Остров свободы

до дряхлого раба. За него на рынке не дадут и двадцати денариев. Пусть будет свободен. Хоть завтра.

На следующий день, вскоре после восхода солнца, Кассий собрал всю фамилию и всех рабов.
- Сегодня мы, Гай Флавий Кассий и Лавиния, оповещаем всех, что волей нашей, Императора Рима Тита и по указу мудрейшего Божественного Клавдия даруем свободу нашему слуге Петронию из Сиракуз. Как свободный человек, наш бывший слуга решил направиться в храм Эскулапа. На то - его воля. Подойди к нам, Петроний.
Старик грек медленно подошёл к бывшим господам и встал на колени.
- Встань, Петроний из Сиракуз, - громко сказала госпожа Лавиния.
Старик медленно поднялся.
- В знак твоей свободы мы даруем тебе буллу. Это – знак твоего освобождения.
Хозяйка взяла в руки небольшой круглый бронзовый медальон на простой верёвке и надела его на шею Петрония.
- Теперь, о мудрый Петроний из Сиракуз, - ты свободен. Завтра ты отправишься в храм Эскулапа. Кузнец Ферб сопроводит тебя.
Видевшие церемонию рабы громко захлопали в ладоши и огласили воздух радостными криками. Старик поклонился Кассию и Лавинии, а потом, повернувшись, радостно улыбнулся стоявшему в стороне другу Фербу. Кузнец взмахнул рукой в ответ…  

Медленно, но верно работая вёслами, молодой кузнец Ферб направлял лодку к острову посреди реки Тибр, на котором высился величественным пантеоном храм бога-целителя. Вольноотпущенник Петроний сидел на корме, с грустью глядя на друга-дака, с которым ему предстояло вскоре  проститься.
Когда лодка достигла острова, Ферб спрыгнул на берег и помог ступить на землю и старому Петронию. На шее грека висела бронзовая булла – медальон, означавший его свободу.
- Что же, - сказал тихо кузнец. – Пора проститься, мудрый Петроний.
Старый грек вздохнул.
- Искусный Ферб, - с грустью ответил Петроний, – радость моей свободы омрачает лишь расставание с тобою.
Друзья обнялись.
- Вряд ли господа позволят мне навещать тебя, - вздохнул кузнец. – Что останется мне от тебя, старец, кроме твоих историй и басен?..
- Друг мой Ферб, - улыбнулся грек. - В бывшем жилище моём найдёшь ты свитки с моими мыслями и сочинениями.
- Как? – удивлённо воскликнул Ферб. – Ты не взял свитки с собою? Мне известно, как ты ими дорожишь!
Старик коснулся плеча кузнеца.
- Я оставил пергаменты для тебя, мой друг, - тихо сказал Петроний. – Надеюсь, ты не разучился читать по-латыни?
- Я помню, друг мой! Но если господин узнает, что раб-варвар владеет грамотой и что ты меня ей обучил, он отсечёт голову мне и прикажет сделать то же с тобою! – рассмеялся Ферб. – И не посмотрит, что ты теперь свободен!
Грек-вольноотпущенник и раб-варвар, посмеявшись, обнялись в последний раз.
- Хочу сказать тебе, Петроний, - произнёс уверенно кузнец. – Я также намерен стать свободным. Я стану гладиатором. И обрету свою свободу в честном бою на арене.
- А если вместо свободы ты обретёшь смерть? – с грустью в голосе спросил старый грек.
- Значит, на то воля богов, - ответил Ферб. - Но то, что человек должен свершить сам – боги не сделают за него. Ты учил меня этому, так ведь?
Петроний улыбнулся.
- Ступай, Ферб из Дакии, - тихо сказал старец. – Я научил тебя всему, что мог. Далее судьба твоя в руках твоих. Прощай.
- Прощай, мудрый Петроний. Прощай навсегда.
Молодой раб сел в лодку и поплыл к другому берегу.
Проводив лодку кузнеца взглядом, Петроний вздохнул, коснулся морщинистой рукой медальона, повернулся и медленно направился к храму.

Книдий, молодой врачеватель при храме Эскулапа, вошёл в покои своего учителя Юлия.
- Разреши, учитель, задать тебе вопрос, - начал Книдий. – Я столкнулся с некоторым затруднением при беседе с больным по имени Петроний. Он прибыл сегодня в храм.
- Что затруднило тебя, Книдий? – спросил седовласый Юлий, сидя за большим столом и изучая какой-то пергамент.
- Этот старик мне показался, - с сомнением в голосе ответил ученик, - блаженным. Сумасшедшим.
Юлий оторвался от своего пергамента и посмотрел на молодого медика.
- Чем же этот старец вызвал у тебя такие подозрения?
- Утром я спросил его, что беспокоит его, - отвечал Книдий. - Он, однако, ответил мне с улыбкой, что у него всё хорошо. Потом попросил не беспокоить его. Мне показалось странным, учитель, что дряхлого старика не заботят никакие страдания тела…
Юлий встал и подошёл к ученику.
- Ты ещё очень молод, Книдий. Этот человек не болен. А, если и болен, то болезнь его именуется счастьем.
- Не понял тебя, учитель, - недоумённо пролепетал медик-ученик.
- Я видел старика издали, - пояснил Юлий, глядя в окно. - На груди его булла, которую он бережно лелеет. Он был рабом – а стал свободен. Это и есть причина его счастья.
Пожилой медик посмотрел на молодого.
- Не беспокой его до завтрашнего рассвета, - распорядился Юлий. – Иногда человеку нужно совсем немногое. Пусть насладится своей свободой.

На утро следующего дня молодой лекарь Книдий вошёл в комнату, отведённую для прибывшего накануне старца. В маленькое окно проникал яркий свет утреннего солнца. Слышалось пение птиц.
Петроний лежал на своём скромном ложе, не шелохнувшись. Юный врач подошёл и коснулся плеча старика. И понял, что кожа его холодна.
Старец не дышал. И сердце его не билось.
Рука Петрония, бывшего раба из Сиракуз, сжимала крепко бронзовый медальон, а на лице старика застыла благостная улыбка.

 
2010 г.