Пусичка

Эх, знал бы дедушка Чуковский, где человека подстерегают настоящие опасности. Вернее, не где, а от кого. Что мне тот африканский крокодил, я вас спрашиваю! Я же знаю, что он в речке сидит. Что ж я, идиот, в воду соваться? И никто не полезет, если нога человеку не лишняя. Ничего, мы и на бережу как-нибудь перетопчемся, потерпим. Был бы я писателем, я бы детишкам лучше так подсказал: не берите, детки, кошечек в поход. Ни в Африку, ни даже на речку по соседству не берите. Да-да, особенно, если кошки у вас дальше кактуса на окне в свет не выглядывали. А ещё того пуще - по натуре своей природной сами колючее кактуса. Бывают такие злюки, вы уж мне поверьте!
Но если дома вы уже знаете безопасные пути и умеете уворачиваться от разящей когтистой лапки семейного любимчика, то на вольной волюшке ждите беды. Пережить шок от смены домашнего уюта с диваном на палатку с комарами самостоятельно злюка не сможет. Обязательно отомстит, чтобы и вам отдых испортить.
И ладно бы своим хозяевам гадила. Но я здесь при чём, скажите на милость?
Словом, дело как было. Пошли мы с друзьями в поход на уикенд. Брызнуть, так сказать, в серые будни свежих красок. Ну и ещё кой-чего в глотку брызнуть, но это уже по-интеллигентски, вечером, когда детишки угомонятся, и под шашлык. Под шашлык ведь не грех, вы согласны? А друзья, Мишка с Ксюхой да сынулей их, кучерявым бутузом Юрасиком, вот это сиамское чудо как раз с собой захватили. Тощее, что в твоя супермодель на подиуме. Зато когти будьте нате - по полметра каждый. А заточены - Фредди Крюгеру не снилось. Нам всем, значит, на погибель. И имечко-то ей, словно в издёвку, придумали какое - Пусичка. Тьфу! Пусичка! Сатана с хвостом - вот что ей больше подходит, я вам клянусь!
Ладно, не буду, не буду жаловаться - что вы! Мужчины не плачут. Лучше во всём , как учил мудрец Конфуций, находить положительные стороны. А Конфуцию верить можно, он кореш свой в доску.
Тем более положительного было куда больше. Солнце в субботу разошлось вовсю. Сами понимаете, кроме купания в такой день на ум нормальному человеку больше ничего не идёт. А мы разве похожи на ненормальных? Нет же, правда? Ну-у-у... разве что некоторые…
Целый день на пляже - представляете удовольствие?! Лишь к ужину опомнились - мы ведь не можем пропустить ужин! У нас ведь после ужина... ну, сами понимаете...
Вот значит, приходим мы с пляжа в наш лагерь и обнаруживаем, наконец, Пусичку. Почему наконец? А надо сказать, что мы о Пусичке целый день не вспоминали. Хотя я-то, положим, не забыл, я постоянно про себя приговаривал: слава, мол, богу, как без тебя хорошо, и пропади ты вообще пропадом. Многие мои единомышленники тоже примерно так думали, я уверен. И помалкивали в тряпочку. Но вот почему Ксюха про Пусичку не вспомнила ни разу, мне неведомо.
Вообще-то у меня с домашними кошками отношения обычно ровные, вы не подумайте ничего такого. Со мной в одной квартире они, правда, плохо уживаются по причине схожести характеров, - а одинаковое, как известно из электростатики, отталкивается. Но все кошки, к которым я захожу иногда в гости... или, вернее, к хозяевам этих кошек я захожу обычно в гости... Так вот, все эти кошки отчего-то чувствуют во мне родственную душу, и непременно забираются ко мне на колени. Ну а поскольку они на меня не нападают, да к тому же тепло и урчит прям в живот, то и я их никуда и не гоню. Такой вот симбиоз. Но эта стерва - другого слова не подберу - вообще не ведает ни о каком симбиозе! Она даже не знает такого слова! Ей, видно, при рождении совсем позабыли сказать, что она домашняя кошка.
А сейчас, глядите - мы приходим, а она нам навстречу: жалкая, с поникшим хвостом, идёт и мяучит. Нет, она даже не мяукает, она просто идёт с открытым ртом и почти беззвучно хрипит своё „мяу“. Я даже на минуточку забылся и мне её жалко стало. Сразу вылетело из головы, как я с пляжа молил парящего высоко-высоко над окрестными просторами коршуна: - Ну что ты там, в полях, высматриваешь, дурашка! Ты посмотри, какой у тебя  прямо под носом лакомый кусочек бегает!.. Куда ж ты, коршун?! У-у, стрекозёл слепошарый!..  
…Нет, не на минутку, вру. На секундочку я забылся. На краткий миг.
- Пусичка-Пусичка, маленькая моя! - запричитала Ксюха. - Что с тобой? Жарко девочке? Жарко малепусенькой? Пуси-пуси-пусичка моя! Вы только посмотрите, как ей жарко… -  обратилась она уже к нам и добавила: - А вдруг она умирает?
Скорей бы, подумал я про себя, а вслух сказал:
- Да ты что, Ксюх, это же всё-таки кошка. Их пуля не берёт, а ты говоришь!
И не знаю с чего, но Ксюха вдруг решила, что кошек в таких случаях следует купать. И мы  снова дружно отправились к реке. Хотя сперва-то только одна Ксюха, подхватив Пусичку,  засеменила по тропинке. У остальных поначалу возникла небольшая пауза по причине  лёгкого нашего замешательства. Но мы быстро смекнули, что подобного зрелища  пропускать не следует - такая удача, может быть, только раз в жизни бывает - и  припустили следом, на ходу делая ставки: утонет - не утонет. Сам не знаю почему, видимо, торжественность момента обязывала, я вдруг затянул „Прощание славянки“. Но, лишь только отзвучало знаменитое на всю страну вступление, мы, даже не сговариваясь -  вот что совместная пьянка с людьми делает! - грянули хором в ритме марша не раз петый вечерами задушевно, под гитару старинный романс:
- Отцвели! - пам-па-пам. - Уж давно! - пам-па-пам. - Хризанте-е-э-мы-ы-ы. В саду! - пам- па-рам. - Но любовь! - пам-па-пам. - Всё живёт! - пам-па-пам.- В моём се-е-э-рдце. Больном! - пам-па-рам…
Так мы и шли с одним этим припевом до самого пляжа. Там Ксюха в воду полезла. С Пусичкой в руках. И мы все полезли. Что ж мы, дураки, что-ли, такую возможность упускать! Одна Пусичка не хотела в воду. Мы все это видели. Лишь Ксюха не замечала, как несчастное животное с застывшим ужасом в расширенных вдвое против прежнего глазах растопыривала лапы, словно пытаясь упереться в поверхность реки и, если  получится вырваться из Ксюхиных рук, то оттолкнуться хорошенько от водной глади, выпрыгнуть на берег и умчаться подальше в прибрежные кусты. Но из Ксюхиных рук разве вырвешься! Она ведь только с виду женщина, а на самом-то деле она бухгалтер. А вы неужто не знаете, каких сил стоит удержать огромную казну в своих  руках? Вот мало-помалу и накачалась...
Даже Мишка дрогнул своим большим офицерским сердцем и увещевал  Ксюху:
- Ну ты что, мать, не видишь разве, что она не хочет купаться?! Смотри, будет тебе в туфли гадить теперь всю жизнь!
Но у Ксюхи было другое мнение:
- Вы посмотрите только, - ворковала она, - как ей нравится! Да, Пуси-пусичка, тебе ведь  хорошо?
А кошка только ещё пуще ширила глаза и, для вящей убедительности, жалобно мяукала. У неё даже голос прорезался, хотя говорят, что сиамцы вообще не мяукают.
- Ухти, как нам хорошо - да, моя заинька? Они все нам просто завидуют, а мы ведь так любим плавать. Ты мой дельфинчик родной! - так приговаривала Ксюха и постепенно  заходила всё глубже и глубже и отводила потихоньку руки, отправляя Пусичку в свободное плавание. А Пусичка выла уже по-собачьи. Но вот плавать она не умела даже по-собачьи и потому постепенно погружалась в пучину, протягивая из глубины свою ещё  более худенькую в воде лапку в моём направлении, совсем как в слёзном кино „Титаник“. Я, похоже, был её последней надеждой. И моё сердце тоже дрогнуло. И я ей поверил. И протянул ей свою руку. Вы прочувствовали мой благородный жест? Я! Я ей руку помощи протянул!..
...Идиот! Последний кретин! Как же я мог так лохануться!!! Вот и ходи теперь, дурак, весь в зелёнке вместо красивого и ровного бронзового загара - пугай своим видом окружающих. Нет, для этого мне даже оголяться не потребуется: эта зверюга даже на  моей физиономии успела отметиться. Я ей дружеское плечо подставил, а она! Вон как исполосовала!
- Конечно, Ксюха, конечно, она опять не хотела! - моему сарказму было тесно в худеньком мне, и потому я щедро делился сарказмом с Ксюхой.
- А чего ты руки тянул? Сам виноват! Она ведь подумала, что ты ей купаться помешать хочешь, такого наслаждения лишить.
- А ничего, что она по мне пробежалась по всему и от морды, как от трамплина, оттолкнулась, да в кусты сиганула, подальше от твоих расчудесных удовольствий?
- Ну что ты, Димасик, а? Ну… ну она честно не со зла... - включила Ксюха свой умело поставленный виноватый голос, и я сдался…
- О-о-о, Машуля, как мне тебя не хватает! - с безнадёжной тоской простонал лишь я тогда.
Нет, что вы, я не про ту Машу вспомнил, что с моей помощью наставляла рога своему недотёпе мужу. Совсем не про неё. И не про цветочницу Машулю, от которой у меня до сих пор по коже мурашки - во какие! - и эротические сновидения! И даже не про Машеньку, поклонницу ночных квестов, которая ещё фотограф-любитель. Ей, помню, очки было стыдно носить, так она меня, хитруля, сфоткала во-от такенным объективом; потом дома, похоже, увеличила, рассмотрела и... больше со мной не здоровалась. А с той Машкой, с Владимирской, мы даже не поцеловались ни разу - так чего о ней вообще вспоминать?  Я, честно, ни одну из этих Маш сейчас не вспомнил. Я совсем другую Машу вспомнил - да и как мне было не помянуть её добрым словом! Золото была, а не кошка!
Машуля у Ксюхи с Мишаней прожила много-много лет. Вот с тех самых пор, как Мишаня представил мне свою молоденькую красавицу жену, с тех пор я и Машулю знал. Она бы у них и ещё столько прожила, - плевать, что кошки столько не живут. Машуле с ними  было в кайф, и она жила себе припеваючи и в ус свой кошачий не дула. Но однажды Ксюха подумала: «а не показать ли Машуле моей, кошечке моей ласковой и золотой, мир большой и светлый». А то Муся у них никогда дальше входной двери носа не высовывала. И зачем ей, спрашивается, нос высовывать? „Вискас“в одном блюдечке свежий, водичка в  другом блюдечке только что отфильтрованная - не жизнь, а малина! А что такое кот, так она даже на картинках не видела. Ксюха не показывала - от греха. И домашним своим строго-настрого приказала Марусю близко к телевизору не пускать. Вот. Так и прожила Машуля в старых девах всю свою долгую подкроватную жизнь. Но вы же Ксюху знаете теперь. Она всегда в курсе, чего хочет кошка. Вот и было решено на семейном совете:  Марусе мир - показать! И начать решили с нашего заветного места. Ага, с того самого, про которое я вам только-только рассказывал. Почему? Да потому как там посторонних кошачьих мужеского полу никогда не наблюдалось. Водилась, по преданиям, близ нашей полянки рысь с кисточками на ушах. Ну так какая же они с Марусей пара?! Даже если эта рысь - он, то и тогда он ведь скорее сожрёт, чем обесчестит, а это не страшно. Вот как решила тогда Ксюха и взяла Машеньку в поход. И так Маша к нашим красотам душой вдруг прикипела, что мы даже чуть без неё не уехали. Ушла, сгинула, растворилась в пространстве! Еле-еле через два дня отыскали - глаза вот, как у Пусички в реке, по пять копеек. И молчит. Даже Вискас её не интересовал - настолько местная природа её одухотворила. Осталась ли в девках - честно, не знаю. Но знаю, что домой приехала и сразу затосковала - ни ест, ни пьёт. И так уж она тосковала, - так тосковала! - что однажды тёмным зимним вечером, не сказав ни слова на прощание, тихо ушла в другую комнату и так же молча от этой неизбывной тоски померла. Ну да, да, я точно помню, это было в конце зимы, когда я Михе позвонил и