покруче, но никак не совпадала очередная колея с описанием, данным нам офицерами. А если ехать в направлении солнца, то через тысячу километров можно было попасть на Байконур. Но у нас оставалось уже бензина только бак с четвертью, вместо двух при выезде из Приозёрска. На очередной развилке из трёх дорог мы повернули по средней. Левая шла по солнцу, правая уходила через бугор уже к северо-западу, и нам показалось, что это очень круто.( Уже после уточнили, что именно по правой дороге и надо было править) Средняя дорога пошла на удивление прямо как по визиру, и не разветлялась. Мотор гудел ровно, на ногах были меховые сапоги, на плечах ватные солдатские куртки. Солнце понемногу снижалось. Справа и слева от дороги появились как-то неожиданно (об этом нам так же говорили) участки буквально заваленные останками упавших ракет. Они вызвали у меня впечатление картинки из какого – то кинофильма, где герой ехал по месту древнего сражения, которое было усыпано истлевшими погибшими воинами, их шлемами, мечами, копьями. Ракеты пускались десятилетиями с 56 года. А Харламкин подметил, что едем мы правильно, про эти места нам и рассказывали. Его слова были приятны. Но дороги были достаточно ровные, скорость приличная, время в пути приближалось к трём часам, а площадка с мачтами так и не вырисовывалась. Стрелка основного бака начинала приплясывть. «Если до темноты не доедем, то встанем»,- сказал я Николаю. В запасном – на 300 км. Днём куда-нибудь выедем!» «Так и порешим», - ответил он. И вдруг впереди немного в стороне от дороги мы увидели грузовик и группу военных. Через пять минут лейтенант показывал нам карту. Через три километра мы должны будем повернуть на перпендикулярную колею и по ней через 30 километров будем на площадке. Он подтвердил по этой же карте, что на развилке повернуть надо было по правой. А сам лейтенант грузил останки ракет. «Дошло время и для очистки степей от мусора. Но только начинаем»,- сказал он. Мы тепло поблагодарили и двинули. Через три километра по спидометру был поворот на 90 градусов направо. Машина повернула и встала. Бензин в главном баке кончился.
- Ты знаешь, где у машины тот знаменитый трёхходовой кран? – спросил я у Николая.
- Показывали, но ни разу не переключал, - ответил он, вылезая из кабины. Николай поковы-рялся пару минут под машиной и под капотом и крикнул -Крути давай!
Я включил стартер и провернул десяток оборотов. Включил снова. Двигатель фыркнул, стих. Потом снова фыркнул и заработал.
- Какое главное достоинство этой машины? – задал вопрос Николай. И сам ответил. – Брон-зовый трёхходовой кран в топливной системе. – И улыбнулся счастливой улыбкой.
Солнечный диск коснулся края горизонта. Я дал газ и мы помчались за уходящим солнцем. Впереди выскочило стадо сайгаков. Три из них неслись по дороге перед машиной почему-то не уходя с дороги. Мотор ревел, машина дрожала, спидометр показывал 80, 85 – больше не мог. Но чем быстрее шла машина, тем быстрее бежали антилопы. «Они до ста км бегают». - махнул рукой разазартившийся Харламкин.
Мы въехали на площадку, когда солнце скрылось с последним лучом за горизонтом и сразу стало темно. В степи как в океане – солнца нет и света нет. «А мы вас потеряли и заждались», - всё же больше обрадованно, чем осуждающе сказал выскочивший навстречу капитан. - «Давайте на ужин и на охоту». «И здесь все мысли об охоте» – засмеялся я. «А как же! Вы для нас самые желанные гости».
Охота, так охота! Нехорошая эта охота. Не люблю я такую. Мы уехали в Приозёрск на сле-дующий день к вечеру. Двух разделанных сайгагов повезли с собой. Одного капитан попро-сил передать в свою семью. Я примирился с этой охотой только потому, что в обед видел, с какой радостью солдаты поедали приготовленное жаркое из наших трофеев. Нечасто, похо-же, им выпадал такой праздник. Частичку окорока я сохранил в холодильнике до отъёзда. И маленькая Дианка также кушала котлеты из свежего мяса антилопы.
Возвращение из поездки принесло мне боль и много грусти. В Приозёрск прилетел наш са-молёт и прилетевшие сообщили, что в ДТП погиб сотрудник НИИ некий Валентинов. Никто не знал, что Валентинов близок мне, как никто. Вот это «кисмет». Почему судьба выбрала очень хорошего человека? «Все под богом ходим», - философски прокомментировал Володя Пискунов. И все занялись обычным делом. Мне не работалось. Я прошёл в городскую столовую, где был буфет с разливом. Налил сто пятьдесят и присел. Уйти в сорок пять, в полном здравии и работоспособности. Они с Галей ждали ребёнка. Как теперь всё будет складываться? Было так пасмурно, что пришлось добавить ещё соточку. И ушёл в гостиницу. Вечером у винного магазина толпа офицеров. Всё также как в Кап - Яре. Офицеры упрашивают гражданских купить водку. «Пейте, товарищи офицеры» Выпейте за Валерия», - шептал я про себя. Моя служба не позволила проводить друга. Помянул я его с друзьями только на сороковой день.
Мы с Николаем посетили ещё три «точки» после однодневного отдыха. Больше мы не плу-тали. Я не курил. И к концу второго объезда «точек» кашель у меня прошёл, и печаль по ку-реву прошла.
С полковником Пятаковым, его офицером и Николаем мы выезжали на их личных машинах на озеро на выходные дни. Удачно рыбачили и охотились на зайцев. Рыбы в озере действительно оказалось много, если правильно ловить.
«А могли бы уйти в Байконур или в Ахтубинск!» - вспоминали мы не раз с Николаем Харламкиным впоследствии.
После девяносто первого года любимые мобильные измерительные станции канули в лету. Оснащённые лучшими автомобилями мирового уровня с встроенным генератором перемен-ного тока, они не представляли республике Казахстан никакой ценности, кроме автомобилей. Начинку из кунгов вынули, а автомобили использовали по своему спецназначению новые ханы. Нетрезвый руководитель Российской федерации в Беловежской пуще подписал совершенно непродуманную бумагу, в которой чёрным по белому было записано, что выделившиеся из состава СССР республики владеют всем движимым и недвижимым имуществом, размещённым в границах республик, обозначенных прежними разрушителями Российской империи. И не подумал, что армия СССР должна была остаться неделимой, и армейские базы, вооружение и военное имущество должно было поделиться по особым решениям. По мнению военных, Ельцин не представлял, чем был Казахстан для вооружённых сил, как и город Севастополь, который в те дни Кравчук отдал бы России без проволочек, так он хотел быть немедленно независимым. Но Ельцин в те дни был пьян до нетранспортабельности.
КАТУНИНО.
1986 год, февраль.
Самолёт Аэрофлота рейсом Горький – Архангельск прибыл в аэропорт г. Архангельска в 20 – 15. Автобусом через два часа был доставлен в пункт Черная речка, от которого уже внут-ренним автобусом было 15 минут езды по не очень ровной дороге до посёлка Катунино, по-именованного так в честь лётчика-североморца Катунина, таранившего в 1944 году враже-ский корабль. Поселение закрытое. Здесь находится аэродром и база стратегических бомбар-дировщиков ТУ – 95, которые с ядерным оружием на борту барражируют воздушные про-сторы северной Атлантики вплоть до Канады и северных границ Соединённых штатов. В полёте их, бывает, сопровождают и заправляют в воздухе топливозаправщики. В этой же части базируются самолёты, с которых контролируется старт ракет из Белого и Баренцевого морей, стартующих на «Куру» или в акваторию Тихого океана.
На территории войсковой части находится большое рыбное озеро. В довоенные годы здесь находилось соединение гидропланов. На озеро приводнялась известная советская лётчица Марина Раскова. Поселок, как и вся территория войсковой части, закрыты для посещения посторонними лицами. Наша группа проверяется на КПП и мы, совершенно соответствую-щие паспортам и предписаниям, в 22 – 30 сидим в номерах местной гостиницы, и располага-емся на отдых. Гостиница деревянная, одноэтажная. Нормальный тёплый барак послевоен-ной постройки с большими окнами. Большие окна это хорошо, но не совсем правильно. На улице минус двадцать пять по Цельсию.
- Вино в посёлке не продают, - предупредила дежурная при оформлении. – Если сегодня всё припьёте, что с собой привезли, то утром опохмеляться будет нечем.
- Спасибо за предупреждение, - засмеялся Валерий Егоршин, бывший начальником в этот раз. - Спасибо Горбачёву за заботу.
- Он бы ещё мороз понизил, тогда бы об водке совсем не думали, - сказал шустрый Саня Квакин, отдирая сосульки от воротника куртки. – Сто метров всего прошли, а холод уже кости щупает.
- Прохладно у нас нынче, прохладно, - подтвердила дежурная. – Но я вам по второму одеялу подкину.
Небольшой коллективный ужин из нижегородских продуктов и спать. Так начались мои ко-мандировки 1986 года.
В Катунино базируется самолётный комплекс спецконтроля, принадлежащий ВМФ. У моряков при аэродроме свой, что называется огород: помещения, материальная часть, дюжи-на матросов со старшиной, два мичмана и три офицера – кап.Ш, кап.П и кап.1. Как я посмотрел – лучшей службы срочникам нигде не найдёшь. Отличные помещения для жилья со всеми удобствами, своя кухня и столовая, где моряки сами себе готовили на совесть. Красный уголок как кинозал на полсотни мест. Просторные лаборатории, набитые нужной и ненужной аппаратурой И почти никакой гарнизонной службы. Круглосуточная охрана и больше ничего. Офицеры и мичманы жили с семьями в посёлке. Лётчики жили и служили по – лётному.
От гостиницы до аэродрома три километра. С семи до восьми всех спешащих на службу и работу развозят автобусы. Остальные после восьми добираются пёхом. Мы не успевали на транспорт, так как завтракали в общественной столовой, которая открывалась с восьми. На завтрак в столовой собиралось с полсотни человек. Рабочие, работавшие по найму на вре-менных строительных работах, командированные и ленивые домохозяйки. В столовой пода-валась очень вкусная сметана. «Холмогорская», - удовлетворённо и постоянно говорил Егоршин, облизывая ложку. Он откуда – то узнал, что существует холмогорская порода ко-ров, и нарочито выставлял нам свою компетентность. Но если к стакану сметаны добавить стограммовый бифштекс и чай с пирожком, то до трёх часов дня все были вполне работоспособны без перекусов. После трёх начинался разбор сделанного за день, длинный перекур с офицерами, и по домам. Получасовая прогулка утром и такая же вечером была своеобразным спортивным тренингом. Правда, если мороз был до двадцати. Но мягкая погода простояла недолго. Днём низкое солнце. Полное безветрие и минус тридцать, тридцать пять и поутру сорок. Погода 35 – 38 градусов ниже нуля по Цельсию. И только в Америке знают, сколько по Фаренгейту. И я знаю, что у героев Джека Лондона все сопли давно бы вымерзли. А у нас как бы всё так и надо. Только за три километра пешего хода до аэродрома меховые сапоги превращаются в жёсткую скорлупу. Ноги тёплые только потому, что в движении. Коленки, не прикрытые меховым полушубком и, несмотря на то, что под шерстяные брюки надеты шерстяные спортивные штаны, перестают ощущать и тепло и холод. Но вот и конечная цель. Краснофлотец отдаёт честь, и живительное тепло быстро справляется с охолодевшими сапогами, полушубком, шапкой.
