АРИСТОФАН

юнцах, разгуливающих прямо по Панафинейской улице(*15).

АРАР: Могу тебя успокоить, отец. После гимнасиума мы отправились именно на Панафинейку.

АРИСТОФАН: Кто бы сомневался.

АРАР: Так вот. Там пока что-то не видать ни пестрых, ни белых ленточек…. Зато мы сегодня наблюдали за петушиными боями.

АРИСТИП: (перебивая) Сейчас я вам расскажу историю про петуха. Один петух во дворе топчет курицу. Из дома выходит хозяин и бросает горсть зерна. Петух забывает про курицу и начинает клевать зерно. Хозяин со вздохом произносит:
- Не дай Зевс так оголодать!

Все смеются.

АРАР (продолжает): Так вот...мы с Филиппом поставили четыре обола на крупного петуха с зеленым оперением груди и живота. Хвост и крылья у него были фиолетовыми, а бордовый гребень разделен на три борозды.

АРИСТИПП: Какой разноцветный петух.

ФИЛИПП: А какая у него была широченная грудь. И сильные упругие ноги! Красавец! Глаза злючие, налитые, коричнево-красноватого оттенка. Перед боем нашего петуха накормили чесноком, прикрепили к лапам бронзовые звонкие шпоры.

АРАР: А против него выставили какого-то замухрышку. Мерзко-мышиного цвета, с мерзкими свислыми крыльями и такой же мерзкой маленькой головой.

АРИСТИПП (вставляет): С такой петушку легче избежать травмы.

ФИЛИПП: И как же этот плюгавик вчистую отделал нашего петуха!
Он не просто наскакивал на соперника, вовремя уклоняясь от ударов клюва и крыльев, но знал наперед, когда и в какое место нанести решающий удар.

АРИСТИПП: М-да. Вам впредь нужно делать ставки на разных петухов. Тогда вместе вы никогда не будете в проигрыше.

ПЛАТОН: Впрочем, и в выигрыше тоже.

АРАР: А потом Филипп там же, на Агоре, вступил в поэтический поединок с Фулоном.

АРИСТОФАН: И что, тоже на деньги? И чем эта схватка отличалась от петушиного боя?

АРАР: Лучше не спрашивай. В конце концов, Фулон обвинил Филиппа в использовании кусков из комедий Аристофана.

ФИЛИПП: А потом Арар соревновался с каким – то, к счастью хлюпким, юнцом! И Арара также обвинили в том, что он пил из того же источника.

АРИСТОФАН: И что?

АРАР: Тогда нам пришлось подраться, используя противников в качестве кожаных мешков с песком.

АРИСТИПП: И что?

ФИЛИПП: А они использовали нас.

АРСТИПП: И здесь я могу предложить блестящее решение – пусть Филипп и Арар соревнуются только между собой, и тогда выиграет тот, кто натырит более удачные строфы.

АРИСТОФАН: У меня они все удачные.

АРАР: А потом мы ходили в порт поглазеть, как полураздетые шлюхи завлекают клиентов в свои объятья. А на одной из извилистых улочек обнаружили на песке отпечаток от женских сандалий с надписью - «следуй за мной». И тут же приметили и хозяйку в круглой остроконечной шляпке. У нее были большущие карие глаза и огромным чувственный рот.

ФИЛИПП: И такие мощные ляжки!

АРАР: И мягкий, выпуклый живот!

ФИЛИПП: И крепкие ягодицы!

АРАР: И она кокетливо покачивала широкими бедрами.

АРИСТОФАН: Дальше можете не продолжать. Я закончу за вас: ее груди не уместились бы в ладонях. У меня впечатление, что эти молодые люди подслушали наш недавний разговор. Аристипп, они явно твои приверженцы.

АРИСТИПП: И как эти приверженцы завершили свой визит в порт?

ФИЛИПП: Арару досталась та самая, в шляпке, а мне ее подружка, которая оказалась дочерью одного афинянина по имени Стефан, который заманивал богатеньких чужестранцев, пользуясь чарами своей жены. Затем он заставал парочку во время соития и требовал денежки от одураченного сластолюбца в качестве отступного. Таким же образом он использовал собственную дочь. Вот так она и стала проституткой.

ПЛАТОН: Какой мерзавец!

ФИЛИПП: А потом шлюшки, развлекали нас, играясь с кожаным олисбосом(*16).

АРИСТИПП: Лучшие олисбосы, скажу я вам, делают в Милете.

АРИСТОФАН: Одна хитрая женщина, чтобы жениться на собственной подруге для завладения её наследством, предлагала исполнять супружеские обязанности с помощью этой штуковины, пристегивающейся ремнями к бедру толчковой ноги.

ПЛАТОН: Неужели согласилась?

АРИСТИПП: Конец этой истории мне не известен.

ПЛАТОН: Ну вот, еще одно свидетельство падения наших нравов.

АРИСТИПП: Филипп, подскажи-ка мне адресок этих шалунишек. Нужно их будет навестить. И много ли они берут?

ФИЛИПП: По две драхмы за ночь.

АРИСТИПП: Однако, дороговато...

АРИСТОФАН: Рассказывают, будто брат Сафо(*17) выкупил из рабства египетскую гетеру Родопу за такие деньжища, которых хватило на строительство целой пирамиды…

АРИСТИПП: Одна гетера за ночь запросила кругленькую сумму, которой у ее воздыхателя отродясь не водилось. Затем парню, можно сказать, повезло - через несколько дней ему приснилось, что он овладел этой самой гетерой. Кувыркался с ней во сне до самого рассвета. Так она потребовала заплатить ей и за это удовольствие. И даже обратилась в суд.

АРИСТОФАН: И что решили судьи?

АРИСТИПП: Они постановили, что обвиняемый обязан принести деньги в сосуде, но что гетера может лишь протянуть руку за его тенью.

ПЛАТОН: Ну, это не совсем справедливо, ведь юноша блаженствовал, а женщине ничего не досталось.

АРИСТОФАН: Коли нет денег на шлюх, получай дармовые удовольствия возле жены.

ПЛАТОН: Надеюсь, ты имеешь в виду собственную, а не чужую.

АРИСТИПП: А я надеюсь, что ты подразумеваешь чужую, а не свою.

ПЛАТОН: Как считал Сократ - женишься ты или нет — все равно раскаешься.

АРИСТИПП: Но он же утверждал и другое: жениться нужно, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая — станешь философом.

АРИСТОФАН: Вот он и стал философом. Аристипп, ответь мне на вопрос – могут ли наши жены быть гедонистками?

АРИСТИПП: Как это? Повтори, пожалуйста, то, что ты сейчас произнес.

АРИСТОФАН: Могут ли жены афинян быть последовательницами твоего учения?

АРИСТИПП: Ты меня удивил, Аристофан. Я даже сперва не понял твоего вопроса. Любая жена должна придерживаться строгих нравов. Ей не пристало быть умнее, чем полагается. Её главная обязанность - рожать и воспитывать детей.

ПЛАТОН: Полностью поддержу Аристиппа. Брак – это наше исполнение обязательств перед богами. Каждый гражданин просто обязан оставить после себя детей. И что очень важно – чтобы наши дети продолжали поклоняться тем же богам. А холостой афинянин должен расплачиваться за безбрачие денежным штрафом и потерей гражданских прав.

АРИСТОФАН: Но ведь случалось, что женщины главенствовали даже над богами.
Вспомните царицу Лидии Омфале, заставившую самого Геракла переодеться в женское платье и выполнять у ее ног женскую работу. А она, нарядившись в львиную шкуру, размахивала перед его носом палицей.

АРИСТИПП: Ну. То царица. И если честно, я не очень верю в эту историю.

АРИСТОФАН: Может, наши строгие правила в отношении жен со временем и смягчатся. И придет время, когда женщинам будет разрешено находиться в мужском обществе хотя бы в присутствии мужа. А то получится как в истории с царем Гиероном, которого высмеяли за плохой запах изо рта. Царь тогда в гневе спросил жену, почему она ему никогда об этом не говорила. «Я думала, так пахнут все мужчины» - был её ответ.

АРИСТИПП: А у тирренцев(*18) женщинам дозволяется участвовать в трапезах вместе с любым понравившимся мужчиной.

АРИСТОФАН: Скажи еще, что женщины получат право отказывать нам в ласках.

АРИСТИПП: Ну, ты же именно об этом писал в своей «Лисистрате», когда афинянки объявляют бойкот мужчинам до тех пор, пока те не прекратят войнушку.

АРИСТОФАН (цитирует самого себя):
Когда сидеть мы будем надушенные,
В коротеньких рубашечках в прошивочку,
С открытой шейкой, грудкой, с щелкой выбритой,
Мужчинам распаленным ласк захочется,
А мы им не дадимся, мы воздержимся,
Тут, знаю я, тотчас они помирятся.
Да, весьма неплохо написано…Но это же комедия! Чтобы жена мне не дала что с войной, что без? Голова у нее что ли болит?

АРИСТИПП: А давайте выпьем сладкодушистого вина. Как говаривал один мой знакомый(*19): Я должен смешать три чаши: одну во здравие, вторую за любовь и удовольствие, третью - для хорошего сна. Выпив три чаши, мудрые гости отправляются по домам. Четвертая чаша уже не наша, она принадлежит насилию; пятая - шуму; шестая - пьяному разгулу; седьмая - подбитым глазам; восьмая - блюстителям порядка; девятая - страданиям и десятая - сумасшествию и крушению мебели.

АРАР: Глаз мне сегодня уже подбили в драке. Поэтому, дойдя до седьмой чашки, я ничем не рискую! Может, потом сыграем в коттаб? Ты, отец, ведь когда-то был большим любителем плескануть остатками вина из бокала по самой крутой траектории, стараясь попасть в уравновешенный на подпорке сосуд. Или в голову металлической фигурки.

АРИСТОФАН: Мои глаза стал подводить меня, да и руки дрожат…

ФИЛИПП: (разглядывая стол) А мяса птицы у нас нет? Я так люблю поглодать куриные крылышки.

АРИСТОФАН: Как там у Гомера:
Декламирует:
Даже в рощах священных покоя вам нет,
Даже здесь припасли птицеловы для вас
 Петли, сети, капканы, тенета, силки,
Западни и манки, тайники и сачки.
Птиц наловят — и скопом несут продавать.
Покупатели пальцами щупают вас…
И уж если считают съедобными птиц,
Пусть бы ели, изжарив, — и дело с концом!
Нет, и сыру накрошат, и маслом польют,
Кислым уксусом, зеленью сдобрят еду,
Сладковатой подливкой займутся потом,
Приготовят и теплою, жирной струей
 Обольют они вас…

Нет, то не Гомер, я же сам это насочинял. А неплохо получилось…

АРИСТИПП: Птицу нужно заколоть в голову через рот. Пусть она будет с душком, как куропатка: если она в перьях, то ощипли ее. И начинай варить, а затем, выгрузив в миску зелень и добавив куски птичьего мяса, подавай к столу. Летом вместо уксуса положи в подливку гроздь незрелого винограда. Когда сварится, вынимай еду из горшка вместе с гроздью раньше, чем из винограда выварятся косточки, а потом подкроши сухарей(*20).

АРИСТОФАН: А еще хорошо рыбкой побаловаться. При персидском дворе выдавали щедрое вознаграждение тому, кто изобретал новое рыбное блюдо.

ПЛАТОН: Да, рыбку и я люблю. Сейчас бы заглотнуть десяточек пелорских моллюсков. Или сготовить жирненького озерного карася: смешиваешь молоко с топленым салом и крупой, добавляешь свежего сыра, яичных желтков и мозгов, завертываешь карасика в душистый лист фигового дерева и варишь в бульоне из кур или из молодого козленка… затем вынимаешь его, снимешь лист и кладешь в сосуд с кипящим медом(*21)….

АРИСТИПП: Один странствующий спартанец на постоялом дворе отдал хозяину рыбу, которую принёс с собой, и попросил приготовить её на ужин. Тот согласился, но отметил, что для приготовления ужина ещё потребуется хотя бы масло и хлеб. На что наш спартанец ответил: Будь у меня масло и хлеб, стал бы я связываться с этой рыбой.

 (Все смеются.)

ПЛАТОН: А еще я обожаю сладкое. Вот вам секрет одной потрясающей вкуснятины. Берёшь сухие фрукты - сливы, инжир, черный и золотистый изюм, добавляешь миндаль и грецкие орехи, все это меленько нарезаешь и поливаешь аттическим медом - таким, который стекает с ложки. Ну, в общем, свежим, не засахарившимся – ведь хороший мёд засахаривается не позднее ноября(*22)….

АРИСТОФАН: И запиваешь все это божественным кикеоном, приправленным козьим сыром, ячменной мукой, луком,