ВРЕМЯ ХАМА (Фильм второй часть третья.) Сашка.

втыкает в грудь хозяина шашку, подходит к часам. Ставит стрелки на половину шестого, нажимает в центр.
                         Раздается щелчок. Корпус напольных часов чуть отходит от стены.
                         Поворачивает часы.
                         За ними - вделанный в стену старинный сейф с бронзовыми ручками.
                         Набирает код. Открывает. Все полки кроме верхней забиты деньгами: Доллары, рубли, дойч-марки.
                         Снимает с верхней полки несколько папок с документами. Открывает одну, начинает читать.
                         Входит тот, кого мы привыкли называть "Лейтенант".
                         На нем майка, галифе с генеральскими лампасами и тапочки.
Лейтенант: - А я слышу - у соседа, то орут, то стреляют...
                         Скуратов читает. Не отвечает.
Нашел что-то интересное?
Скуратов: - (не поднимая головы от бумаг) "Интересное", родной у Булгакова.  В "Собачьем сердце" интересное. А здесь - все нужное.
Лейтенант: - (еще раз оглядывает убитого) В министры метишь?
Скуратов: - (читает) На пенсию мечу...Как все нормальные Советские граждане. (с нескрываемой иронией) "В министры", это ты у нас горазд!
Лейтенант: - Считаешь - рано?
Скуратов: - "Ничего не бывает рано", Родной, "Ничего не бывает поздно". "Все бывает только вовремя!" Конфуция читать надо, родной.
Лейтенант: - Но если вовремя, почему такая ирония?
Скуратов: - А нам с тобой "министерство" не нужно. Правда, по разным причинам. Тебе оно не нужно, потому, что реальной власти не дает. Будешь потом всю жизнь в "шестерках" бегать. А я Горбачева и так за кадык подержу. Потому, что только что, кое-кого из его политбюро за яйца поймал. (трясет папкой с документами) Ладно, бывай. Пойдемте, Екатерина Егоровна.
Лейтенант: - А с этими, что?
Скуратов: - Разберешься. По-моему вот он (показывает на второго охранника) Все здесь покрушил, всех здесь порешил. Хотел хозяина ограбить. (показывает на сейф) Но, кто-то его кончил и сам все забрал.
                             Уходит.
                             Следом за ним уходит Екатерина Егоровна.  
                             Лейтенант подумал. Уходит.
                             Через минуту возвращается. В его                                     руках целлофановый пакет.
                             На руках резиновые "хозяйственные" перчатки.
                              Вытирает рукоять шашки, вынимает ее из груди убитого, вкладывает в руку второго охранника.  
                             Поднимает его пистолет, засовывает в кобуру.
                              Поднимает Браунинг, стирает отпечатки, вкладывает его в отрубленную кисть хозяина.
                              Подумал, снимает с кисти дорогие часы. Бросает их в пакет.
                              Подходит к сейфу, начинает методично перегружать деньги в пакет.

                                       1989г.
                              Москва. Раннее утро.
                              Площадка под одной из многоэтажек.
                              Дворник. Поднимает голову, удивленно смотрит на падающего человека.
                              Упал. Это Скуратов. На нем форма Генерал-полковника МВД.
                              Камера на мгновение останавливается. Фиксирует.
                              Резко поворачивается в сторону и мы успеваем заметить отъезжающую черную "Волгу"
                              и сидящего в ней Лейтенанта.  
                              Поднимается к окну, из которого "выпал" Скуратов.
                              Рабочий кабинет Скуратова.
                              В кабинете двое молодых людей в одинаковых костюмах.
                              Они совершенно не обращают внимания на Екатерину Егоровну, стоящую в дверях
                              и переводящую пистолет с одного молодого человека на другого.
                              Один из них открыл кейс и выгрузил из него точно такую же бутылку Коньяка,
                              что и на столе у Скуратова.
                              Достает такую же рюмку. Чуть плещет в нее из бутылки.
                              И убирает в кейс рюмку и бутылку стоящие на столе.
                              Замечает игрушку-сувенир. Отводит в сторону шар, отпускает.
                              Второй, вытянув шланг из портативного пылесоса, встроенного в Кейс, чистит палас.
                              Екатерина Егоровна, провожает взглядом качающиеся шары.Наконец, они останавливаются.
                              Вставляет ствол пистолета себе в рот, нажимает на спуск. Падает.
                              Перешагнув через нее, оба молодых человека уходят.

                                      2004г.
                              Сашкина квартира.
                              Те же.
                               Маша ставит еще две рюмки.
                              Сашка плещет в рюмки водки, накрывает их кусочками хлеба.
Глеб: - (задумчиво смотрит на рюмки, поднимает свою) Шесть человек нас было...Остались только мы с тобой...Все ушли...А, там, и правда - знали кого посылать.
Сашка: - Семеро нас было, Глеб...(замечает удивленный взгляд Глеба) Ах, да! Ты же не знаешь.  

                                      1967г.
                               Кабинет Скуратова.
                               Сашка.
                               Екатерина Егоровна у окна.
Скуратов: - (собирается уходить) А, Екатерину Егоровну ты не обижай. Не уходи. Ей много чего, тебе рассказать надо. (уходит)
                               Молчание.
Сашка: - Екатерина Егоровна, почему Вы так женщин не любите?
Екатерина Егоровна: - (после некоторого молчания. не поворачиваясь к Сашке)) В тридцать втором... У нас все зерно выгребли...Даже на посевную не оставили. Мужики наши уполномоченных побили а сами в лес... Пришли солдаты и все, что было запасено на зиму, в погребах - выгребли. Зиму мы еще как-то продержались а к весне совсем плохо стало... Николенька - брат...Я его совсем не помню...В амбар колхозный полез...Его там и застрелили. Он так и лежал возле амбара. У мамы сил не было его убрать... Потом Жучка родила. Мама щенков убивала и нам с Оленькой - сестренкой варила. Напополам с корой да крапивой прошлогодней... Оленька...Ей тогда два годика было, титьку Жучкину нашла да сосала...Есть хотела...А потом она умерла. Под печкой зернышки нашла, отраву мышиную. А, потом мама хотела Жучку зарубить да палец сбе отрубила. Не встала больше... Я выжила, потому, что проталинки появились. Травка из земли полезла...А потом деревню сожгли. Меня, какой-то Чоновец в Жучкиной будке нашел, да в город отвез. В детдом...(поворачивается) Я не всех женщин не люблю, Саша. (подходит, садится рядом) Я тех женщин не люблю, которые тогда, когда Николеньку за горсть зерна с мышиным говном вперемешку, застрелили, когда я травку жевала, маме в рот запихивала, думала:"Покушает - встанет"...Когда Оленька Жучку сосала, без щенков оставшуюся...(голос ее наполняется ненавистью) В папиных партийных пайках ковырялись - вкусненькое искали! Я тех женщин не люблю, которые и сейчас, как куры в жизни ковыряются, вкусненькое ищут... Я и замуж в 41м, еще девчонкой выскочила, думала - детишков нарожаю, забуду все...Да, видно, отморозила я себе что-то, когда маму мертвую своим тельцем маленьким, отогреть пыталась...Думала, встанет...Я и в медицинский потом поступила, болезнь свою вылечить хотела...(Достает крестик, показывает Сашке) Мамин...(ласкает, треплет воображаемых) Оленька...Сестреночка...Жучечка...Щеночки...(плачет. Совсем по детски вытирая кулачком глаза и всхлипывая) Они думали, что я все забыла... Имя дали - Екатерина. Так заведующую звали. Отчество, по имени того Чоновца...Фамилия - Найденова. А я все помню! Я - Воронина Нина Никаноровна! Крестьянка! И родилась я для того, чтобы хлеб растить и народ кормить.
Сашка: - (С невольным состраданием) Бог Вам судья, Екатерина Егоровна. (наклоняется, целует женщине руку.)

                                         2004г.
                               Сашкина квартира.
                               Те же.
                               Маша всхлипывает, вытирает глаза.
                               Машаня испуганно прижимает к себе кота.
Глеб: - ( плещет в свой фужер водки, накрывает его кусочком хлеба, подвигает к остальным - "поминальным". Подходит к своей сумке, достает ладанку Сомова.) Чоновец...Это отец Сомова был. Его на обратном пути убили и под лед отправили. Сомов рассказывал.
Маша: - (все еще всхлипывая) Можно?
                               Глеб кивает.
(развязывает ладанку)
                              Старая медная иконка Богородицы с Младенцем,
                              накрепко склепанная с Георгиевским крестом никелированной "люгеровской" пулей.
                              Глеб сидит, задумчиво катая в руке рюмку с водкой...Печально смотрит куда-то в сторону.
                              Маша ставит две фарфоровые чашечки для кофе. Рюмок уже не осталось.
                              Плещет водки, накрывает хлебом.
Сашка: - Ты о чем?
Глеб: - (после некоторого молчания. В печальном восхищении) Бабы русские... Кто-нибудь, когда-нибудь додумается им памятник поставить? За любовь, за жертвенность...
Сашка: - Я в 83м с каторги бежал. Поймали...И в другое место. Опять бежал. Снова поймали. Ноздри рвали...Тогда, так беглых клеймили. И в такие работы засунули! Шахта старая, еще Демидовская...Руду добывали...И выход из этой шахты, только один - "вперед ногами". Ходили, правда легенды, что кто-то по концу срока вышел...Норму выполнишь - поесть опускают... И собрался я, было - совсем помирать да, однажды - бью свою штоленку и на корешок наткнулся. Сосенка с поверхности проросла. Начал я его обкапывать...Мягкий! Сочный!...Душистый...И, вдруг, понял: "Раз проросла, значит земля мягкая и до поверхности недалеко!" Откуда только силы взялись!? Впервые Бога возблагодарил, за то, что плохо кормили... Недели полторы копал. Худой...Как уж в щель между скал протиснулся, вылез...

                                       1084г.
                              Урал. Март. Склон горы.
                              Из под корней сосны выползает Васька-ноздря - Василий Захарович Плотников.
                              Закрывает мгновенно ослепшие от света глаза, на ощупь находит горсть снега. Жадно сосет. Нагибает ветку, объдает "шишечки". Улыбается.
Голос Прокопа за спиной: - Ну, будя...Повалялся, пора и честь знать.
                              Ноздря поворачивается, открывает подслеповатые, слезящиеся глаза.
                              На поваленной березе, почти у самого слома сидит Прокоп. Охранник. В шинели, добротных сапогах...
                              Ружье - "Бердану" и кожанную "наплечную" сумку прислонил к березе рядом.
Пошли, Ноздря! Премию за тебя получать буду....Бить не буду. Не резон мне, тебя на себе тащить. Тебя там встретят.
Ноздря: - (тихо) Побойся Бога, Прокоп...Дай подышать.
Прокоп: - (равнодушно) Дыши. Чай недолго осталось. (отворачивается)
                           Ноздря лихорадочно ищет выход.
                           Замечает крутой склон, почти сразу за Прокопом. Сломанную березу, на которой сидит охранник и вершину березы, прямо у своих ног.
                           Хватает вершину березы, натужно кричит, семеня ногами бежит к обрыву.
                           Береза приподнявшись. толкает Прокопа под ноги. Тот, теряя равновесие, падает, почти летит по крутому склону.
                           Ноздря опускается на землю. Тяжело дышит, ползет к кожаной сумке у березы.
                           Открывает. Литровая бутыль молока, заткнутая деревянной пробкой и огромная краюха хлеба, в чистом рушнике.                                                    
                           Жадно. Давясь и не пережевывая, кусает хлеб, запивает молоком.
                           Останавливается. С сожалением смотрит на бутыль, затыкает пробкой. Заворачивает остатки хлеба в полотенце, вешает сумку на плечо.
                           Поднимает ружье, осторожно спускается к