инцидент.
Мне было его жалко. Хорошо еще, что поза у статуи была относительно несложная. Необходимо было просто не засыпать и не ронять протянутую руку.
Тогда я была восхищена им - человеком, уверившемся не в собственных силах, а в силе собственного духа. Сейчас я понимаю, что он был несчастен и счастлив одновременно. Он не верил, что человек добивается всего сам, и никакие талисманы ему не помогут, если внутри ничего нет - никакой уверенности, никакого стержня. Но он был окрылен надеждой и имел немалые силы - это стало для него делом чести, а честь, как известно, толкает не только на преступления, но и на подвиги.
Мы помолчали. Я покивал головой, как бы утрясая историю. Потом мы расстались и ночью я во сне видел белую фигуру в балахоне с развевающимися рукавами, протягивающую мне тонкую белую ручку.
Из окна поезда мне видна была только ее рука, но я сразу понял, что это она. Я вылез в окно по пояс и помахал ей в ответ. На ней было удлиненной серое платье с закрытым воротом.
-- До свидания! Приезжайте следующим летом! - крикнул ей я.
-- Это вы приезжайте, я теперь здесь живу. Это мой пансион. - она не кричала, и мне казалось, что она говорит шепотом мне на ухо, -- Приезжайте весной.
-- Так как мне быть с облаками?
-- Притворитесь. Только не будьте ахроматом.
-- Мари! Кем?
-- Что? Ахроматом.
-- Мари! А что он кричал?
-- Кто?
-- Ну, этот ваш, скульптор!
-- О-о! - она очень весело и легко рассмеялась, -- Это был русский мат. Он был русский, Сережа Завьялов. Хороший мальчик. До свидания!
Вернувшись домой, я первым делом полез в словарь иностранных и заимствованных слов, потом в толковый словарь. Бедняги ахроматы -- обманутые люди. Они видят мир в серых тонах, всю жизнь в черно-белом цвете, а я не могу закончить начатую черно-белую мысль.
Я написал питерские облака. Я поехал на море весной. Я понял мир. Мне было хорошо. Я написал весенние дожди и летнюю гладь неба. Море, катер и одинокую фигурку на фоне моря и неба в позе Мыслителя Родена с протянутой вперед ладошкой.
2006-09-24
