Так что поговорили, посмотрели на ремонтные мастерские, и уехали обратно. К обеденному столу естественно не успели. Пришлось отобедать из холодильника.
Вышел на палубу. Погода, как и последние три дня, серая без проблесков солнца, но и без дождей.
18 августа.
Воскресенье. Бродил в ближайших окрестностях Приморска. Не устаю восхищаться камчатской растительностью: буйной, ярко-зелёной во всех оттенках зелёности. Воды растениям здесь достаётся так много, что на каменистых южных склонах скал и сопок, где должна бы быть одна пыль, растёт ягель. И заросли травы скрывают человека. Взрослые берёзы выглядят сказочными декорациями. Когда я первый раз смотрел на них из окна автобуса, мне подумалось, что это особая порода камчатских деревьев. Видимо шторма, снега и воды так воздействуют на дерево, что оно становится фантастически исковерканным с многочисленными раскинувшимися искривлёнными сучьями, образующими совершенно нереальную картину. Возле одного дерева можно снимать сказочные фильмы про леших и прочую сказочную невидаль. Но сколько можно восхищаться! Четыре недели среди узких проходов, крутых трапов, подъёма по команде, обедов по команде и одним и тем же пейзажем, хотя и восхитительным для жителей без морских и горных красот живущих. Работа выполнялась быстро, и не была такой сложной, как представлялась. Моряки были довольны пребыванием "промышленников", как они нас называли. Новые люди, поговорить, послушать, самим по рассказывать байки из морских приключений. У ТОГЭ, как уже отмечалось, были несколько основных направлений работы: радиоразведка, дежурство в точках океана при запуске и посадке пилотируемых космических кораблей для спасения космонавтов в случае нештатной посадки, когда посадить в приуралье не получится. И главная работа по нашей части для приёма информации на финише полета испытательных баллистических ракет. В этих случаях ТАСС объявлял всему миру о закрытии определённых участков Тихого океана для мореходства на определённый срок. ТОГЭ, по моему мнению, была самой плавающей частью, во всём ВМФ. И приключений, о которых можно было рассказать новичкам, было у моряков предостаточно.
Уходило лето. Всем известно, что за августом осень. А лето в России так коротко. Два вечера, подряд играл в карты. Это отвратительно. Обещаю самому себе больше не прикасаться. Чувствуешь тупость собственную, презрение к себе. И всё становится как-то не так,
20 августа.
Сегодня первый раз за время пребывания выехал в Петропавловск. На почтамте получил хорошую телеграмму от Лены. По возвращении в Приморск пошёл дождь. Снова закашлял. Нежелательно это.
21 августа.
Сегодня подписаны протоколы. Камчатские дела закончены. Завтра утром самолёт должен взять курс на Владивосток. Снова движение. И солнце засветило с самого утра. После обеда все кто куда разбрелись, а мы с Володей Паршиным присели на камушки недалеко от пирса, где не было ветерка, обнажили свои побледневшие тела, и грелись на солнышке пару часов. То-то на душе была отрада.
Вечером упаковал вещи. Рано утром, около шести машина с водителем и мичманом должна нас перебросить в аэропорт Елизово.
22 августа .
Борт самолёта Ил-18. Ровно гудят двигатели, крылья самолёта чуть помахивают концами. Это у Ил-18 такой давно знакомый полётный эффект, на который я всегда смотрю с некоторым смущением. Стюардесса принесла прохладительные напитки. Под крылом сквозь редкие облака и дымку серебрится Охотское море.
А утром я проснулся с первыми проблесками зари, повинуясь внутреннему голосу, поднялся и вышел на палубу. День начинался. В распадках ещё густели туманы, но вершины Вилючинского вулкана розовели белыми снегами на фоне прозрачного неба. "Выходим, Лёня", - окликнул меня Рустайлин, проходя мимо с дорожной сумкой. Я вернулся в каюту и вышел со своим дорожным кейсом, который был похож на дипломат, но был значительно вместительнее, хотя и не был чемоданом. С ним меня пропускали в кабины всех самолётов, что позволяло значительно экономить время, которое тратилось в ожидании багажа. У трапа пожелал дежурившему моряку 6 футов под килем. Нa пирсе уже была вся наша команда. Курили, смотрели на часы. Машины не было.
Курим много и нервно. Пошёл второй час на размен, что оставался до отлёта, когда, наконец, сели и поехали. Оказывается, все службы проспали. Проверка на КП и прямое шоссе, наконец. Водитель дал полный газ, машина с рёвом пролетела несколько километров и встала - отказал масляный насос. Ремонт. Нервно курим. Поехали. Разменяли последний час до вылета и уже въехали в Елизово, как спустил баллон. "С вечера надо было выезжать", - буркнул я, выбрался из машины и встал посредине дороги, поднимая кейс вверх. Оставалось не более двадцати минут до вылета, когда сердобольный водитель остановил автобус неизвестного предназначения, и через считанные минуты выкинул команду у входа в Аэропорт, не взяв денег. "Регистрация на рейс продолжается", - раздался голос информатора, хотя на часах было десять минут до вылета. На помощь в нашей безвыходной ситуации пришёл "Аэрофлот": Его самолёты практически не летают по расписанию. И этот рейс не был исключением и задержался на час. Мы зарегистрировались и до посадки успели спокойно покурить, любуясь, вулканическим пейзажем.
Осень на Камчатке всегда солнечная. И невзрачная серая погода нашего пребывания сменялась прозрачной зелёно-жёлтой голубизной. Самолёт взлетел в чистое небо, под крылом скользнула голубым облаком бухта Крашенинникова с родной флотилией, блеснули все три вулкана окружающие Авачинскую бухту белыми шапками.
Далеко на севере из иллюминатора правого борта, при желании можно увидеть плотную туманность Ключевской сопки, крупнейшего вулкана востока, высотой в 4800м. Все камчатские пейзажи растаяли в несколько минут полёта, только море и небо. Через час под крылом появилась северная оконечность острова Сахалина, Татарский пролив и синяя лента Амура. Скоро Хабаровск.
23 августа
«Ох, ты море, Японское море, много бед ты приносишь с собой..."10 В пять часов вечера по местному времени прибыли вчера во Владивосток. Принял он нас гостеприимно, также как и любой другой советский город принимает незапланированных гостей. Совершив два почётных круга по гостиницам, сдали вещи в камеры хранения морвокзала, и вышли на пляжное побережье вдохнуть морского воздуха и смыть перелётную пыль и грязь. Погода теплая, ласковая. В Приморье начинался бархатный сезон. Вода 22 градуса по Цельсию. Я сразу забыл все печали, уронив себя в морские волны. Вода изумительно прозрачная. Тело человеческое лежит на воде и не тонет. Я ставил себя вертикально, делал руки «по швам» и только колыхался, оставляя на поверхности нос для дыхания. Так прошло часа два, пока не стемнело. По темноте снова совершили круг по отелям. Круги делать удобно. Все гостиницы, включая комнаты отдыха на морском и железнодорожном вокзалах, обходишь в течение часа. В 11 вечера нервы не выдержали у администратора гостиницы "Челюскин", и она нас разместила до утра. Мне достался номер с ненужными телевизором и холодильником, Георгию Рустайлину достался номер без окон.
24 августа.
Утром оформили пропуска в ПРИМ ЦКБ и Дальзавод. У причальных стенок завода, как и год назад, стояли многие десятки, может сотни военных и гражданских кораблей, подводные лодки и большинство из них те, которые мы с Василием видели. Тут же на текущем ремонте стояли "Чумикан" и "Спасск". Их надо было осмотреть, а в ЦКБ создать компоновочные чертежи. Но чтобы делать - надо жить. А жить было негде. В штабе Тихоокеанского флота, здесь же на берегу Золотого рога, получили бумагу - направление за подписью начальника штаба флота начальнику гостиницы краснознамённого ТОФ с указанием, принять нас во что бы то ни стало. Но кто такой начальник штаба Тихоокеанского флота в расцвет застойного времени по сравнению с начальником гостиницы. Послал он нашу бригаду...
По Ленинской улице проходит главная трамвайная линия. Бригада наша сидела на скамейке на Ленинской у начала Дальзавода и предавалась нестройным мыслям, склонявшимся к одной. А не уехать ли домой, раз начальство о нашем пребывании не позаботилось. Но начальство сидело рядом и молча покуривало.
- Слушай, Георгий, - сказал я, - ведь кроме Советской власти у нас ещё есть и партийная власть. И если советская власть не понимает важности нашей работы и не желает устроить наш быт, давай обратимся к партийной. КПСС ведь правящая партия, и сама провозглашает, что «она за всё в ответе». А член партии в нашей бригаде только ты. Нужны мы будем нашему главному без документов!?
Рустайлин молчал. Здание горкома было в сотне метров.
- Пойдём? - кивнул я в сторону горкома.
Остальные коллеги на меня смотрели со скептическими улыбками.
«А я беспартийный», - сказал я сам себе и в пустое пространство, поправил галстук и пошёл в сторону городского комитета КПСС г. Владивостока. Милиционер партбилета не спросил и показал второй этаж.
- По какому вопросу? - спросила секретарь в приёмной.
- По государственному.
Но не успела секретарша пройти с докладом, как из кабинета вышел САМ, небольшого роста и совершенно невзрачный человек. И, не дожидаясь моих слов, заявил, приподняв руку над головой:
- Я не могу, мне надо срочно в крайком, - и вылетел из приёмной. - Зайдите часа через два, - всё же успел сказать мне секретарь горкома из дверей. И скрылся.
Два часа меня не устраивали.
- Где у Вас крайком? - спросил я у секретарши.
- Через улицу и наискосок.
- Что ж, пойду в крайком, - сказал я ребятам по возвращению. - Есть же там оборонный отдел. Да и недалеко, всего-то улицу перейти. Рустайлин поднялся и пошёл со мной. Через полчаса нас принял зам. начальника оборонного отдела, посмотрел документы с печатями Средьмаша и сказал, что устроить пять человек в гостиницу - раз плюнуть. Но застой есть застой. Через полчаса непрерывных звонков и разговоров с гостиничным комплексом на лбу у партийного чиновника появились капельки пота. Поселить по звонку крайкома не желали ни городские, ни ведомственные, ни заводские гостиницы.
- Позвоните мне часов в пять, - напутствовал он нас, когда мы покидали его кабинет.
- Был четвёртый час.
- Надо отмечать командировки и в аэрофлот. А из дома через ЦК забронировать этаж в центральной гостинице с видом на море, - стараясь скрасить грустную ситуацию, невесело шутил Вася Суматохин. Его и отправил на завод Рустайлин отметить командировки об убытии без даты выезда, а сам пошёл звонить в штаб флота. Дежурный по штабу уже знакомый с нами капитан второго ранга, предложил переночёвать, а в принципе и жить, сколько желаем, на плавбазе, которая пришла в ремонт и стояла у стенки напротив памятника партизанам. Командовал ей старшина с тремя матросами. Старшина выделил каюту с тремя двухэтажными койками и тюфяками. Сели. Пришёл матрос, молодой и тихий:
- Так старшина сказал, что каюта без замка, вещи не оставляйте. Вам ещё и простыни нужны. Может и будут. Не обещаю. - И ушёл.
- Никто ничего не обещает, все говорят - давай, - хмыкнул Гена Обеднев и предложил пойти за вещами. – И так весь день в брожении без обеда. И есть, и спать хочется.
Сходили за
