла замуж не затем, чтобы меня утешали друзья. Мне просто очень печально быть без тебя. Когда у нас снова всё сойдётся для всей только что родившейся семьи.
- Чтоб тебе не думалось о случайностях, я пришлю телеграмму о времени приезда.
- Дурной, - сказала Лена. – Пора забыть всё, что было до нашей свадьбы.
Сугробин передал ей все приготовленные на поездку деньги, сдал свой билет и улетел на Восток. Лена с Алочкой уехали через день. Всё у них прошло замечательно. Их пропускали на пляж ВТО, и было много приятных знакомств. В подробностях обе женщины об отпуске не распространялись.
Дневник инженера Сугробина
18 июля.
Аэропорт Стригино. 15 часов 30 минут. Самолёт ТУ-134 маршрутом Горький – Москва - Домодедово взревел своими тысячами лошадиных сил, запряжённых в жаропрочные дюзы, и пронзил серые облака, выходя навстречу солнцу. На борту Рустайлин, Суматохин, инженер - испытатель Гена Обеднев, конструктор Витя Паршин и я, Сугробин. Три командира и два работника. Емельяныч, конечно, знает, что работниками будут и Суматохин, и Сугробин. Внешне все спокойные, внутри у каждого своё. Все были собраны неожиданно и быстро, и у каждого остались свои личные, семейные неустроенные дела. Спустя час – мягкая посадка в аэропорту Домодедово, и три часа прогулок по аэровокзалу и окрестностям. В баре приняли по тонкому стакану портвейнового вина. « За тёплый Крым и массандровские вина Елены Максимовны»,- юморнул Рустайлин. Я показал ему кулак. Спустя три часа флагман советской авиации самолёт ИЛ-62 вышел в беспосадочный перелёт по маршруту Москва - Петропавловск-Камчатский. Это было новое достижение Аэрофлота. Еще год назад самолёты ходили только с посадкой в Хабаровске. Штурманы аэрофлота проложили новую северную трассу по высоким широтам с короткими меридианами. И за те же часы самолёты достигали Камчатки, как ранее достигали Хабаровска. Под крылом, невидимые из-за облаков, оставались Нарьян-Map, Норильск, Тикси, Дудинка, Магадан. За Магаданом блеснуло Охотское море, за ним Тихий океан и вот уже снежные вершины вулканов приветствуют наш самолёт. Снова мягкая посадка, и самолёт катится по взлётно – посадочной полосе мимо капониров истребителей-перехватчиков, мимо стоянок могучих 4-х моторных гидропланов. Ничего не изменилось в аэропорту. Разрыв во времени девять часов. В Москве раннее утро, здесь начало вечера. Расстояния на нашей планете становятся всё более и более малозначимы. И если вспомнить, что в конце прошлого века Чехов добирался на Сахалин полгода, то в наше время Лика Мизинова8 могла бы не грустить, и уверенно дождаться Антона. Но каждому времени своё измерение. Лена с Алкой уезжали в этот день вечером, и я дал им телеграмму из аэропорта «Петропавловск – камчатский» о прибытии на место. Дальше связь у меня с ними прерывалась до конца командировки.
Места и пути нам с Василием были знакомы. Из комендатуры при аэропорте я позвонил начальнику штаба соединения и сообщил, что постараемся прибыть в часть к ужину. Автобус из Приморска остановился у первого городского причала. Штаб находился в этот раз на Чажме. Нас поджидали и выслали к причалу дежурный катер. И в восемь часов вечера по камчатскому времени катер доставил нас на флагман, где, как принято на флоте, нас угостили крепким чаем и бутербродами с большим количеством масла и развели спать по каютам. Правда, все собрались в каюте у Рустайлина и выпили за благополучное прибытие бутылку венгерского коньяка "Мэтра", которую (да и не только её) благоразумно прихватили с собой. И затем уже отошли ко сну
20 июля
Я проснулся от странного сна. В иллюминаторе розовел рассвет, а в глазах - стояла картинка вершины Корякского вулкана. Я разглядывал Корякский вулкан с такой близости, как будто стоял на гребнях белых сугробов, в которых мне были видны кристаллики снега. Никем не тронутая первозданность, и лишь на самом гребне из под снежного свея проглядывался местами сероватый след тропы. Всё было близким, доступным и желанным, хотелось наклониться и потрогать снег рукой. Вдруг снизу из-под снежного карниза на стремительном галопе выскочил серый конь с белыми яблоками по всему телу,
