почувствовав на себе его сальный взгляд, обернулась:
– Князь, и вы здесь? – она была ещё более прекрасна, чем того ожидал ученый: гладкое чистое лицо, высокий лоб, ослепительная улыбка.
«Откуда она знает, что я – князь? – попятился назад Глинский, – Бесовщина какая-то. Тогда могла бы знать, что мой род утратил княжеский титул к XVIII веку…»
– Для меня ты всегда князь! – угадала она мысли Александра, и взяла его за руку. От прикосновенья её руки примерный муж возбудился ещё сильнее и, стыдясь этого, зарделся румянцем – Нравлюсь я тебе? – прошептала она ему на ухо нежным, певучим голосом, – Хочешь меня? Ну, тогда становись подле меня, помолимся вместе за род твой – душегубский!
Сбивая с ног людей, несостоявшийся любовник шарахнулся в сторону.
– Ха-ха-ха-ха! Ух, ха-ха-ха! – прыснула она звонким задорным смехом, – Князь, ну куда же вы? Идите ко мне, вы такой душка!
«Господи, я, наверно, тоже бесноватый! Оттого и ломает меня в святой церкви, восстают во мне против Бога истинного все еретические книжки, читанные мной от лени праздной!» – задохнулся догадкой Глинский и заставил себя оставаться на месте.
И снова стал слышать отца Сергия:
– Вы все считаете себя верующими. Постов не соблюдаете, книг священных не читаете, молиться – не молитесь, в церковь ходите, только когда окончательно припечёт. Жрёте, пьёте, прелюбодействуете, друг друга ненавидите, во лжи погрязли. Что же у вас за вера такая?! Тут ко мне как-то бабушка пришла, божий одуванчик: «Батюшка, помоги сил больше никаких нет: дочь – гуляет, пьёт, сын – в тюрьме, внуки, кроме слова «дай» ничего не знают. Весь дом на мне, кручусь, как белка в колесе…» Начинаем разговаривать и выясняется, что старушка эта, ведьма старая, водкой на дому торгует, стеклоочистителем: и увидел я слезы и стенанье семей этих несчастных пьяниц, что из дома последнее к этой бабке тащат и страшно мне стало, вознегодовало моё сердце, так бы и придавил, как клопа, гадину! Но смирил я себя, Христос помог! «Брось, – говорю, – народ морить, покайся в окаянстве своем!». «А как я, батюшка, жить тогда буду?». И это касается не только этой старухи. Сказано апостолом Павлом: «Человек сам слаб, чтобы противостоять соблазнам, но горе тому, через кого они приходят». Слышите меня, писатели, ученые, учителя, артисты, журналисты, представители этой власти богоборческой?! У нас чиновники пока только рейтинги считать научились, да деньги на своих счетах, а сколько в ваш адрес каждый день проклятий поступает от народа вами обманутого и вами же замордованного – этого вы не знаете. Думаете, что вы Кощеи Бессмертные? И от смерти планируете откупиться и от Божьего суда? Господи, прости меня, окаянного! – отец Сергий опустился на колени и коснулся головой пола, – Не дай мне, Господи, уподобившись толпе принять "глубины сатанинские" и пойти по тёмной и трагической тропе гордыни и компромисса со злом. Научи меня, Господи, вразумить народ русский. С радостью, Господи, приму за имя твоё самую лютую смерть и хулу, и гонение, сподоби меня недостойного. Многие думают: «А погрешу, пока молодой, покаяться никогда не поздно, вот начнёт плоть дряхлеть, тогда и заживу праведно». Ложь! Времени не осталось! Как сжигают в печке вшивое белье, так и Бог сожжет землю! И что её жалеть? Посмотрите, во что превратил её человек?! Как он её «обустроил»? Мы отошли от законов природы, а законы природы – это законы Бога. Ученые насчитали около 5400 видов воробьев. Так что же они между собой не скрещиваются, взяли бы да объединились бы в один вид по примеру нашей глобализации, ан нет – хранят чистоту вида. Зачем? Господи, какие же мне ещё примеры вам привести?! Чтобы вы берегли свой язык, культуру, веру, Родину? Одно только может спасти человечество от полного уничтоженья, что Бог, увидит, что дети ваши и внуки будут душевно чище вас.
После этих слов началась молитва:
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых, помилуй нас. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, душы нашя, – и трижды: Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй нас.
Впервые за все время Глинский молился горячо и страстно. Взор застили слезы, а уши словно были заложены ватными пробками, все действие происходило как в тумане: бесноватые вырывались, отец Сергий ловил их, заламывал и совершал обряд помазании тела елеем, призывая на человека благодать Божия и исцеляющая немощи душевные и телесные. Кто плевался, кто тут же обессиленный падал на пол, некоторые даже благодарили священника:
– Это не меня, а Бога благодарите, я ничего не делаю – это все Он, – скромно отвечал батюшка.
Не дожидаясь конца службы, Глинский вышел из церкви, собороваться ему все равно было нельзя, так как он не постился и не исповедовался. А впрочем, нужно ли это было ему? Этого он не знал…
В Боголюбове пышно цвели липы и в воздухе пахло медом. Небо было синее-синее и по нему, словно по бескрайнему морю величаво плыли пышные облака, как плыли они и сто, и тысячу, и миллионы лет назад. За мошкарой стремительные, как молнии носились ласточки.
Мимо Глинского незнакомый мужик вёз на тачке два мешка цемента.
– Как служба? – слегка щурясь, поинтересовался он.
– Хорошая!
Мужик удовлетворённо кивнул:
– Нашего батюшку зовут – бесогоном! Во всей епархии такого второго нет, из Москвы к нему едут, – он кивнул на московские номера Глинского. – Я раньше верил с пятое на десятое – теперь каждое воскресенье в церковь хожу. Отец Сергий у нас суров! Глядишь и заживем с ним когда-нибудь праведно, если только не убьют его, как Александра Меня, или ещё чего не случится.
Не обмануло чутьё русского мужика! Через пару месяцев Глинский прочитал в газете, что отца Сергия обвинили в экстремизме и лишили сана…
